Движения врага не замечалось.
В оврагах сверкала побелевшая от инея увядшая трава. Кое-где еще зеленел кустарник.
Дементьев и начальник штаба, всегда недовольный капитан Кобуров, на этот раз остались довольны. Окопы были вырыты в полный профиль и умело замаскированы,— их прикрыли травой и ветками кустарника.
День стоял облачный, но дождя не было, уныло подвывал холодный северный ветер. Нет ничего тревожнее, чем ожидание врага, нет напряженнее тех минут, когда враг молчит и не знаешь, что он замышляет, а вокруг все полно обманной тишины.
К Дементьеву на наблюдательный пункт пришли Аршакян и Микаберидзе. Комиссар был побрит, сапоги его блестели.
— Вот это молодчина,— глядя на него, сказал командир полка и добавил: — А мы с вами, товарищ Аршакян, видите, не бриты, на ежей похожи.— Глядя в бинокль, он продолжал: — Четыре месяца как воюем, пора бы научиться.
— Это другие воевали четыре месяца, а мы только начинаем,— поправил комиссар.
Майор опустил бинокль.
— Эти другие и были мы. Их опыт — наш опыт,— он покачал головой, медленно произнес: — Какая-то нехорошая тишина, не нравится она мне.
Внезапно воздух дрогнул, завыл, загрохотали снарядные разрывы. Немые поля вдруг заговорили тысячами грозных голосов.
— Ну вот и начал немец,— сказал Дементьев.— По тылам бьет, примерно по резервным позициям. Вот какие дела, комиссар.
Тигран хотел выглянуть из окопа, но Дементьев положил ему руку на плечо.
— Не надо. Все равно пока ничего не увидите. Зазуммерил телефон. Связист, протягивая командиру трубку, сказал, что звонит «пятисотый».
Командир полка взял трубку.
— Слушаю, товарищ «пятисотый». Это был Галунов.
— Огонь ведет по резервным позициям,— доложил майор,— да, ждем. Встретим, как надо. Соседа? Да, не забудем, как и он нас...
Вскоре из-за леса показались вражеские самолеты. Они шли низко, прошли над обороной полка. Через минуту за линией обороны раздался грохот бомбовых разрывов. Окоп дрогнул, посыпалась земля, воздух стал плотным, стеснил дыхание.
— Галунова побеспокоили,— сказал майор Дементьев,— бомбит немец штаб дивизии.
Майор позвонил командирам батальонов, приказал не открывать огня, пока не обнаружит себя живая сила противника. С нарастающим воем приближался снаряд, разорвался в нескольких метрах от командирского окопа. Окоп затянуло желтоватым дымом, закидало комьями земли, застучали десятки осколков. И тотчас послышался второй разрыв... третий... Ходы сообщения заволокло густым дымом, горький, удушливый запах взрывных газов проникал в горло. Земля, поднятая взрывом, засыпала людей в окопе.
Тигран почувствовал, что кто-то стряхивает с него землю. Знакомый голос спросил:
— Не помните меня? Я привел вас из штаба к майору.
— Помню, Савин,— сказал Аршакян,— помню.
— Хачикян тоже здесь, вот он.
Нахмурив брови, сжимая в руках автомат, Хачикян смотрел в сторону противника.
Опершись на плечо санитарки, по узкой траншее, спотыкаясь, пробирался раненый красноармеец. Лицо у него было бледное, губы дрожали.
— Аник! — вскрикнул Хачикян.
— Поддержи раненого, помоги мне уложить его.
— Опять самолеты,— сказал майор и стал считать: — один, два... пять, семь... «юнкерсы».
Самолеты шли низко, покачивали крыльями, и на крыльях ясно видны были черные кресты.
Бомбы стали падать в расположении обороны полка.
Когда умолкли взрывы, Дементьев встал во весь рост и, поглядев в бинокль, крикнул:
— Что такое? Бойцы из первого батальона бегут сюда. Неужели драпают?
— Разрешите мне остановить их,— сказал Аршакян.
— Пока обойдется без вас,— ответил Дементьев и окликнул Савина и Хачикяна.
— А ну, орлы, заверните этих героев назад, а не послушаются, набейте морды. В случае чего оставайтесь в окопах батальрнги Ну, выполняйте, марш!
Аник тревожно смотрела им вслед. Они бежали навстречу беглецам, то исчезали в ямах, то вновь появлялись. Вдруг Каро упал. Аник пронзительно крикнула.
Майор поднес бинокль к глазам. Сердце Тиграна сжалось. Через мгновение Каро поднялся, побежал, догоняя Савина. Майор оглянулся на санитарку.
— Послушайте, барышня, что вы дрожите, как цыпленок, ведите себя по-военному, я вас в санбат отправлю нервы лечить.
— Виновата, товарищ майор,— пролепетала Аник. Дементьев и Аршакян не знали того, что произошло
с девушкой.
На мгновение желтый дым от разорвавшегося снаряда закрыл беглецов. Но Савин и Хачикян настигли убегавших.
