Он встал, расстегнул металлическую браслетку часов и изо всех сил швырнул часы в снежную степь, потом, устало шагая, спустился в окоп и стал прислушиваться к орудийным выстрелам. Снаряды, воя и лязгая, пролетали над позицией батальона и падали где-то вдали, с грохотом разрывались.
Но вот со стороны советского тыла до слуха Арсена донесся какой-то странный, все усиливающийся шорох, словно невидимая река вышла из берегов и текла по полям. Этот странный шелест иногда смешивался с унылым воем ветра. «Так шумят,— подумал Арсен,— потоки, бегущие с гор, так шумит во время урагана лес».
Арсен напряженно прислушался. Шум все усиливался. Что-то непонятное происходило там, в тылу, но что именно, невозможно было определить.
Арсен вернулся в блиндаж, лег на нары. Но и здесь был слышен глухой нарастающий шелест. Арсен попытался уснуть, но тотчас перед его глазами появился скорчившийся труп немецкого солдата. Он снова видел рыжий небритый подбородок, ноги в серых шерстяных носках. Зачем он взял у старшины эти носки? Ноги горели в валенках, казалось, что Арсен надел носки, снятые с чьих-то мертвых ног. Что если и в самом деле это так? Ведь чего только не делают старшины, чтобы заслужить благодарность бойцов своей роты. Зачем, ну зачем Арсен взял эти носки? Ведь привозят из тыла теплые носки и рукавицы — выбирай любые. Зачем ему понадобились тонкие немецкие носки? Зачем он их взял, зачем надел?
Он долго вертелся на сыром сене, постланном на нары. Наконец, не вытерпев, сел, снял валенки, стянул с ног носки и швырнул их в угол блиндажа. Потом Арсен развязал вещевой мешок, достал оттуда теплые портянки, старательно обмотал ими ноги и вновь надел валенки. И ноги сразу же успокоились. Подняв с пола немецкие носки, Арсен вышел из окопа, свернул носки в комок и швырнул их в степь. Ему сразу стало легко, словно он избавился от чего-то нехорошего, очистился от какой-то скверны. Он взял горсть свежего снега и тщательно обтер руки. Чистой и холодной ладонью Тоноян провел по лбу. «Вот сейчас, пожалуй, можно и спать».
И тут снова до его слуха донесся шелест — точь-в-точь как поток, низвергающийся с гор. Арсен вернулся в блиндаж и разбудил Бурденко.
— Чего тебе? — хмуро спросил Микола, протирая глаза.
— Выйдем на минутку.
— А что случилось?
— Выйдем, услышишь...
III
В окопе Бурденко долго прислушивался: будто и в самом деле лес глухо гудел под напором бури. Но ведь здесь не было леса — кругом на сотни километров расстилалась голая степь. Что же это шумит?
— Давно так шумит? — спросил Бурденко.
— Уже больше часа. Похоже, что движутся войска, артиллерия, танки, машины? А? И по-моему, очень много войска, очень много машин... Но куда идут? Ведь фронт-то здесь?
Бурденко долго не отвечал.
— Знаешь что, Арсен Иваныч,— наконец сказал он,— пойдем-ка в штаб батальона. Может, там спят, не слышат.
Они быстро зашагали, и чем дальше отходили они от своего блиндажа, тем слышнее становился шум.
Малышева они застали возле штабного блиндажа, он тоже напряженно прислушивался к странному шуму.
— Шо це происходит, товарищ майор? — с тревогой спросил Бурденко.
— Войска, видимо, двигаются.
— Куда?
— Куда надо, я так полагаю.
— Может, пойдем посмотрим?
— Идите, возвращайтесь поскорее.
Возле штаба полка стояли командиры и бойцы, молча смотрели на войска, непрерывным потоком идущие к югу: люди, танки, орудия — без числа, без счета.
Бурденко и Тоноян подошли к Кобурову и Аршакяну.
— Куда это войска идут, товарищ подполковник? — спросил Бурденко.
Командир полка едва заметно улыбнулся.
— Мне пока не докладывали, Бурденко.
Под колесами сотен машин хрустел сухой снег. Пехота, сидя повзводно в американских «студебеккерах», двигалась за танковыми и артиллерийскими колоннами. Ржали лошади, звякали об лед подковы.
Возле Аршакяна стояла Аник. Тоноян подошел к ним.
— Куда идет войско, товарищ батальонный комиссар? — спросил он тихо по-армянски.
— Не знаю, Арсен,— ответил Тигран.
А войска шли и шли, уходила одна танковая колонна, и вслед за ней появлялась другая. За каждым подразделением ехали в «виллисах» командиры. Ночью было трудно определить звания тех, кто сидел в машинах, но, вероятно, это были майоры, полковники, быть может, даже генералы. «Куда они? — думал Арсен.— Комиссар сказал, что наши войска должны гнать врага на запад. Почему же эти огромные массы спускаются на юг?» И вдруг, как молния, блеснула мысль: «Может быть, собираются окружить фашистские войска на Кавказе? Наверно так! Именно так!» — И Арсену показалось, что он разгадал тайну ночного движения войск.
