сочувствуют ли эти люди Грише или осуждают его. А потом собрался суд,— так решил Антонов.
Партизанский полевой суд начал свое необычное заседание с речи Антонова. Председательствовал Григорий Макавейчук. Свидетели перечислили преступления бургомистра Макавейчука, и суд нашел, что он правомочен вынести свой приговор заочно, в отсутствие обвиняемого. Аргам Вардуни вел протокол, записывал все, что говорили свидетели и судьи. Судьи остались в землянке вынести приговор, свидетели вышли покурить.
Небо прояснилось, на лапах елей сверкал пушистый снег. Земля сияла свежестью и белизной.
Молча смотрели партизаны на снег, на сказочные серебряные деревья, молча курили ядовитые самокрутки, держа их в рукаве, чтобы защитить пальцы от мороза.
Вскоре Аргам позвал свидетелей в землянку, и Григорий Макавейчук прочел приговор:
— «Полевой партизанский суд именем Союза Советских Социалистических Республик (председатель Григорий Макавейчук, члены суда — Алексей Дудко и Мозоль), слушая дело по обвинению бургомистра города Вовчи Опанаса Макавейчука, подтвердил, что...»
Дальше шло перечисление совершенных бургомистром Вовчи преступлений. Приговор гласил:
— «Считая доказанным все вышеизложенное, партизанский суд постановил: подвергнуть бургомистра Вовчи Макавейчука высшей мере наказания — расстрелу. Исполнение приговора поручить бойцам Василию Дьяченко, Роману Мозолю и Аргаму Вардуни. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит».
Дочитав приговор, Гриша протянул его командиру отряда. Иван Алексеевич сложил исписанный лист и положил его в полевую сумку.
XIII
Спустя несколько дней в Вовче произошли чрезвычайные события. Утром комендант приказал срочно вызвать к себе бургомистра. Обычно Макавейчук просыпался очень рано и, позавтракав, тотчас же отправлялся к Вильгельму Шульцу совещаться о городских делах. Но в этот день он не пришел с утра в комендатуру; солдаты, стоявшие на карауле у дома городского головы, были удивлены тем, что бургомистр так долго не выходит на улицу. Посыльный коменданта вошел в комнату бургомистра и в ужасе закричал. С террасы прибежали часовые.
Бургомистр лежал на кровати, раскинув руки, в его грудь был воткнут штык русской винтовки, на штык была надета красноармейская меховая ушанка с красной лентой, на ленте надпись: «Андрей Билик». Пол был залит черной, уже запекшейся кровью.
Начался переполох. Автоматчики окружили дом бургомистра. На место происшествия прибыл комендант Шульц, сопровождаемый командиром артиллерийской батареи Шварцем.
Комендант приказал ничего не трогать в комнате убитого, пока из Белгорода не явятся представители высшей власти. По телефону Шульц позвонил в Белгород полковнику Фраке и сообщил о чрезвычайном происшествии.
Рассказал он и о шапке Билика,— эту шапку партизанский вожак перед казнью кинул с эшафота в толпу. И вот она оказалась на груди убитого бургомистра.
Повесив трубку, Шульц стал оправдываться перед артиллерийским капитаном Шварцем.
— Судите сами, капитан. Со всех сторон дом был окружен нашими часовыми. Никто не мог пройти. Прямо дьявольская какая-то работа. То на могиле Билика зажигаются костры, то появляются люди в немецкой офицерской форме и уводят сына бургомистра, то вдруг на груди убитого бургомистра оказывается шапка расстрелянного партизана... А мне дали неукомплектованную роту...
— Если бы была необходимость в действиях артиллерии, я исполнил бы свой долг,— с едва заметной усмешкой проговорил Шварц,— но против переодетых людей, проникающих ночью в дом бургомистра, не действуют артиллерией...
— У меня нет настроения шутить с вами, капитан,— проговорил комендант.
Весть об убийстве Макавейчука быстро разнеслась по городу. Вскоре все население Вовчи узнало историю с шапкой Андрея Билика, хотя немцы ни одного человека не подпустили к дому бургомистра.
В первые минуты комендант не заметил отсутствия жены бургомистра. И только когда один из его помощников воскликнул: «Господин комендант! А где ж супруга господина бургомистра?» — Вильгельм Шульц спохватился. Дело запутывалось все больше и больше.
В полдень из Белгорода с большой свитой прибыл полковник Фраке.
Весь день по городу шли массовые обыски, допросы.
Но никто не видел убийц бургомистра, никто не мог объяснить, как красноармейская шапка, брошенная Биликом с эшафота в толпу, очутилась на груди убитого Макавейчука.
