— Подожди, милая, хорошая, подожди.
Эти нежные слова, обращенные к матери, сейчас с какой-то особой силой потрясли Гришу.
Он поднялся, отпер дверь. Мать вошла, обняла сына.
— Гриша, дорогой, ты не знаешь своего отца, он не изменник, он не может быть изменником... Он честный, хороший человек.
Сын, волнуясь, повторял лишь одно слово:
— Мама, мама...
Мать взглянула ему в глаза.
— Какой страшный взгляд у тебя, Гриша. Я чую беду. Я боюсь.
Макавейчук подошел к жене.
— Ты зря расстроилась, Катя. Я сейчас все объясню ему, и он поймет. Ты иди в свою комнату. Гриша, мы сейчас с тобой спокойно поговорим, верно ведь? Спокойно поговорим... Иди, Катя, оставь нас одних.
— Неужели я мешаю вашему разговору? — жалобно спросила Катерина. Она побледнела. Муж и сын отвели ее в спальню, уложили на кровать. Гриша принес кружку воды, поднес ее к губам матери. Катерина отпила глоток и, сложив руки на груди, словно успокаивая сердце, прошептала:
— Не ссорьтесь только, умоляю вас, вы меня убьете.
— Не будем ссориться, мама, не будем,— сказал Гриша,— успокойся, мама.
— Ну хорошо, идите...
Отец и сын снова вышли в соседнюю комнату, снова сели друг против друга.
— Можем мы говорить с тобой сейчас спокойно? — спросил Макавейчук.
— Можем,— ровным голосом ответил Гриша.
— Вот что, я требую, чтобы ты опомнился и подумал о своей судьбе.
— Обещаю...— ответил Гриша и, помолчав, добавил: — обещаю опомниться и подумать о своей судьбе.
— Вот и хорошо. И помни, что ты сын своего отца. Цени свою жизнь, она лишь начинается. Знаю, ты коммунист. Но это не помешает нам быть отцом и сыном. Знаешь, ведь Германия тоже хочет создать свой социализм. Социализм — это опора народов. И каждая нация должна создавать себе эту опору. Давай и мы с тобой создадим свой, семейный социализм. У меня нет в жизни ни одного настоящего друга, кроме тебя... Не ставь свою жизнь под удар! Я твой отец, я носил тебя ребенком на руках...
— Спасибо,— прервал Гриша отца,— спасибо, что ты дал мне жизнь, хотя мне это тяжело, горько и мучительно.
Гриша поднялся.
— Подожди! — крикнул Макавейчук.— Куда ты?
— Воздух здесь тяжелый. Мне душно. Хочу выйти в сад, подышать немного.
Отец, опустив голову, сказал:
— Сейчас, Гриша, ты уже не можешь выйти из дому. Наш дом оцеплен. Все зависит от тебя. Ты можешь спасти и себя, и меня, и мать... Не делай ее несчастной!
Гриша оторопело смотрел на отца...
Послышался стук в наружную дверь, громкие немецкие голоса. Дверь в комнату распахнулась. Вошел посыльный из комендатуры и сообщил, что комендант спешно вызывает к себе бургомистра.
Не сказав сыну ни слова, Макавейчук вышел вслед за солдатом. В комнату бесшумно вошла Катерина, вопросительно посмотрела на Гришу.
— Гришенька,— сказала мать и обняла сына.— Вы наконец поняли друг друга? Помирились?
— Поняли, мама, поняли... Принеси мне из колодца немного холодной воды, мне очень пить хочется.
Чтобы объяснить свою просьбу, он смущенно добавил:
— Мне не хочется выходить во двор. Я немного простужен.
Катерина, взяв ведро, вышла на крыльцо. В ее грудь уперлось черное дуло автомата.
Катерина, растерянная и испуганная, вернулась в комнату.
— Гриша!
Все было понятно и ясно. Гриша обнял мать, подвел к кровати, усадил.
