Если валенки не в порядке, надо их починить.
— А ты починил? — спросил Савин у Каро.— Если починил, дай мне шило и иглу.
— Ребята, кончайте разговоры, надо отдохнуть,— напомнил им Ираклий, но сам не стал отдыхать, а принялся писать письмо.
Они сидели друг против друга: Ивчук и Ираклий. Ивчук писал своей сестре, Александре Ивчук, и Ираклий писал ей же — Александре Ивчук.
— Я подал заявление о приеме в партию,— подойдя к Каро, негромко сказал Аргам,— написал: если погибну, прошу считать коммунистом.
Каро молча вынул из внутреннего кармана карточку кандидата партии.
— Уже получил? А заявление когда подавал? — удивленно спросил Аргам, разглядывая карточку. При тусклом свете коптилки он смотрел на фотографию своего товарища детства. Потом и он вытащил из кармана бумагу и карандаш и, устроившись поудобнее, стал писать Седе.
— А ты написал Аник?
Каро сказал, что утром видел ее.
— Видел? Что ж, что видел. Перед разведкой надо обязательно написать.
— Она знает, что мы идем.
Товарищи не поняли друг друга. Письмо, написанное любимой девушке перед разведкой, для Аргама имело особое, символическое значение. А для Каро такая торжественность была ни к чему. Жизнь для него была такой, какая она есть, и душа его не испытывала потребности приукрашивать и расцвечивать ее.
XXII
Наконец они легли, чтобы хоть немного отдохнуть, но никто из них не заснул. Пришел комиссар Микабе-ридзе, сообщил им инструкции. Нужен «язык», желательно офицер. Командование верит, что операция пройдет успешно. Надо только действовать смело, ловко, но в то же время и осторожно. Потом комиссар заговорил с братом по-грузински, тихо, по-семейному. В эту минуту не стало ни бойца, ни комиссара, старший говорил с младшим, забыв о чинах, о многих условностях, неизбежных, если бы они говорили на понятном для остальных русском языке. Давал ли старший брат советы младшему? Вспоминали ли они мать, что ждала их в Грузии? Рассказывал ли старший брат младшему новости о родных местах, о родственниках и знакомых? Трудно было угадать.
Бойцы впервые видели братьев так душевно, просто беседующих, и это нравилось им: ведь братья всегда братья.
На разведку вышли в полночь. На опушке леса комиссар полка и заместитель начальника штаба Атоян пожелали бойцам счастливого пути. Прислонясь к толстым древесным стволам, они долго стояли молча, всматривались в темноту. Сначала похрустывал снег под ногами бойцов, потом шум шагов стал глуше и наконец замер.
Разведчики скрылись. Надолго ли? Навсегда? Кто знает!
Придя в штаб, комиссар рассеянно отвечал на вопросы Дементьева и все прислушивался — не началась ли стрельба, не обнаружили ли немцы разведчиков, не зазуммерит ли из батальонов телефон, не сообщит ли какую-нибудь невеселую новость... Ираклий ушел далеко, туда, где не подоспеет к нему в трудную минуту помощь брата. Брат представлялся комиссару то в белом маскировочном халате, то мальчиком в коротких штанишках, бегавшим по кутаисским улицам...
Позвонил телефон. Комиссар взял трубку. Говорил Кобуров. Он сообщил, что разведчики благополучно перешли передовую линию противника.
Подполковник Дементьев улыбнулся.
— Ну, вот и хорошо.
— Почитай вслух, комиссар, новую статью Ильи Эренбурга, днем некогда было прочесть.
Микаберидзе понял, что Дементьев хочет отвлечь его от тревожных мыслей.
...А в это время, миновав оборонительный рубеж врага, разведчики пробирались сквозь кустарник, вслушиваясь в тишину, вглядываясь в темень ночи. Аргам негромко крикнул по-птичьи: это был сигнал
тревоги. Ираклий бесшумно подбежал к Аргаму. Навстречу им шел немецкий отряд. Кустарник кончился, противник заметил разведчиков. Они двинулись вперед медленной, ленивой походкой, слегка лишь забирая в сторону. Когда голова отряда приблизилась к ним, один из немцев окликнул их:
— Из какого батальона?
— Из второго,— сказал Аргам,— а который сейчас час?
— Половина третьего,— ответил немец. Ираклий сжал руку Аргама, шепнул:
— Зачем лишние разговоры?
Снова под луной, выползавшей из-за облаков, заблестел снег, резко обозначились очертания кустов. Сколько песен о луне в восточной поэзии! А разведчик не любит луну, будь она неладна.
Вскоре разведчики стали различать огневые позиции артиллерии противника. Батареи слева находились совсем близко к разведчикам, справа батареи были расположены глубже.
Орудия вели огонь. На ближних батареях разведчики ясно видели фигуры солдат — заряжающих, наводчиков, подносчиков снарядов. Разведчики продолжали двигаться к восточной окраине села.