Собаки-ищейки, пущенные по следу, довели карательный отряд до лесной опушки. Дальше следы терялись. Каратели, дав несколько очередей в воздух, вернулись в город.
Поздним вечером полковник Фраке сидел в кабинете коменданта. Он был взбешен. Желая подчеркнуть свое нерасположение к коменданту Вовчи, Фраке не говорил с ним, даже не смотрел в его сторону; и в то же время полковник дружески беседовал с артиллерийским капитаном Шварцем.
Этим он как бы показывал Шульцу, что с достойными офицерами он обращается вполне уважительно.
— Тяжелое положение у нашей шестой армии,— после паузы сказал Фраке и закурил сигарету.— Наши кавказские армии группы «Юг» тоже начали отступать. Как вы думаете, Шварц, прослышали «они» об этом? — Он кивнул в сторону темнеющего окна.— Может быть, поэтому «они» стали такими дерзкими?
— Да, по-видимому, «они» знают об этом, господин полковник,— ответил Шварц.— Несколько дней назад на улицах были расклеены листовки, в них говорилось, что советские армии окружили наши войска в Сталинграде. Несомненно, господин полковник, им многое известно.
Полковник Фраке сердито посмотрел на коменданта.
— Почему об этих листовках мне не было доложено?
— Я сообщил вашему адъютанту, господин полковник,— сказал Шульц.— Он сказал, что это не новость, в Белгороде тоже появились такие листовки.
— Почему, спрашиваю я, об этом докладывается моему адъютанту, а не мне? — повысил голос полковник.
Вильгельм Шульц, вытянувшись, окаменел. Полковник брезгливо, двумя пальцами взял со стола шапку Андрея Билика и швырнул ее на пол под ноги коменданту.
— Уходите немедленно отсюда, продолжайте поиски! — злым шепотом сказал он Шульцу.
Комендант повернулся, четко печатая шаги, вышел из своего кабинета.
— Какая свинья! — сказал полковник Фраке.— Не вылезает из постелей русских баб и не знает, что творится в этом грязном городишке.
— Я должен свидетельствовать, господин полковник, что наш комендант — честный солдат,— сказал Шварц.— Мне понятен ваш гнев, но кто бы ни был на его месте...
Полковник словно не слышал капитана. Задумавшись, он барабанил пальцами по столу.
— Да, эта зимняя кампания, капитан, не принесла нам успехов. Русская зима — наш главный враг, надо снова ждать весны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210
Партизанский полевой суд начал свое необычное заседание с речи Антонова. Председательствовал Григорий Макавейчук. Свидетели перечислили преступления бургомистра Макавейчука, и суд нашел, что он правомочен вынести свой приговор заочно, в отсутствие обвиняемого. Аргам Вардуни вел протокол, записывал все, что говорили свидетели и судьи. Судьи остались в землянке вынести приговор, свидетели вышли покурить.
Небо прояснилось, на лапах елей сверкал пушистый снег. Земля сияла свежестью и белизной.
Молча смотрели партизаны на снег, на сказочные серебряные деревья, молча курили ядовитые самокрутки, держа их в рукаве, чтобы защитить пальцы от мороза.
Вскоре Аргам позвал свидетелей в землянку, и Григорий Макавейчук прочел приговор:
— «Полевой партизанский суд именем Союза Советских Социалистических Республик (председатель Григорий Макавейчук, члены суда — Алексей Дудко и Мозоль), слушая дело по обвинению бургомистра города Вовчи Опанаса Макавейчука, подтвердил, что...»
Дальше шло перечисление совершенных бургомистром Вовчи преступлений. Приговор гласил:
— «Считая доказанным все вышеизложенное, партизанский суд постановил: подвергнуть бургомистра Вовчи Макавейчука высшей мере наказания — расстрелу. Исполнение приговора поручить бойцам Василию Дьяченко, Роману Мозолю и Аргаму Вардуни. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит».
Дочитав приговор, Гриша протянул его командиру отряда. Иван Алексеевич сложил исписанный лист и положил его в полевую сумку.
XIII
Спустя несколько дней в Вовче произошли чрезвычайные события. Утром комендант приказал срочно вызвать к себе бургомистра. Обычно Макавейчук просыпался очень рано и, позавтракав, тотчас же отправлялся к Вильгельму Шульцу совещаться о городских делах. Но в этот день он не пришел с утра в комендатуру; солдаты, стоявшие на карауле у дома городского головы, были удивлены тем, что бургомистр так долго не выходит на улицу. Посыльный коменданта вошел в комнату бургомистра и в ужасе закричал. С террасы прибежали часовые.