Каро, задыхаясь, закричал:
— Стой!
Но бегущий первым боец не слышал его, а может быть, не хотел слышать.
— Стой! — заорал Савин и поднял автомат.
Боец остановился. Каро от неожиданности растерялся, увидев перед собой Бено Шарояна. Он поднял руки над головой, словно сдавался в плен. В глазах у Каро потемнело. Он злобно, с размаху ударил Шарояна прикладом. Шароян упал.
Остальные беглецы стояли, опустив головы. Каро похолодел: Аргам?
— Назад, на позиции! — закричал Савин.
— Назад, в окопы! — повторил Каро и удивился своему пронзительному, исступленному голосу.
Беглецы, пригибаясь, побежали к позициям батальона. Савин и Хачикян, держа на весу автоматы, не отставали от них.
А в дымном воздухе стоял свист железа, грохот разрывов.
X
Все эти дни Аргам находился в состоянии глубокой подавленности. Он уже не мечтал о подвигах, не совершал мысленно рейдов по вражеским тылам, не брал в плен фашистских генералов, не получал орденов и не видел своего портрета на страницах московских газет. Он даже о Седе перестал думать.
Непривычный к тяжелой работе, он после казавшегося ему бесцельным рытья окопов чувствовал себя совершенно разбитым. Руки у него опухли, покрылись волдырями, до крови натерты ноги. Каждое утро ему казалось, что он и шагу не сможет ступить своими окровавленными ногами. По ночам он страдал от холода, сырая шинель не согревала, спина и плечи мучительно болели, будто его били железными прутьями.
После первых бомбежек Аргам совсем пал духом. Он не замечал, что его подавленность постепенно превращается в безысходное отчаяние. Когда немцы начали артиллерийский обстрел обороны полка, Аргам думал, что полк обречен, что никому уже не спастись. Началась бомбежка с воздуха. Окопы дрогнули. Словно чей-то железный кулак ударил Аргама по голове и по груди, с силой швырнул его о стенку окопа.
Он увидел, что несколько человек выскочили из окопа и побежали. Сам не сознавая того, что делает, он побежал следом за ними. Ему казалось, что весь батальон покинул окопы. Голова его гудела, кружилась. Он пришел в себя в тот момент, когда Савин навел на него автомат.
...Вместе с Аргамом, Шарояном и другими беглецами прыгнули в окоп также Савин и Хачикян. В это время вражеские самолеты вновь пикировали на позиции полка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210
В оврагах сверкала побелевшая от инея увядшая трава. Кое-где еще зеленел кустарник.
Дементьев и начальник штаба, всегда недовольный капитан Кобуров, на этот раз остались довольны. Окопы были вырыты в полный профиль и умело замаскированы,— их прикрыли травой и ветками кустарника.
День стоял облачный, но дождя не было, уныло подвывал холодный северный ветер. Нет ничего тревожнее, чем ожидание врага, нет напряженнее тех минут, когда враг молчит и не знаешь, что он замышляет, а вокруг все полно обманной тишины.
К Дементьеву на наблюдательный пункт пришли Аршакян и Микаберидзе. Комиссар был побрит, сапоги его блестели.
— Вот это молодчина,— глядя на него, сказал командир полка и добавил: — А мы с вами, товарищ Аршакян, видите, не бриты, на ежей похожи.— Глядя в бинокль, он продолжал: — Четыре месяца как воюем, пора бы научиться.
— Это другие воевали четыре месяца, а мы только начинаем,— поправил комиссар.
Майор опустил бинокль.
— Эти другие и были мы. Их опыт — наш опыт,— он покачал головой, медленно произнес: — Какая-то нехорошая тишина, не нравится она мне.
Внезапно воздух дрогнул, завыл, загрохотали снарядные разрывы. Немые поля вдруг заговорили тысячами грозных голосов.
— Ну вот и начал немец,— сказал Дементьев.— По тылам бьет, примерно по резервным позициям. Вот какие дела, комиссар.
Тигран хотел выглянуть из окопа, но Дементьев положил ему руку на плечо.
— Не надо. Все равно пока ничего не увидите. Зазуммерил телефон. Связист, протягивая командиру трубку, сказал, что звонит «пятисотый».
Командир полка взял трубку.
— Слушаю, товарищ «пятисотый». Это был Галунов.
— Огонь ведет по резервным позициям,— доложил майор,— да, ждем. Встретим, как надо. Соседа? Да, не забудем, как и он нас...
Вскоре из-за леса показались вражеские самолеты. Они шли низко, прошли над обороной полка. Через минуту за линией обороны раздался грохот бомбовых разрывов. Окоп дрогнул, посыпалась земля, воздух стал плотным, стеснил дыхание.
— Галунова побеспокоили,— сказал майор Дементьев,— бомбит немец штаб дивизии.