Ивчук, шедший впереди, свистнул — это был сигнал. Микаберидзе прибавил шагу, стал сближаться с Ивчуком. За ним шел Савин, для него и стрельба врага, и белые фигуры идущих впереди товарищей, и яркие ракеты были привычны — он не первый раз ходил в разведку. Каро шагал за ним и все оглядывался,— его тревожило, что Аргам и Ираклий несколько отстают.
Показались хаты на окраине села. Луна светила сквозь неплотные облака, освещала затихшее село. Разведчики шли не по улице, а задами, по огородам, заснеженным садикам.
Ивчук снова отделился от товарищей, прошел вперед и остановился у темной, неосвещенной хаты. Разведчики прижались к мазаной стене хаты. Они услышали шаги Ивчука, потом легкий стук в дверь. Минуты шли, а дверь не открывалась. Три раза пролаяла собака. По коже Ираклия прошел холодок. Но вот дверь приоткрылась, на крыльце мелькнула светловолосая голова подростка. Он открыл дверь.
Старик и старуха, хозяева хаты, заговорили с ними испуганным, приглушенным шепотом.
Перебивая друг друга, они рассказали, что два дня назад немцы повесили старика Дмитрия Степного.
— Матвей Мазин его погубил, собака. Стал старостой, лижет немцам ноги, это он выдал Дмитрича.
— Где живет этот Мазин? — спросил Ираклий.— В следующий раз мы придем для разговора с ним. А сейчас мы выполняем задание командования.— Ираклий посмотрел на часы, проговорил: — Надо действовать, не теряя ни минуты!
Старик подробно рассказал разведчикам, как скрытно подойти к дому, в котором квартирует командир артиллерийского дивизиона обер-лейтенант Курт.
...В снегу, прижавшись к стене, лежал Аргам. Часовой медленно приблизился к нему, остановился. Сердце Аргама бешено колотилось, он боялся дышать, сжал губы, стиснул челюсти, казалось, что он глубоко нырнул в темный омут. Часовой взялся за автомат.
Да, да, он заметил Аргама! Он сейчас выстрелит!
Но часовой не стрелял; держа автомат наперевес, он прошел мимо Аргама, вглядываясь в просвет деревенской улицы.
«Повернется — ударю!» — подумал Аргам, и эта мысль заполнила не только сознание его, но и руки, грудь, плечи. И вдруг немец упал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210
— А ты починил? — спросил Савин у Каро.— Если починил, дай мне шило и иглу.
— Ребята, кончайте разговоры, надо отдохнуть,— напомнил им Ираклий, но сам не стал отдыхать, а принялся писать письмо.
Они сидели друг против друга: Ивчук и Ираклий. Ивчук писал своей сестре, Александре Ивчук, и Ираклий писал ей же — Александре Ивчук.
— Я подал заявление о приеме в партию,— подойдя к Каро, негромко сказал Аргам,— написал: если погибну, прошу считать коммунистом.
Каро молча вынул из внутреннего кармана карточку кандидата партии.
— Уже получил? А заявление когда подавал? — удивленно спросил Аргам, разглядывая карточку. При тусклом свете коптилки он смотрел на фотографию своего товарища детства. Потом и он вытащил из кармана бумагу и карандаш и, устроившись поудобнее, стал писать Седе.
— А ты написал Аник?
Каро сказал, что утром видел ее.
— Видел? Что ж, что видел. Перед разведкой надо обязательно написать.
— Она знает, что мы идем.
Товарищи не поняли друг друга. Письмо, написанное любимой девушке перед разведкой, для Аргама имело особое, символическое значение. А для Каро такая торжественность была ни к чему. Жизнь для него была такой, какая она есть, и душа его не испытывала потребности приукрашивать и расцвечивать ее.
XXII
Наконец они легли, чтобы хоть немного отдохнуть, но никто из них не заснул. Пришел комиссар Микабе-ридзе, сообщил им инструкции. Нужен «язык», желательно офицер. Командование верит, что операция пройдет успешно. Надо только действовать смело, ловко, но в то же время и осторожно. Потом комиссар заговорил с братом по-грузински, тихо, по-семейному. В эту минуту не стало ни бойца, ни комиссара, старший говорил с младшим, забыв о чинах, о многих условностях, неизбежных, если бы они говорили на понятном для остальных русском языке. Давал ли старший брат советы младшему? Вспоминали ли они мать, что ждала их в Грузии? Рассказывал ли старший брат младшему новости о родных местах, о родственниках и знакомых? Трудно было угадать.
Бойцы впервые видели братьев так душевно, просто беседующих, и это нравилось им: ведь братья всегда братья.
