— Трудно сказать. О многом. Думаю, например, о своем сыне, которому сейчас уже шесть месяцев, пытаюсь представить его лицо и не могу. Майор неожиданно проговорил:
— Очень любишь жену?
Вопрос действительно был неожиданным.
— Ну, говори, не таись.
— Могу сказать: да,— ответил Тигран.— Какая же без любви семья?
— Я тоже люблю жену,— сказал Дементьев после долгого молчания,— очень люблю. Но мучает меня совесть. Мало я ей дал счастья. Всегда занят, всегда дела. Не спала по ночам, пока не вернусь, ждала до рассвета. А я на нее за это сердился. Теперь стыдно вспомнить. Будет время, дам тебе прочесть ее письмо. Теперь она далеко, и я понял — вот оно, мое счастье, впервые это почувствовал по-настоящему. Никогда не говори своей жене грубого слова, слышишь, товарищ старший политрук? Очень тяжело вспоминать ее обиду, раскаиваешься, да поздно.
Резко меняя разговор, он произнес:
— Кажется, подъезжаем. Интересно, что же прикажет генерал. Помнишь Галунова?
В штабе дивизии они узнали, почему было отложено наступление полка Дементьева. Немецкие войска развертывали активные действия против соседней воинской части, и по распоряжению командарма артполк дивизии Яснополянского был временно придан соседу. А без артиллерии нельзя было и думать о наступлении.
Тиграну было приказано незамедлительно отправиться в артиллерийский полк, полку этой ночью предстояло драться.
Через полчаса другие сани с другим возницей везли Тиграна по заснеженному полю. И снова сухая снежная пыль ударяла ему в лицо...
Тиграну стало грустно. Человек часто не может понять причин своей грусти либо веселья. В самом деле, что опечалило Тиграна? В письмах, пришедших из Еревана, были лишь хорошие вести, дома все живы, здоровы, близкие его помнят и любят... А может быть, ему было грустно оттого, что Дементьев не сидел рядом с ним в санях.
Ill
А через пять дней, в предрассветной мгле стрелковые подразделения полка майора Дементьева, рота за ротой, в белых маскировочных халатах, приближались к городку Вовче.
Наступление велось на этот раз без артиллерийской подготовки.
Но даже педант Кобуров не возражал против плана майора Дементьева: совершить ночной удар отдельными группами, одновременно ворваться в город с разных сторон и не пускать в ход артиллерии и минометов. Только на рассвете, если того потребует обстановка, артиллерии было дано указание вести огонь с ближних дистанций.
Точная разведка — половина удачи. А разведка хорошо поработала. Все вражеское расположение было выявлено, огневые точки засечены.
В успех все командиры верили твердо. Верил в успех и начальник штаба полка Кобуров, но все же он испытывал некоторую неудовлетворенность. В подобного рода операциях роль штаба не так уж велика. В такой ночной операции удача в основном зависит от командиров взводов и отделений. Кобуров мечтал о больших сражениях — только в них мог проявиться его полководческий дар. Нынешнее же, разработанное Дементьевым дело скорее походит на партизанский рейд. Мелковато все это для стратега Кобурова.
Майор Дементьев, наоборот, был доволен. Он шел вместе с полком, продвигавшимся вперед небольшими подразделениями. Главным было освободить Вовчу. И если Вовчу удастся освободить ценой малых жертв — значит, план Дементьева хорош.
Дементьев знал лично не только командиров, но и многих рядовых своего полка. Люди понимают, что потери в предстоящем бою неизбежны, любой из них может не дожить до рассвета. Люди знают это — и идут вперед, они преодолевают страх, таящийся в душе. Ведь бесстрашных витязей в жизни не бывает. И Дементьев знает чувство страхаг хотя бойцы и считают своего майора бесстрашным. Это хорошо! Хорошо, когда боец считает, что командир свободен от обычных человеческих слабостей. Настоящий воин тот, кто способен подавить в себе страх и не растеряться, выполняя свой долг. Голова у таких людей всегда ясная. Молочная мгла стояла над зимними полями. Вскоре передовые подразделения приблизились к домам городских окраин.
Дементьев обосновался в непосредственной близости от городских строений. Боевые подразделения в глубокой тишине стали просачиваться в пределы города.
Сердце Дементьева бешено билось. Но кто из людей, окружавших его, мог знать об этом? Он был как всегда молчалив, спокоен. А время шло. Десять минут, пятнадцать, полчаса. И вот в темноте наконец появились бесшумные тени. Белый призрак подошел к Дементьеву и сиплым шепотом доложил:
— Товарищ майор, в части города, называемой «Мельницы», уничтожено боевое охранение противника.
Немного погодя раздался выстрел. Майор поднялся.
