Аргам в первый миг не понял, что произошло. Некто в белом бесшумно наклонился над упавшим часовым. Аргам понял — Каро опередил его!
-— Второго часового ребята убрали уже, пошли! — прошептал Каро.
Они вошли во двор. Каро и Ивчук остались караулить на улице, войти в дом должны были Ираклий, Савин и Аргам. В случае сопротивления следовало действовать холодным оружием, стрелять можно было лишь в самом крайнем случае.
Осторожно ступая, бойцы поднялись на крыльцо. Дверь была заперта изнутри. Савин влез с крыльца на крышу дома. Через некоторое время дверь бесшумно раскрылась. Разведчики на цыпочках вошли в дом. Дверь в комнату была полуоткрыта. На столе тускло горела лампа. В лицо разведчикам пахнуло теплом, дымом сигары, винным духом. Стол был уставлен бутылками и консервными коробками. На кроватях спали два немецких офицера.
Возле одной кровати висел серый китель с Железным крестом. Микаберидзе убрал немецкие автоматы. Савин и Аргам одновременно подошли к спящему офицеру. Аргам, заметив видневшуюся из-под подушки кобуру, попробовал незаметно вытянуть ее. Офицер открыл глаза и странным взором посмотрел на наведенные на него автоматы, должно быть, ему казалось, что он видит сон. Его светлые волосы были коротко острижены, лампа бросала ему на лоб желтый блик, над верхней губой светлели усики.
— Если крикнете, убьем,— сказал Аргам,— молча вставайте, молча одевайтесь, дом окружен советскими войсками.
Офицер медленно потянулся к подушке и тут же отдернул руку — его револьвер был в руках советского разведчика.
— Встаньте, оденьтесь и молчите, если хотите жить,— повторил Аргам.
Тут Савин ударил немца прикладом по голове, и офицер, глухо вскрикнув, упал на постель,— с его лба на подушку потекла кровь. В это время проснулся младший офицер. Он не издал ни звука, не пытался сопротивляться, молча поднял руки. Было видно, как дрожат его пальцы.
Аргам снова повторил приказ: встать и одеться.
Немцы покорно, в полном молчании начали одеваться.
«Языкам» скрутили руки, заткнули полотенцами рты.
— Пусть дышат носом, хватит с них и этого,— сказал Савин.
Сельская улица безмолвствовала. Небо очистилось от облаков, луна светила вовсю, снег, казалось, излучал голубоватое сияние, переливался искрами.
Разведчики, пройдя огородами, стали спускаться в долину Северного Донца. Но в это время немцы открыли по ним жестокий огонь. Разведчикам пришлось залечь. Пленные лежали рядом с ними, прижимая головы к земле. Снаряд разорвался в нескольких метрах от разведчиков, поднял комья земли, перемешанной со снегом.
Аргам лежал у невысокого куста, куст не защищал его от пуль и осколков и, вероятно, служил немцам ориентиром при пристрелке. Но Аргам не был ранен, неотступно следил за лежащими неподалеку пленными.
Послышался голос Савина:
— Внимание, слева от села на нас немцы прут!
С левой стороны, пригибаясь, бежала группа немецких автоматчиков.
— Бежать к роще! — крикнул Ивчук.— Там есть овраг, мы им ночью проходили.
Микаберидзе и Каро остались, чтобы прикрыть движение товарищей и задержать автоматчиков.
— А вы живее, бегом! — крикнул Микаберидзе. Савин, Вардуни и Ивчук, подгоняя пленных
прикладами, под свист пуль и вой осколков побежали к роще. Младший офицер вдруг упал и увлек в своем падении привязанного к нему обер-лейтенанта. Молодой офицер был убит наповал. Ивчук кинжалом перерезал веревку, связывающую пленных.
— Пусть немец взвалит себе на плечи убитого, и побежим,— сказал Савин,— этим он себя защитит от пуль.
Аргам перевел офицеру слова Савина. Напуганный офицер покорно взвалил себе на плечи тело убитого и пошел, согнувшись под его тяжестью.
Наконец они добрались до рощи и спустились в овраг. Здесь разведчики решили передохнуть, подождать Ираклия и Каро.
Разведчики сели на землю. Офицер сидел возле трупа своего товарища, упорно смотрел на него.
— Что вы так смотрите? — спросил Аргам по-немецки.
Офицер молчал. Савин сказал:
— Подходят наши ребята!
Ираклий шел, опираясь на плечо Каро, припадая на ногу.
— Ранен! — закричал Аргам и побежал навстречу товарищу.
Ираклий был ранен в бедро, Хачикяну пуля поцарапала щеку.
Раненых перевязали.
— Дешево отделались — вроде живы остались,--проговорил Ираклий и вдруг улыбнулся,— а у нас на юге уже весна.
Внезапно небо наполнилось густым, тягучим гулом — на восток журавлиным клином шла девятка «юнкерсов».
— Вот они, весенние птички, стервятники! — сказал Савин.