— Куда они? — вновь громко спросил Бурденко. Ему никто не ответил.
— Но почему на юг? — шепотом спросил Тигран. И неожиданно Кобуров подтвердил догадку Арсена.
Он сказал:
— Наверное, надо отрезать путь отступающим с Кавказа немецким армиям. Впереди, друзья, большие бои.
Действительно, в эту морозную ночь две сильнейшие армии мира готовились к новой ожесточенной схватке. В высоких штабах, в ставках маршалы, полководцы, не зная сна, склоняясь над оперативными картами, намечали пути движения войск. Но ни подполковник Кобуров, ни черниговский монтер Бурденко, ни хлопкороб Арсен Тоноян не знали, что было решено в эту ночь высшим командованием и что произойдет завтра. В тот ночной час, когда они смотрели на войска, идущие к югу, в осажденном Сталинграде командующий шестой немецкой армией генерал-полковник фон Паулюс созвал к себе командиров дивизий и корпусов и прочитал им телеграмму фюрера: «6-я армия временно окружена русскими. Я решил сосредоточить армию в районе северной окраины Сталинграда, Катлубани, высота, обозначенная отметкой 137, высота, обозначенная отметкой 135; Мариновка, Цибенко, южная окраина Сталинграда. Армия может поверить мне, что я сделаю все от меня зависящее для ее снабжения и своевременного деблокирования. Я знаю храбрую 6-ю армию и ее командующего и уверен, что она выполнит свой долг. Адольф Гитлер».
Этот приказ спутал планы фон Паулюса и командующего немецкой «Южной» армейской группой «Б» генерал-полковника барона Вейхса. Паулюс и Вейхс считали дальнейшее сопротивление невозможным. Но приказ есть приказ, воля фюрера — закон. Ночью началась перегруппировка сил.
А советские войска в течение всей этой долгой зимней ночи продолжали неудержимой лавиной двигаться на юг.
Днем над степью стояла тишина, но в следующую ночь Арсен Тоноян и Микола Бурденко в своем окопе снова слышали, как в тылу глухо гудел лес...
IV
...Жители города Вовчи каждый день и каждый час ждали чрезвычайных событий. На железнодорожных путях партизаны взрывали цистерны с бензином; советские самолеты бомбили воинские немецкие составы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210
Но вот со стороны советского тыла до слуха Арсена донесся какой-то странный, все усиливающийся шорох, словно невидимая река вышла из берегов и текла по полям. Этот странный шелест иногда смешивался с унылым воем ветра. «Так шумят,— подумал Арсен,— потоки, бегущие с гор, так шумит во время урагана лес».
Арсен напряженно прислушался. Шум все усиливался. Что-то непонятное происходило там, в тылу, но что именно, невозможно было определить.
Арсен вернулся в блиндаж, лег на нары. Но и здесь был слышен глухой нарастающий шелест. Арсен попытался уснуть, но тотчас перед его глазами появился скорчившийся труп немецкого солдата. Он снова видел рыжий небритый подбородок, ноги в серых шерстяных носках. Зачем он взял у старшины эти носки? Ноги горели в валенках, казалось, что Арсен надел носки, снятые с чьих-то мертвых ног. Что если и в самом деле это так? Ведь чего только не делают старшины, чтобы заслужить благодарность бойцов своей роты. Зачем, ну зачем Арсен взял эти носки? Ведь привозят из тыла теплые носки и рукавицы — выбирай любые. Зачем ему понадобились тонкие немецкие носки? Зачем он их взял, зачем надел?
Он долго вертелся на сыром сене, постланном на нары. Наконец, не вытерпев, сел, снял валенки, стянул с ног носки и швырнул их в угол блиндажа. Потом Арсен развязал вещевой мешок, достал оттуда теплые портянки, старательно обмотал ими ноги и вновь надел валенки. И ноги сразу же успокоились. Подняв с пола немецкие носки, Арсен вышел из окопа, свернул носки в комок и швырнул их в степь. Ему сразу стало легко, словно он избавился от чего-то нехорошего, очистился от какой-то скверны. Он взял горсть свежего снега и тщательно обтер руки. Чистой и холодной ладонью Тоноян провел по лбу. «Вот сейчас, пожалуй, можно и спать».
И тут снова до его слуха донесся шелест — точь-в-точь как поток, низвергающийся с гор. Арсен вернулся в блиндаж и разбудил Бурденко.
— Чего тебе? — хмуро спросил Микола, протирая глаза.
— Выйдем на минутку.
— А что случилось?
— Выйдем, услышишь...