— Мама, не волнуйся, не бойся.
Он погасил керосиновую лампу, задул свечи, поставленные на пианино. В темноте Гриша подошел к окну, тихонько отодвинул занавеску, посмотрел на улицу. Под окнами, на тротуаре, стояли часовые. «Да, ясно, значит, дом окружен,— подумал он,— я у них в руках, если отец не поручится за меня».
— Гриша! — негромко позвала мать. Сын подошел к ней.
— Гриша, скажи мне все, не скрывай. Сердце мое чует дурное. Может быть, они догадались, что Опанас связан с партизанами, может быть, кто-нибудь выдал его и он уже арестован?
— Нет, мама, отец не арестован.
— Поклянись!
Он сел возле матери. Может быть, в последний раз он слышит голос матери, может быть, больше никогда он не увидит ее. Может быть, завтра она услышит о смерти сына.
— Слушай, мама,— прошептал он, голос его дрожал,— я ничего не буду от тебя скрывать.
— Говори, Гриша... Зажги свет, я хочу тебя видеть. Гриша ощупью прошел к столу, зажег лампу и, вернувшись, сел возле матери.
— Говори, Гриша!
— Мама, ты знаешь, кто твой муж?.. Знаешь ли ты его?
VIII
...Пролетка остановилась у дома бургомистра. Из нее вышли капитан и лейтенант, сообщили наружным часовым ночной пароль. Капитан властным голосом приказал солдатам следовать за ним. Во дворе возле крыльца их вновь встретили часовые. Сказав им пароль, капитан спросил:
— Дома?
— Господин комендант вызвал его,— ответил один из часовых.
— Я спрашиваю о сыне.
— Дома.
— Стойте у крыльца и под окнами,— приказал капитан,— двое пойдут со мной в дом.
Дверь с шумом распахнулась. В комнату вошли немцы, вооруженные револьверами и автоматами. Гришу схватили, повели.
— Прощай, мама! — крикнул Гриша, стоя уже в дверях.— Береги себя, ты расскажешь всю правду людям!
Но мать, охваченная оцепенением, молчала. И только когда Гриша сходил с крыльца, он услышал ее пронзительный крик.
Гришу Макавейчука вывели на улицу, посадили в пролетку между лейтенантом и капитаном. Солдат уселся на скамеечке напротив них. Кучер торопливо погнал лошадь. Пролетка направилась не к комендатуре, а в сторону мельницы.
— Куда мы едем? — негромко спросил солдат.
— Еще одного арестованного прихватим,— ответил капитан.
«Они видимо, полагают, что я не понимаю по-немецки»,— подумал Гриша. Странным было поведение сидевшего рядом с арестованным лейтенанта. Крепко держа одной рукой руку Гриши, он несколько раз заглядывал ему в лицо.
Наконец пролетка остановилась. Внезапно возница повернулся и каким-то тяжелым предметом изо всех сил ударил по голове солдата-часового. Солдат повалился на Гришу.
— Бери его автомат! — четко по-русски сказал Грише лейтенант.— Бери!
Возница снова хлестнул лошадь.
Лошадь поскакала галопом. Пролетка быстро миновала окраинные домики Вовчи. У ног Гриши и Аргама Вардуни лежал мертвый немецкий солдат.
Переполох в городе начался только тогда, когда пролетка подъезжала к лесной лощине Холодный Яр.
IX
К юго-востоку от поселка Старица, расположенного на берегу Северного Донца, поднимаются холмы, покрытые лиственным лесом. Лес этот называется Рубежанским. Два ряда холмов тянутся параллельно с востока на запад, образуя узкую и довольно глубокую лощину. Холмы защищают эту лощину от ветров и солнца. Летом лучи солнца не доходят до дна лощины, там всегда прохладно и сыро. Должно быть, потому и прозвали это место Холодным Яром. Сырость не исчезает в яру даже в самые знойные дни июля и августа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210