Самолеты шли над рощей.
— Внимание! Следить за пленным,— приказал Ираклий.
Но самолеты, не разгрузив над линией фронта своего бомбового груза, стали разворачиваться над Северным Донцом.
А с запада шла вторая девятка «юнкерсов», за ней третья.
Ивчук отчаянным голосом произнес:
— На город пошли, на Вовчу!
Раздался тяжелый, сотрясающий землю грохот. Над Вовчей поднялись облака черного дыма. Бойцы хмуро переглядывались: город горел.
А в это время взошло солнце. Начинался предвесенний ясный день. С сосулек, висевших на ветвях, поблескивая на солнце, падали капли — первые предвестники весенней воды.
XXIII
Вера Тарасовна Ивчук проснулась до рассвета и подумала о сыне, он где-то совсем близко от родного дома.
Шура и Седа спали на одной кровати. Вера Тарасовна погасила лампу и сняла с окон маскировку. Светало. Она подошла к Мишиной кровати. Мальчик чему-то улыбался во сне. Мать наклонилась, поцеловала его. Потом она подошла к кровати девушек. Черные волосы Седы и светлые волосы Шуры перепутались на подушке.
Вдруг послышался тяжелый, угрюмый грохот, тревожно, жалобно задребезжали стекла. Вера Тарасовна разбудила девушек и стала поспешно одевать Мишу.
— Мама, а где дядя Минас? Он обещал принести мне сахару. Я так давно не ел сахару.
— Дядя Минас не пришел, скорей, скорей одевайся, слышишь, что делается!
Страшный удар потряс стены, казалось, вот-вот рухнет дом.
— Бомбят! — закричала Вера Тарасовна.— Бегите в погреб!
Все вскочили. Казалось, что кругом бушует, ревет обезумевшее море.
— Миша, Миша! — в отчаянии крикнула Вера Тарасовна.— Куда ты, Миша?
Вера Тарасовна и девушки кинулись следом за мальчиком на крыльцо. Дым и пыль стояли в воздухе. Земля раскололась, небо с грохотом рушилось на землю. Почти касаясь крыльями крыш домов, с воем пронеслись два самолета. Вера Тарасовна бежала к погребу, увлекая за собой сына; девушки, прикрывая руками головы, бежали рядом.
В погребе их охватил затхлый, сырой запах гнилого картофеля. Дрожа, Вера Тарасовна прошептала:
— Пропали мы... Шура обняла мать.
— Такой бомбежки еще не было. Взбесились. Взрывы раздавались совсем близко — потолок
содрогался, слышался треск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210
-— Второго часового ребята убрали уже, пошли! — прошептал Каро.
Они вошли во двор. Каро и Ивчук остались караулить на улице, войти в дом должны были Ираклий, Савин и Аргам. В случае сопротивления следовало действовать холодным оружием, стрелять можно было лишь в самом крайнем случае.
Осторожно ступая, бойцы поднялись на крыльцо. Дверь была заперта изнутри. Савин влез с крыльца на крышу дома. Через некоторое время дверь бесшумно раскрылась. Разведчики на цыпочках вошли в дом. Дверь в комнату была полуоткрыта. На столе тускло горела лампа. В лицо разведчикам пахнуло теплом, дымом сигары, винным духом. Стол был уставлен бутылками и консервными коробками. На кроватях спали два немецких офицера.
Возле одной кровати висел серый китель с Железным крестом. Микаберидзе убрал немецкие автоматы. Савин и Аргам одновременно подошли к спящему офицеру. Аргам, заметив видневшуюся из-под подушки кобуру, попробовал незаметно вытянуть ее. Офицер открыл глаза и странным взором посмотрел на наведенные на него автоматы, должно быть, ему казалось, что он видит сон. Его светлые волосы были коротко острижены, лампа бросала ему на лоб желтый блик, над верхней губой светлели усики.
— Если крикнете, убьем,— сказал Аргам,— молча вставайте, молча одевайтесь, дом окружен советскими войсками.
Офицер медленно потянулся к подушке и тут же отдернул руку — его револьвер был в руках советского разведчика.
— Встаньте, оденьтесь и молчите, если хотите жить,— повторил Аргам.
Тут Савин ударил немца прикладом по голове, и офицер, глухо вскрикнув, упал на постель,— с его лба на подушку потекла кровь. В это время проснулся младший офицер. Он не издал ни звука, не пытался сопротивляться, молча поднял руки. Было видно, как дрожат его пальцы.
Аргам снова повторил приказ: встать и одеться.
Немцы покорно, в полном молчании начали одеваться.
«Языкам» скрутили руки, заткнули полотенцами рты.
— Пусть дышат носом, хватит с них и этого,— сказал Савин.
Сельская улица безмолвствовала. Небо очистилось от облаков, луна светила вовсю, снег, казалось, излучал голубоватое сияние, переливался искрами.