III
В окопе Бурденко долго прислушивался: будто и в самом деле лес глухо гудел под напором бури. Но ведь здесь не было леса — кругом на сотни километров расстилалась голая степь. Что же это шумит?
— Давно так шумит? — спросил Бурденко.
— Уже больше часа. Похоже, что движутся войска, артиллерия, танки, машины? А? И по-моему, очень много войска, очень много машин... Но куда идут? Ведь фронт-то здесь?
Бурденко долго не отвечал.
— Знаешь что, Арсен Иваныч,— наконец сказал он,— пойдем-ка в штаб батальона. Может, там спят, не слышат.
Они быстро зашагали, и чем дальше отходили они от своего блиндажа, тем слышнее становился шум.
Малышева они застали возле штабного блиндажа, он тоже напряженно прислушивался к странному шуму.
— Шо це происходит, товарищ майор? — с тревогой спросил Бурденко.
— Войска, видимо, двигаются.
— Куда?
— Куда надо, я так полагаю.
— Может, пойдем посмотрим?
— Идите, возвращайтесь поскорее.
Возле штаба полка стояли командиры и бойцы, молча смотрели на войска, непрерывным потоком идущие к югу: люди, танки, орудия — без числа, без счета.
Бурденко и Тоноян подошли к Кобурову и Аршакяну.
— Куда это войска идут, товарищ подполковник? — спросил Бурденко.
Командир полка едва заметно улыбнулся.
— Мне пока не докладывали, Бурденко.
Под колесами сотен машин хрустел сухой снег. Пехота, сидя повзводно в американских «студебеккерах», двигалась за танковыми и артиллерийскими колоннами. Ржали лошади, звякали об лед подковы.
Возле Аршакяна стояла Аник. Тоноян подошел к ним.
— Куда идет войско, товарищ батальонный комиссар? — спросил он тихо по-армянски.
— Не знаю, Арсен,— ответил Тигран.
А войска шли и шли, уходила одна танковая колонна, и вслед за ней появлялась другая. За каждым подразделением ехали в «виллисах» командиры. Ночью было трудно определить звания тех, кто сидел в машинах, но, вероятно, это были майоры, полковники, быть может, даже генералы. «Куда они? — думал Арсен.— Комиссар сказал, что наши войска должны гнать врага на запад. Почему же эти огромные массы спускаются на юг?» И вдруг, как молния, блеснула мысль: «Может быть, собираются окружить фашистские войска на Кавказе? Наверно так! Именно так!» — И Арсену показалось, что он разгадал тайну ночного движения войск.
— Куда они? — вновь громко спросил Бурденко. Ему никто не ответил.
— Но почему на юг? — шепотом спросил Тигран. И неожиданно Кобуров подтвердил догадку Арсена.
Он сказал:
— Наверное, надо отрезать путь отступающим с Кавказа немецким армиям. Впереди, друзья, большие бои.
Действительно, в эту морозную ночь две сильнейшие армии мира готовились к новой ожесточенной схватке. В высоких штабах, в ставках маршалы, полководцы, не зная сна, склоняясь над оперативными картами, намечали пути движения войск. Но ни подполковник Кобуров, ни черниговский монтер Бурденко, ни хлопкороб Арсен Тоноян не знали, что было решено в эту ночь высшим командованием и что произойдет завтра. В тот ночной час, когда они смотрели на войска, идущие к югу, в осажденном Сталинграде командующий шестой немецкой армией генерал-полковник фон Паулюс созвал к себе командиров дивизий и корпусов и прочитал им телеграмму фюрера: «6-я армия временно окружена русскими. Я решил сосредоточить армию в районе северной окраины Сталинграда, Катлубани, высота, обозначенная отметкой 137, высота, обозначенная отметкой 135; Мариновка, Цибенко, южная окраина Сталинграда. Армия может поверить мне, что я сделаю все от меня зависящее для ее снабжения и своевременного деблокирования. Я знаю храбрую 6-ю армию и ее командующего и уверен, что она выполнит свой долг. Адольф Гитлер».
Этот приказ спутал планы фон Паулюса и командующего немецкой «Южной» армейской группой «Б» генерал-полковника барона Вейхса. Паулюс и Вейхс считали дальнейшее сопротивление невозможным. Но приказ есть приказ, воля фюрера — закон. Ночью началась перегруппировка сил.
А советские войска в течение всей этой долгой зимней ночи продолжали неудержимой лавиной двигаться на юг.
Днем над степью стояла тишина, но в следующую ночь Арсен Тоноян и Микола Бурденко в своем окопе снова слышали, как в тылу глухо гудел лес...
IV
...Жители города Вовчи каждый день и каждый час ждали чрезвычайных событий. На железнодорожных путях партизаны взрывали цистерны с бензином; советские самолеты бомбили воинские немецкие составы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210