Майор позвонил командирам батальонов, приказал не открывать огня, пока не обнаружит себя живая сила противника. С нарастающим воем приближался снаряд, разорвался в нескольких метрах от командирского окопа. Окоп затянуло желтоватым дымом, закидало комьями земли, застучали десятки осколков. И тотчас послышался второй разрыв... третий... Ходы сообщения заволокло густым дымом, горький, удушливый запах взрывных газов проникал в горло. Земля, поднятая взрывом, засыпала людей в окопе.
Тигран почувствовал, что кто-то стряхивает с него землю. Знакомый голос спросил:
— Не помните меня? Я привел вас из штаба к майору.
— Помню, Савин,— сказал Аршакян,— помню.
— Хачикян тоже здесь, вот он.
Нахмурив брови, сжимая в руках автомат, Хачикян смотрел в сторону противника.
Опершись на плечо санитарки, по узкой траншее, спотыкаясь, пробирался раненый красноармеец. Лицо у него было бледное, губы дрожали.
— Аник! — вскрикнул Хачикян.
— Поддержи раненого, помоги мне уложить его.
— Опять самолеты,— сказал майор и стал считать: — один, два... пять, семь... «юнкерсы».
Самолеты шли низко, покачивали крыльями, и на крыльях ясно видны были черные кресты.
Бомбы стали падать в расположении обороны полка.
Когда умолкли взрывы, Дементьев встал во весь рост и, поглядев в бинокль, крикнул:
— Что такое? Бойцы из первого батальона бегут сюда. Неужели драпают?
— Разрешите мне остановить их,— сказал Аршакян.
— Пока обойдется без вас,— ответил Дементьев и окликнул Савина и Хачикяна.
— А ну, орлы, заверните этих героев назад, а не послушаются, набейте морды. В случае чего оставайтесь в окопах батальрнги Ну, выполняйте, марш!
Аник тревожно смотрела им вслед. Они бежали навстречу беглецам, то исчезали в ямах, то вновь появлялись. Вдруг Каро упал. Аник пронзительно крикнула.
Майор поднес бинокль к глазам. Сердце Тиграна сжалось. Через мгновение Каро поднялся, побежал, догоняя Савина. Майор оглянулся на санитарку.
— Послушайте, барышня, что вы дрожите, как цыпленок, ведите себя по-военному, я вас в санбат отправлю нервы лечить.
— Виновата, товарищ майор,— пролепетала Аник. Дементьев и Аршакян не знали того, что произошло
с девушкой.
На мгновение желтый дым от разорвавшегося снаряда закрыл беглецов. Но Савин и Хачикян настигли убегавших.
Каро, задыхаясь, закричал:
— Стой!
Но бегущий первым боец не слышал его, а может быть, не хотел слышать.
— Стой! — заорал Савин и поднял автомат.
Боец остановился. Каро от неожиданности растерялся, увидев перед собой Бено Шарояна. Он поднял руки над головой, словно сдавался в плен. В глазах у Каро потемнело. Он злобно, с размаху ударил Шарояна прикладом. Шароян упал.
Остальные беглецы стояли, опустив головы. Каро похолодел: Аргам?
— Назад, на позиции! — закричал Савин.
— Назад, в окопы! — повторил Каро и удивился своему пронзительному, исступленному голосу.
Беглецы, пригибаясь, побежали к позициям батальона. Савин и Хачикян, держа на весу автоматы, не отставали от них.
А в дымном воздухе стоял свист железа, грохот разрывов.
X
Все эти дни Аргам находился в состоянии глубокой подавленности. Он уже не мечтал о подвигах, не совершал мысленно рейдов по вражеским тылам, не брал в плен фашистских генералов, не получал орденов и не видел своего портрета на страницах московских газет. Он даже о Седе перестал думать.
Непривычный к тяжелой работе, он после казавшегося ему бесцельным рытья окопов чувствовал себя совершенно разбитым. Руки у него опухли, покрылись волдырями, до крови натерты ноги. Каждое утро ему казалось, что он и шагу не сможет ступить своими окровавленными ногами. По ночам он страдал от холода, сырая шинель не согревала, спина и плечи мучительно болели, будто его били железными прутьями.
После первых бомбежек Аргам совсем пал духом. Он не замечал, что его подавленность постепенно превращается в безысходное отчаяние. Когда немцы начали артиллерийский обстрел обороны полка, Аргам думал, что полк обречен, что никому уже не спастись. Началась бомбежка с воздуха. Окопы дрогнули. Словно чей-то железный кулак ударил Аргама по голове и по груди, с силой швырнул его о стенку окопа.
Он увидел, что несколько человек выскочили из окопа и побежали. Сам не сознавая того, что делает, он побежал следом за ними. Ему казалось, что весь батальон покинул окопы. Голова его гудела, кружилась. Он пришел в себя в тот момент, когда Савин навел на него автомат.
...Вместе с Аргамом, Шарояном и другими беглецами прыгнули в окоп также Савин и Хачикян. В это время вражеские самолеты вновь пикировали на позиции полка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210