Разведчики, пройдя огородами, стали спускаться в долину Северного Донца. Но в это время немцы открыли по ним жестокий огонь. Разведчикам пришлось залечь. Пленные лежали рядом с ними, прижимая головы к земле. Снаряд разорвался в нескольких метрах от разведчиков, поднял комья земли, перемешанной со снегом.
Аргам лежал у невысокого куста, куст не защищал его от пуль и осколков и, вероятно, служил немцам ориентиром при пристрелке. Но Аргам не был ранен, неотступно следил за лежащими неподалеку пленными.
Послышался голос Савина:
— Внимание, слева от села на нас немцы прут!
С левой стороны, пригибаясь, бежала группа немецких автоматчиков.
— Бежать к роще! — крикнул Ивчук.— Там есть овраг, мы им ночью проходили.
Микаберидзе и Каро остались, чтобы прикрыть движение товарищей и задержать автоматчиков.
— А вы живее, бегом! — крикнул Микаберидзе. Савин, Вардуни и Ивчук, подгоняя пленных
прикладами, под свист пуль и вой осколков побежали к роще. Младший офицер вдруг упал и увлек в своем падении привязанного к нему обер-лейтенанта. Молодой офицер был убит наповал. Ивчук кинжалом перерезал веревку, связывающую пленных.
— Пусть немец взвалит себе на плечи убитого, и побежим,— сказал Савин,— этим он себя защитит от пуль.
Аргам перевел офицеру слова Савина. Напуганный офицер покорно взвалил себе на плечи тело убитого и пошел, согнувшись под его тяжестью.
Наконец они добрались до рощи и спустились в овраг. Здесь разведчики решили передохнуть, подождать Ираклия и Каро.
Разведчики сели на землю. Офицер сидел возле трупа своего товарища, упорно смотрел на него.
— Что вы так смотрите? — спросил Аргам по-немецки.
Офицер молчал. Савин сказал:
— Подходят наши ребята!
Ираклий шел, опираясь на плечо Каро, припадая на ногу.
— Ранен! — закричал Аргам и побежал навстречу товарищу.
Ираклий был ранен в бедро, Хачикяну пуля поцарапала щеку.
Раненых перевязали.
— Дешево отделались — вроде живы остались,--проговорил Ираклий и вдруг улыбнулся,— а у нас на юге уже весна.
Внезапно небо наполнилось густым, тягучим гулом — на восток журавлиным клином шла девятка «юнкерсов».
— Вот они, весенние птички, стервятники! — сказал Савин.
Самолеты шли над рощей.
— Внимание! Следить за пленным,— приказал Ираклий.
Но самолеты, не разгрузив над линией фронта своего бомбового груза, стали разворачиваться над Северным Донцом.
А с запада шла вторая девятка «юнкерсов», за ней третья.
Ивчук отчаянным голосом произнес:
— На город пошли, на Вовчу!
Раздался тяжелый, сотрясающий землю грохот. Над Вовчей поднялись облака черного дыма. Бойцы хмуро переглядывались: город горел.
А в это время взошло солнце. Начинался предвесенний ясный день. С сосулек, висевших на ветвях, поблескивая на солнце, падали капли — первые предвестники весенней воды.
XXIII
Вера Тарасовна Ивчук проснулась до рассвета и подумала о сыне, он где-то совсем близко от родного дома.
Шура и Седа спали на одной кровати. Вера Тарасовна погасила лампу и сняла с окон маскировку. Светало. Она подошла к Мишиной кровати. Мальчик чему-то улыбался во сне. Мать наклонилась, поцеловала его. Потом она подошла к кровати девушек. Черные волосы Седы и светлые волосы Шуры перепутались на подушке.
Вдруг послышался тяжелый, угрюмый грохот, тревожно, жалобно задребезжали стекла. Вера Тарасовна разбудила девушек и стала поспешно одевать Мишу.
— Мама, а где дядя Минас? Он обещал принести мне сахару. Я так давно не ел сахару.
— Дядя Минас не пришел, скорей, скорей одевайся, слышишь, что делается!
Страшный удар потряс стены, казалось, вот-вот рухнет дом.
— Бомбят! — закричала Вера Тарасовна.— Бегите в погреб!
Все вскочили. Казалось, что кругом бушует, ревет обезумевшее море.
— Миша, Миша! — в отчаянии крикнула Вера Тарасовна.— Куда ты, Миша?
Вера Тарасовна и девушки кинулись следом за мальчиком на крыльцо. Дым и пыль стояли в воздухе. Земля раскололась, небо с грохотом рушилось на землю. Почти касаясь крыльями крыш домов, с воем пронеслись два самолета. Вера Тарасовна бежала к погребу, увлекая за собой сына; девушки, прикрывая руками головы, бежали рядом.
В погребе их охватил затхлый, сырой запах гнилого картофеля. Дрожа, Вера Тарасовна прошептала:
— Пропали мы... Шура обняла мать.
— Такой бомбежки еще не было. Взбесились. Взрывы раздавались совсем близко — потолок
содрогался, слышался треск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210