На разведку вышли в полночь. На опушке леса комиссар полка и заместитель начальника штаба Атоян пожелали бойцам счастливого пути. Прислонясь к толстым древесным стволам, они долго стояли молча, всматривались в темноту. Сначала похрустывал снег под ногами бойцов, потом шум шагов стал глуше и наконец замер.
Разведчики скрылись. Надолго ли? Навсегда? Кто знает!
Придя в штаб, комиссар рассеянно отвечал на вопросы Дементьева и все прислушивался — не началась ли стрельба, не обнаружили ли немцы разведчиков, не зазуммерит ли из батальонов телефон, не сообщит ли какую-нибудь невеселую новость... Ираклий ушел далеко, туда, где не подоспеет к нему в трудную минуту помощь брата. Брат представлялся комиссару то в белом маскировочном халате, то мальчиком в коротких штанишках, бегавшим по кутаисским улицам...
Позвонил телефон. Комиссар взял трубку. Говорил Кобуров. Он сообщил, что разведчики благополучно перешли передовую линию противника.
Подполковник Дементьев улыбнулся.
— Ну, вот и хорошо.
— Почитай вслух, комиссар, новую статью Ильи Эренбурга, днем некогда было прочесть.
Микаберидзе понял, что Дементьев хочет отвлечь его от тревожных мыслей.
...А в это время, миновав оборонительный рубеж врага, разведчики пробирались сквозь кустарник, вслушиваясь в тишину, вглядываясь в темень ночи. Аргам негромко крикнул по-птичьи: это был сигнал
тревоги. Ираклий бесшумно подбежал к Аргаму. Навстречу им шел немецкий отряд. Кустарник кончился, противник заметил разведчиков. Они двинулись вперед медленной, ленивой походкой, слегка лишь забирая в сторону. Когда голова отряда приблизилась к ним, один из немцев окликнул их:
— Из какого батальона?
— Из второго,— сказал Аргам,— а который сейчас час?
— Половина третьего,— ответил немец. Ираклий сжал руку Аргама, шепнул:
— Зачем лишние разговоры?
Снова под луной, выползавшей из-за облаков, заблестел снег, резко обозначились очертания кустов. Сколько песен о луне в восточной поэзии! А разведчик не любит луну, будь она неладна.
Вскоре разведчики стали различать огневые позиции артиллерии противника. Батареи слева находились совсем близко к разведчикам, справа батареи были расположены глубже.
Орудия вели огонь. На ближних батареях разведчики ясно видели фигуры солдат — заряжающих, наводчиков, подносчиков снарядов. Разведчики продолжали двигаться к восточной окраине села.
Ивчук, шедший впереди, свистнул — это был сигнал. Микаберидзе прибавил шагу, стал сближаться с Ивчуком. За ним шел Савин, для него и стрельба врага, и белые фигуры идущих впереди товарищей, и яркие ракеты были привычны — он не первый раз ходил в разведку. Каро шагал за ним и все оглядывался,— его тревожило, что Аргам и Ираклий несколько отстают.
Показались хаты на окраине села. Луна светила сквозь неплотные облака, освещала затихшее село. Разведчики шли не по улице, а задами, по огородам, заснеженным садикам.
Ивчук снова отделился от товарищей, прошел вперед и остановился у темной, неосвещенной хаты. Разведчики прижались к мазаной стене хаты. Они услышали шаги Ивчука, потом легкий стук в дверь. Минуты шли, а дверь не открывалась. Три раза пролаяла собака. По коже Ираклия прошел холодок. Но вот дверь приоткрылась, на крыльце мелькнула светловолосая голова подростка. Он открыл дверь.
Старик и старуха, хозяева хаты, заговорили с ними испуганным, приглушенным шепотом.
Перебивая друг друга, они рассказали, что два дня назад немцы повесили старика Дмитрия Степного.
— Матвей Мазин его погубил, собака. Стал старостой, лижет немцам ноги, это он выдал Дмитрича.
— Где живет этот Мазин? — спросил Ираклий.— В следующий раз мы придем для разговора с ним. А сейчас мы выполняем задание командования.— Ираклий посмотрел на часы, проговорил: — Надо действовать, не теряя ни минуты!
Старик подробно рассказал разведчикам, как скрытно подойти к дому, в котором квартирует командир артиллерийского дивизиона обер-лейтенант Курт.
...В снегу, прижавшись к стене, лежал Аргам. Часовой медленно приблизился к нему, остановился. Сердце Аргама бешено колотилось, он боялся дышать, сжал губы, стиснул челюсти, казалось, что он глубоко нырнул в темный омут. Часовой взялся за автомат.
Да, да, он заметил Аргама! Он сейчас выстрелит!
Но часовой не стрелял; держа автомат наперевес, он прошел мимо Аргама, вглядываясь в просвет деревенской улицы.
«Повернется — ударю!» — подумал Аргам, и эта мысль заполнила не только сознание его, но и руки, грудь, плечи. И вдруг немец упал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210