— Что такое, значит, не удалось работать без шума? Но вот вновь показалась белая фигура.
— Товарищ майор, на Шебекинской дороге уничтожено боевое охранение противника. Один немец успел выстрелить, но его тотчас схватили.
Майор узнал по голосу Ивчука.
— Было три пулеметных точки и девять человек, точно, как донесла разведка,— добавил Ивчук.
— Это все твоя сестра, Ивчук,— с улыбкой сказал майор.
И, обращаясь то ли к самому себе, то ли к людям, окружавшим его, Дементьев произнес:
— Ну, что же, за дело. Сейчас дадим сигнал к общему штурму. Сигнальте же!
В эту минуту сердце его уже билось ровно, спокойно.
IV
Страшной, недоброй была жизнь в городе Вовче. Днем страшно, по ночам — еще страшнее. Особенно тревожной была жизнь Ивчуков.
— Не спишь, Шура? — сидя в постели, тихо спросила мать.
— Нет, мама, не сплю. Ты что-то хотела сказать?
— Хоть своими глазами видела, но не верится, что Коля приходил домой, поцеловал меня, Мишу на руки взял, тебя по голове погладил. Словно все это сон, проснулась — и нет ничего. Девушка подняла голову.
— Да не мучай себя, мама, нельзя же так.
— Поговори со мной, Шура, страшно мне очень.
— Нельзя так мучить себя, мама.
— Сердцу-то не прикажешь. Я ведь за всех боюсь, Шурочка, и за отца, и за Колю, и за тебя, и за Мишу, за всех вас, моих дорогих.
— Страхом не поможешь, пойми ты.
— Я, Шурочка, не слабая — я завтра же могу взять да в партизаны пойти. Не трусиха я, а вот не могу с собой справиться. У меня словно в глазах пелена темная, иду и дороги не вижу... Так все переменилось, что голова кругом идет. Вот хочу, чтобы ты некрасивой стала. Боюсь я за твою красоту, Шура, в это окаянное время.
— Да спи, мама, спи.
— Не могу я! Сердце ждет, ждет чего-то... то ли плохого, то ли хорошего. А уж той прежней спокойной жизни больше не будет...
Встав с постели, мать иголкой прочистила фитиль, легонько встряхнула лампу, проверяя, есть ли в ней керосин.
— Сейчас подолью керосина,— сказала дочь и встала с постели.
Лампа загорелась ярче. Шура подошла к окну, поправила маскировку. Мать глядела на голые плечи дочери, на ее длинные косы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210
— Очень любишь жену?
Вопрос действительно был неожиданным.
— Ну, говори, не таись.
— Могу сказать: да,— ответил Тигран.— Какая же без любви семья?
— Я тоже люблю жену,— сказал Дементьев после долгого молчания,— очень люблю. Но мучает меня совесть. Мало я ей дал счастья. Всегда занят, всегда дела. Не спала по ночам, пока не вернусь, ждала до рассвета. А я на нее за это сердился. Теперь стыдно вспомнить. Будет время, дам тебе прочесть ее письмо. Теперь она далеко, и я понял — вот оно, мое счастье, впервые это почувствовал по-настоящему. Никогда не говори своей жене грубого слова, слышишь, товарищ старший политрук? Очень тяжело вспоминать ее обиду, раскаиваешься, да поздно.
Резко меняя разговор, он произнес:
— Кажется, подъезжаем. Интересно, что же прикажет генерал. Помнишь Галунова?
В штабе дивизии они узнали, почему было отложено наступление полка Дементьева. Немецкие войска развертывали активные действия против соседней воинской части, и по распоряжению командарма артполк дивизии Яснополянского был временно придан соседу. А без артиллерии нельзя было и думать о наступлении.
Тиграну было приказано незамедлительно отправиться в артиллерийский полк, полку этой ночью предстояло драться.
Через полчаса другие сани с другим возницей везли Тиграна по заснеженному полю. И снова сухая снежная пыль ударяла ему в лицо...
Тиграну стало грустно. Человек часто не может понять причин своей грусти либо веселья. В самом деле, что опечалило Тиграна? В письмах, пришедших из Еревана, были лишь хорошие вести, дома все живы, здоровы, близкие его помнят и любят... А может быть, ему было грустно оттого, что Дементьев не сидел рядом с ним в санях.
Ill
А через пять дней, в предрассветной мгле стрелковые подразделения полка майора Дементьева, рота за ротой, в белых маскировочных халатах, приближались к городку Вовче.
Наступление велось на этот раз без артиллерийской подготовки.
Но даже педант Кобуров не возражал против плана майора Дементьева: совершить ночной удар отдельными группами, одновременно ворваться в город с разных сторон и не пускать в ход артиллерии и минометов. Только на рассвете, если того потребует обстановка, артиллерии было дано указание вести огонь с ближних дистанций.