Бургомистр лежал на кровати, раскинув руки, в его грудь был воткнут штык русской винтовки, на штык была надета красноармейская меховая ушанка с красной лентой, на ленте надпись: «Андрей Билик». Пол был залит черной, уже запекшейся кровью.
Начался переполох. Автоматчики окружили дом бургомистра. На место происшествия прибыл комендант Шульц, сопровождаемый командиром артиллерийской батареи Шварцем.
Комендант приказал ничего не трогать в комнате убитого, пока из Белгорода не явятся представители высшей власти. По телефону Шульц позвонил в Белгород полковнику Фраке и сообщил о чрезвычайном происшествии.
Рассказал он и о шапке Билика,— эту шапку партизанский вожак перед казнью кинул с эшафота в толпу. И вот она оказалась на груди убитого бургомистра.
Повесив трубку, Шульц стал оправдываться перед артиллерийским капитаном Шварцем.
— Судите сами, капитан. Со всех сторон дом был окружен нашими часовыми. Никто не мог пройти. Прямо дьявольская какая-то работа. То на могиле Билика зажигаются костры, то появляются люди в немецкой офицерской форме и уводят сына бургомистра, то вдруг на груди убитого бургомистра оказывается шапка расстрелянного партизана... А мне дали неукомплектованную роту...
— Если бы была необходимость в действиях артиллерии, я исполнил бы свой долг,— с едва заметной усмешкой проговорил Шварц,— но против переодетых людей, проникающих ночью в дом бургомистра, не действуют артиллерией...
— У меня нет настроения шутить с вами, капитан,— проговорил комендант.
Весть об убийстве Макавейчука быстро разнеслась по городу. Вскоре все население Вовчи узнало историю с шапкой Андрея Билика, хотя немцы ни одного человека не подпустили к дому бургомистра.
В первые минуты комендант не заметил отсутствия жены бургомистра. И только когда один из его помощников воскликнул: «Господин комендант! А где ж супруга господина бургомистра?» — Вильгельм Шульц спохватился. Дело запутывалось все больше и больше.
В полдень из Белгорода с большой свитой прибыл полковник Фраке.
Весь день по городу шли массовые обыски, допросы.
Но никто не видел убийц бургомистра, никто не мог объяснить, как красноармейская шапка, брошенная Биликом с эшафота в толпу, очутилась на груди убитого Макавейчука.
Собаки-ищейки, пущенные по следу, довели карательный отряд до лесной опушки. Дальше следы терялись. Каратели, дав несколько очередей в воздух, вернулись в город.
Поздним вечером полковник Фраке сидел в кабинете коменданта. Он был взбешен. Желая подчеркнуть свое нерасположение к коменданту Вовчи, Фраке не говорил с ним, даже не смотрел в его сторону; и в то же время полковник дружески беседовал с артиллерийским капитаном Шварцем.
Этим он как бы показывал Шульцу, что с достойными офицерами он обращается вполне уважительно.
— Тяжелое положение у нашей шестой армии,— после паузы сказал Фраке и закурил сигарету.— Наши кавказские армии группы «Юг» тоже начали отступать. Как вы думаете, Шварц, прослышали «они» об этом? — Он кивнул в сторону темнеющего окна.— Может быть, поэтому «они» стали такими дерзкими?
— Да, по-видимому, «они» знают об этом, господин полковник,— ответил Шварц.— Несколько дней назад на улицах были расклеены листовки, в них говорилось, что советские армии окружили наши войска в Сталинграде. Несомненно, господин полковник, им многое известно.
Полковник Фраке сердито посмотрел на коменданта.
— Почему об этих листовках мне не было доложено?
— Я сообщил вашему адъютанту, господин полковник,— сказал Шульц.— Он сказал, что это не новость, в Белгороде тоже появились такие листовки.
— Почему, спрашиваю я, об этом докладывается моему адъютанту, а не мне? — повысил голос полковник.
Вильгельм Шульц, вытянувшись, окаменел. Полковник брезгливо, двумя пальцами взял со стола шапку Андрея Билика и швырнул ее на пол под ноги коменданту.
— Уходите немедленно отсюда, продолжайте поиски! — злым шепотом сказал он Шульцу.
Комендант повернулся, четко печатая шаги, вышел из своего кабинета.
— Какая свинья! — сказал полковник Фраке.— Не вылезает из постелей русских баб и не знает, что творится в этом грязном городишке.
— Я должен свидетельствовать, господин полковник, что наш комендант — честный солдат,— сказал Шварц.— Мне понятен ваш гнев, но кто бы ни был на его месте...
Полковник словно не слышал капитана. Задумавшись, он барабанил пальцами по столу.
— Да, эта зимняя кампания, капитан, не принесла нам успехов. Русская зима — наш главный враг, надо снова ждать весны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210