— О чем я думала? Могу сказать. Думала о том, как близка от нас смерть; как бы сказать точнее? Не найду слов,— мы сейчас говорим о любви, шутим, а на рассвете немцы пустят танки...
Малышев взял девушку за руку, посмотрел ей в глаза.
— Если мы можем говорить в такое время обо всем этом и шутить, Анна, это показывает, что мы сильные, а не слабые.
— Отдохните немножко, Аник,— сказал Ираклий,— ведь вы целый день под огнем перевязывали, переносили раненых.
— Верно, попытайтесь поспать,— подтвердил Малышев.
— Я не устала,— сказала Аник,— выйду из блиндажа, немного подышу свежим воздухом.
У выхода из блиндажа Аник вскрикнула: на пороге она столкнулась с Каро.
Несколько минут назад Каро был ее мечтою, ее тоской, ее плачем и радостью. И вот он стоял перед ней. Каро вручил капитану Малышеву пакет. Малышев быстро вскрыл конверт, прочел бумагу.
— Пойдемте к комиссару,— сказал он Ираклию,— а вы, товарищ боец, отдохните в этом блиндаже. Через час понесете пакет командиру полка.
Едва Малышев и Микаберидзе ушли, Аник бросилась к Каро.
— Каро, как я боялась, что больше не увижу тебя! Не знаю, почему я так боялась! Сядем. Садись рядом со мной. Говори, говори, хочу слышать твой голос!
В блиндаже сладко пахла увядшая трава. Между бревнами были воткнуты засохшие пучки дикой гвоздики, кто-то в дни боев принес их в «дом» командира батальона.
Держа в своих руках руки Каро, Аник смотрела ему в глаза и шептала едва слышным голосом, словно боясь, что кто-то ее услышит:
— Не думай, я не трусиха, смерти не боюсь, попадет пуля в грудь или в лоб — и все. Только тебя потерять боюсь. Ну, скажи мне что-нибудь хорошее, ласковое.
Каро обнял ее.
— Стосковался я по тебе.
Аник целовала его руки, огрубелые руки рабочего и солдата, темные руки, пахнущие землей.
— Вчера я видел тебя во сне.
— Какой, убитой?
— Нет, мне снилась мирная жизнь. Будто в типографии комсомольское собрание. А на тебе красивое платье. Прошла ты по залу и не заметила меня.
—- И ты рассердился? — перебила Аник.— Не может быть, даже во сне не могло случиться, чтоб я тебя не заметила. Я тебя всегда вижу. А дальше?
— А дальше ты выступила, говорила о книге «Как закалялась сталь», я ее набирал. Началась бомбежка, все выбежали из зала, и я тебя потерял. А когда я проснулся, и в самом деле бомбили.
— А мне так хочется увидеть тебя во сне, и никогда тебя не вижу.
Она всматривалась в его лицо.
— Ты не меняешься, глаза те же, ты такой же, как прежде. Только усталый очень. Положи голову мне на колени.
Они замолчали, прислушались к голосам пушек, треску пулеметов. Сердца их были полны тишиной, любовью, верой, миром, тоской. Подольше бы тянулся этот час, подаренный им суровой военной жизнью.
Каро гладил лоб девушки, прижался губами к ее волосам, сердце его билось сильно, и он уж не слышал грохота пушек.
Неужели солдат имеет право быть таким счастливым? Он похолодел от страха при мысли, что он может потерять свое счастье.
— Знаешь, Каро, я хочу что-то сказать тебе...
И с прямотой, на которую способны лишь самые чистые натуры, она, глядя прямо в глаза ему, сказала:
— Я хочу быть твоей женой, Каро. Мне так страшно думать, что смерть может разлучить нас.
— Аник, мы никогда не потеряем друг друга, нашу любовь нельзя убить.
Вернулись Малышев и Ираклий. Комбат вручил Каро пакет. И вот Каро вышел из блиндажа...
Аник казалось, что он не был в блиндаже, ей лишь померещилась эта счастливая встреча.
— Вы бы отдохнули,— сказал ей Малышев,— завтра всем нам тяжело придется.
— Ложись, сестричка,— сказал Ираклий и положил поверх еловых веток, устилавших пол, свою шинель.
VI
Рано утром немцы начали атаку, открыли ураганный огонь.
Аник переходила из окопа в окоп, перевязывала раненых. Она не знала минуты отдыха, не успевала стереть со лба пот. Два человека умерли у нее на руках. Она видела, как бледнеет лицо, как безжизненно стекленеют глаза. Но вот наступила короткая передышка. Аник, чувствуя изнеможение, пришла на командный пункт батальона. Малышев протянул ей бинокль.
Это была знакомая суровая и безрадостная картина: развороченная боевая земля, тела убитых в молодой, весенней траве.
— Смотрите вон туда, левее кустарника.
Аник вновь посмотрела в бинокль. Люди лежали кучно, один к одному, а вокруг рвались снаряды. Поднятая взрывами земля, желтый и серый дым заполняли воздух.
— Это залегла немецкая пехота? — спросила Аник.
— Да. Но эта пехота больше не встанет. Это трупы. Аник увидела, как сквозь огонь и дым движутся
советские бойцы. Вот один, передовой, бежит, пригнувшись. Залег. Неужели убит? Нет, снова поднялся, но кажется, он ранен. Неужели это Ираклий?
— Ираклий ранен! — крикнула Аник и, протянув Малышеву бинокль, выскочила из окопа. В этот миг она не думала о своей любви, о Каро, о близости смерти. Только одна властная, как инстинкт, мысль владела ею — поспеть, спасти раненого! Вблизи от нее разорвался снаряд, ее закидало землей, воздух стал тяжелым, удушливым. Вот он, светлоголовый Ираклий
Микаберидзе. Он лежал на земле. Аник побежала, прилегла рядом с ним. Она видела, как пули вонзаются в землю, секут стебельки травы.
— Ираклий! — крикнула она.
Ираклий узнал ее. Гимнастерка на его левом плече была окровавлена.
— Опирайся на меня, Ираклий.
— Сам пойду,— проговорил Ираклий,— соберу силенки, сам пойду.
— Опирайся на мое плечо! — и Аник властно потянула его за здоровую руку.— Нельзя лежать на одном месте, убьют.
Они то ползли, то шли, согнувшись. Вот и овраг.
— Передохни немного, Ираклий.
Ираклий посмотрел на фляжку Аник, попросил воды.
Аник поднесла флягу к его губам. Пальцы ее дрожали, вода лилась на грудь раненому.
Аник видела, как пули молотят по покатому склону холма,— стригут, рвут траву, как облетают красные маки.
— Идем, мы почти дошли, идем,— произнесла Аник.
И вдруг ее словно ударили топором по пояснице, рассекли пополам. Она вскрикнула и упала.
На миг Ираклий забыл о своей ране. Он смотрел на лицо девушки.
Аник раскрыла глаза и увидела большой цветок красного мака, цветок казался огромным, заслонял небо.
Ираклий лил из фляжки воду на ее лоб.
— Скажи что-нибудь, Аник, почему ты так странно смотришь?
Услышав знакомый голос, девушка очнулась.
— Я ранена? — спросила она.
— Ничего, теперь моя очередь помочь тебе. Ираклий гладил ее волосы, мокрый лоб.
— Какая прохладная у тебя ладонь,— прошептала Аник,—какое жаркое солнце... Я помню твою мать... большие, большие черные глаза были у нее и добрая улыбка... А Каро опоздал, почему опоздал Каро?
VII
Тигран видел, как в палатку медсанбата санитары на носилках внесли Аник. Аршакян, войдя в палатку, спросил у Ляшко:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210