— Вызови Садыхова,— повторил Тигран и объяснил Малышеву свой план.
Вскоре вошел Садыхов, высокий, неторопливый, полнолицый. Тигран стал подробно объяснять Садыхову задачу, которая ему предстояла. План Аршакяна очень понравился старшему лейтенанту.
— Ну, Садыхов, значит, ты — генерал.
— Служу советскому народу! — ответил Садыхов, весело смеясь.— Оправдаю доверие.
Тигран взглянул на часы. Прошло двадцать пять минут. Они вышли из подвала и направились к развалинам продмага.
В воздух поднялись три белые ракеты.
XVII
И на этот раз капитан-парламентер пришел один в сопровождении советских провожатых — Бурденко и Тонояна. Он заявил, что ему приказано лично увидеть советского генерала.
Майор Малышев повернулся в сторону Садыхова:
— Товарищ генерал, как быть? Садыхов, махнув рукой на Малышева, сердито, произнес:
— У меня нет времени разводить здесь церемонию!
Немецкий капитан вытянулся во фронт, повернулся и почти бегом удалился.
— Молодчина, лейтенант! — проговорил Румян,— держал себя, как настоящий генерал.
За то ли, что вы по-разбойничьи вторглись в нашу страну?
Он повернулся к Бурденко и приказал:
— Ведите пленных в штаб дивизии.
Через несколько часов Тигран поехал на санях в политотдел дивизии, все еще размещавшийся в Гумраке. Там уже находились приведенные из Сталинграда штабные немецкие офицеры во главе с командиром дивизии фон Роденбургом.
В просторной землянке Федосов беседовал с Роденбургом и с офицерами его штаба. Гитлеровский генерал сидел прямо, высоко держа голову. Его мертвенно-бледное лицо было спокойно. На вопросы Федосова Роденбург отвечал не сразу, а после длительного молчания.
— Генерал говорит, что он только солдат и политикой не занимается,— перевел слова Роденбурга капитан-парламентер.
— Чем вы объясняете свое поражение? — спросил Федосов.
После долгого молчания Роденбург ответил:
— Война еще продолжается. Трудно определить ее исход.
— Речь идет о вашем сталинградском поражении. Роденбург долго молчал.
— Если бы у нас был бензин, исход сражения был бы иным.
— Значит, никакой стратегической ошибки ваше командование не совершило?
Генерал ответил:
— Погода была очень плохая, необычайно сильные морозы... И отсутствие бензина...
— Вот это верно! Погода вам не благоприятствовала,— с усмешкой сказал Федосов, поглаживая свои больные ноги.— Что правда, то правда... Для фюрера теперь очень плохая погода.
Неожиданно Федосов спросил:
— Может быть, генерал желает поесть? Переводчик перевел Роденбургу эти слова. Генерал
грустно посмотрел на начальника своего штаба, полковника с небритым лицом и грязными руками, посмотрел на командира артиллерийского дивизиона — подполковника с сонным худым лицом, взглянул на остальных своих офицеров.
— Мы семь дней почти ничего не ели,— негромко сказал он.— В последние дни наши летчики так неудачно сбрасывали с самолетов продукты, что нам почти ничего не доставалось. Если возможно, дайте нам хлеба и горячего чая.
— Почему же только хлеба? Вам принесут ужин и водку, чтобы согреться.
— Вотка, о, спасибо.
Скоро в землянку принесли горячий ужин. Сперва немцы пытались казаться спокойными и безразличными, но голод, видимо, был так силен, что они, забывшись, ели жадно и торопливо.
— Вы знали, что мы голодны? — спросил Роденбург.
— Конечно,— ответил Федосов.— Продукты, сбрасываемые для вас с самолетов, подбирали наши бойцы.
Тигран подсел к капитану-переводчику.
— Скажите, капитан, кто вы по национальности? Почему вы так хорошо говорите по-русски? — спросил он негромко.
— Я немец. В детстве долго жил в Петербурге, потом в Берлине часто встречался с русскими эмигрантами.
— Были разведчиком?
— Нет, я филолог. Специалист по русской литературе. Я думаю, что лишь для того, чтобы читать Достоевского, стоит изучить русский язык.
— И чтобы уничтожить народ, сыном которого был Достоевский?
— Не по моей воле началась эта война. Капитан помолчал.
— Жена моя аргентинка. Если я останусь жив, уеду с женой в Южную Америку. Оттуда очень далеко до Германии и России.
Выпив водки и поужинав, Роденбург стал словоохотливее.
— Многие надеялись, что Манштейн освободит нас, верили в это,— заговорил он, обращаясь к Федосову,— и когда десятого января ваши орудия загрохотали в западной части кольца, наши солдаты, выскакивая из подвалов и окопов, обнимались, поздравляли друг друга, полагая, что это грохочет наша артиллерия.
— И вы тоже решили, что пришел Манштейн? — спросил Федосов.
— О нет! — ответил Роденбург.— Я-то знал, что это приближение финала нашей трагедии.
В землянку вошел Орехов и взволнованно доложил Федосову, что Паулюс сдался вместе со всем своим штабом.
Это известие тотчас же сообщили Роденбургу. Подняв брови, он спросил:
— В котором часу произошла капитуляция?
— В шестнадцать часов пятнадцать минут.
— В шестнадцать часов пятнадцать минут? Возможно. В двенадцать часов двадцать минут я разговаривал с генерал-фельдмаршалом по телефону.
— О ком вы говорите? — спросил Федосов.
— О генерал-фельдмаршале фон Паулюсе.
— Ведь он генерал-полковник?
— Вчера из ставки фюрера по радио сообщили, что генерал-полковнику фон Паулюсу присвоено звание генерал-фельдмаршала.
— Вот что! — засмеялся Федосов.— Это хорошо, что фона Паулюса вручают нам в более высоком звании.
Роденбург осторожно спросил:
— Генерал-фельдмаршал капитулировал по всему фронту или речь шла только о юге и центральной части города?
— Сообщили, что дело касается центральной части города и юга.
— Да, да,— сказал Роденбург.— На севере еще имеются возможности обороны.
Снова наступила тишина.
Роденбург внимательными глазами осмотрел неубранный стол.
— Может быть, еще водки? — предложил Федосов.
— Хороша русская вотка! — вздохнул Роденбург и выпил налитый Федосовым стакан.
— Наверно, я первый немецкий генерал, которого вы видите в плену? — спросил он.
— Нет, вы далеко не первый,— усмехнулся Федосов,— еще в Воронеже и у Клетской некоторые ваши коллеги опередили вас. И утешьтесь: последним вы тоже не будете.
— Вы убеждены? — спросил Роденбург.
— Совершенно!
Больные ноги Федосова разболелись так сильно, что ему необходимо было лечь. Тяжело встав из-за стола, он пошел отдыхать в свою машину. Его место за столом занял Тигран.
— Вы участник первой мировой войны, генерал? Вы были в Турции/не так ли?
— О! Видно, что вы меня знаете? — улыбнулся Роденбург.
V
— Очень хорошо знаю,— ответил Аршакян.— Мне хочется спросить вас: вы и сейчас верите в стратегический гений фюрера?
Роденбург тщательно протер монокль и снова вставил его под бровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210