Точная разведка — половина удачи. А разведка хорошо поработала. Все вражеское расположение было выявлено, огневые точки засечены.
В успех все командиры верили твердо. Верил в успех и начальник штаба полка Кобуров, но все же он испытывал некоторую неудовлетворенность. В подобного рода операциях роль штаба не так уж велика. В такой ночной операции удача в основном зависит от командиров взводов и отделений. Кобуров мечтал о больших сражениях — только в них мог проявиться его полководческий дар. Нынешнее же, разработанное Дементьевым дело скорее походит на партизанский рейд. Мелковато все это для стратега Кобурова.
Майор Дементьев, наоборот, был доволен. Он шел вместе с полком, продвигавшимся вперед небольшими подразделениями. Главным было освободить Вовчу. И если Вовчу удастся освободить ценой малых жертв — значит, план Дементьева хорош.
Дементьев знал лично не только командиров, но и многих рядовых своего полка. Люди понимают, что потери в предстоящем бою неизбежны, любой из них может не дожить до рассвета. Люди знают это — и идут вперед, они преодолевают страх, таящийся в душе. Ведь бесстрашных витязей в жизни не бывает. И Дементьев знает чувство страхаг хотя бойцы и считают своего майора бесстрашным. Это хорошо! Хорошо, когда боец считает, что командир свободен от обычных человеческих слабостей. Настоящий воин тот, кто способен подавить в себе страх и не растеряться, выполняя свой долг. Голова у таких людей всегда ясная. Молочная мгла стояла над зимними полями. Вскоре передовые подразделения приблизились к домам городских окраин.
Дементьев обосновался в непосредственной близости от городских строений. Боевые подразделения в глубокой тишине стали просачиваться в пределы города.
Сердце Дементьева бешено билось. Но кто из людей, окружавших его, мог знать об этом? Он был как всегда молчалив, спокоен. А время шло. Десять минут, пятнадцать, полчаса. И вот в темноте наконец появились бесшумные тени. Белый призрак подошел к Дементьеву и сиплым шепотом доложил:
— Товарищ майор, в части города, называемой «Мельницы», уничтожено боевое охранение противника.
Немного погодя раздался выстрел. Майор поднялся.
— Что такое, значит, не удалось работать без шума? Но вот вновь показалась белая фигура.
— Товарищ майор, на Шебекинской дороге уничтожено боевое охранение противника. Один немец успел выстрелить, но его тотчас схватили.
Майор узнал по голосу Ивчука.
— Было три пулеметных точки и девять человек, точно, как донесла разведка,— добавил Ивчук.
— Это все твоя сестра, Ивчук,— с улыбкой сказал майор.
И, обращаясь то ли к самому себе, то ли к людям, окружавшим его, Дементьев произнес:
— Ну, что же, за дело. Сейчас дадим сигнал к общему штурму. Сигнальте же!
В эту минуту сердце его уже билось ровно, спокойно.
IV
Страшной, недоброй была жизнь в городе Вовче. Днем страшно, по ночам — еще страшнее. Особенно тревожной была жизнь Ивчуков.
— Не спишь, Шура? — сидя в постели, тихо спросила мать.
— Нет, мама, не сплю. Ты что-то хотела сказать?
— Хоть своими глазами видела, но не верится, что Коля приходил домой, поцеловал меня, Мишу на руки взял, тебя по голове погладил. Словно все это сон, проснулась — и нет ничего. Девушка подняла голову.
— Да не мучай себя, мама, нельзя же так.
— Поговори со мной, Шура, страшно мне очень.
— Нельзя так мучить себя, мама.
— Сердцу-то не прикажешь. Я ведь за всех боюсь, Шурочка, и за отца, и за Колю, и за тебя, и за Мишу, за всех вас, моих дорогих.
— Страхом не поможешь, пойми ты.
— Я, Шурочка, не слабая — я завтра же могу взять да в партизаны пойти. Не трусиха я, а вот не могу с собой справиться. У меня словно в глазах пелена темная, иду и дороги не вижу... Так все переменилось, что голова кругом идет. Вот хочу, чтобы ты некрасивой стала. Боюсь я за твою красоту, Шура, в это окаянное время.
— Да спи, мама, спи.
— Не могу я! Сердце ждет, ждет чего-то... то ли плохого, то ли хорошего. А уж той прежней спокойной жизни больше не будет...
Встав с постели, мать иголкой прочистила фитиль, легонько встряхнула лампу, проверяя, есть ли в ней керосин.
— Сейчас подолью керосина,— сказала дочь и встала с постели.
Лампа загорелась ярче. Шура подошла к окну, поправила маскировку. Мать глядела на голые плечи дочери, на ее длинные косы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210