— Сегодня тяжелый лучше легкого. Вот победим фашистов, тогда все будем легкие люди.
— А со мной-то зачем воевать, дорогой Минас Авакович?
Сархошев почему-то был с утра в хорошем настроении. Меликян редко видел его таким добродушным и веселым.
Вдали показались окрестности Харькова. Дороги были запружены отступавшими войсками. Мчались грузовики, обдавая жидкой грязью подводы и солдат, громыхали, лязгали стальными гусеницами танки, тянулись толпы беженцев с узлами и чемоданами.
Меликян угрюмо смотрел на эти раздирающие душу картины и не смог сдержать слез. Сархошев, заметив, что Меликян сопит и вытирает платком глаза, удивленно произнес:
—- Как же это, ты плачешь, Меликян? Хочешь победить фашизм, свернуть шею капитализму,
а плачешь.
Меликян взглянул на него красными, воспалившимися глазами.
— Или у тебя нет сердца, Сархошев, или оно из камня. Сукин ты сын, позор мне, если вру.
Не слышно было в Харькове звонков трамваев, не стало освещенных витрин и нарядных легковых автомобилей. На рельсах стояли мертвые, искалеченные трамвайные вагоны, на мостовых среди битого кирпича валялась домашняя утварь и осколки посуды, поперек тротуара лежал искореженный велосипед, рядом громоздились сломанные стулья. Люди поспешно, с опаской оглядываясь, бежали по улицам.
Меликян проходил мимо черных остовов зданий, разрушенных и сгоревших во время бомбежек. На мостовых зияли огромные ямы, вырытые авиационными бомбами, валялись большие куски взломанного силой взрыва асфальта. Женщина с безумными глазами заунывно кричала:
— Нюра, Нюра... Н... ю... ю... раа...
Улицы стали тесны для колонн пехотинцев, громыхающих танков, конных обозов. То и дело образовывались пробки, все стремились скорей вырваться из города, слышались споры, ругань командиров, пытавшихся расшить пробки. А среди шума и гула звучал надрывный женский голос:
— Нюра, Нюра...
Сархошев приказал ротному обозу остановиться. Он хотел дождаться отставших.
С высокого пьедестала смотрел на отступавшие войска, на толпы беженцев Тарас Шевченко... Минас, сняв шапку, молча стал перед ним.
— Хороший памятник,— сказал Сархошев,— видишь барельеф на пьедестале, вот Катерина, героиня его поэмы, как Ануш у Туманяна, а вот закованные в цепи крепостные крестьяне, а это его мечта — образ свободной Украины. Он писал своим братьям.
Постепенно к ожидавшим присоединялись отставшие подводы, подходили пешие бойцы. Рота тронулась.
В конце Сумской воинские части растекались по окраинным улицам подобно реке, которая, выходя из берегов, образует десятки ручьев и ручейков.
— Мы должны идти к Северо-Донецкому мосту,— сказал Меликян,— я город знаю как свои пять пальцев.
— Я тоже знаю Харьков,— сказал Сархошев и остановился, разглядывая ничем не примечательное двухэтажное здание.
— Что ты тут увидел? — спросил Минас.
— Тетка моя здесь живет, минут на пять зайду к ней.
— Тетка? Ты мне об этом ничего не говорил.
— А я что, обязан тебе докладывать о своей тете?
— Ну иди и быстро возвращайся, только не запаздывай.
Сархошев вошел в дом. Меликян решил подождать его. Бойцы и ездовые нетерпеливо спрашивали его, для чего вновь сделана остановка, чего они ждут. Не мог же Меликян сказать им, что они дожидаются, пока Сархошев побеседует со своей тетей. Он приказал старшине повести обоз по Грековской улице, через Северо-Донецкий мост, дальше взять направление на Велико-Даниловку, а оттуда на село Байрак.
Прошло пятнадцать минут, двадцать, полчаса, а Сархошев не появлялся. Улицы заметно пустели, главный поток отступавших уже прошел. Минас хотел войти в дом, позвать Сархошева, но вдруг сообразил, что не знает ни номера квартиры, ни имени сархошевской тетки. Время шло, а Сархошева все не было.
Меликян вошел в парадный подъезд и постучал в дверь первой квартиры. Никто не откликнулся. Минас стал стучать кулаком. В коридоре послышались шаги, худая женщина в очках приоткрыла дверь.
— Не можете сказать, где здесь живет Сархошева? Может, у ней фамилия и не Сархошева, но она армянка; не знаете, в какой квартире тут живут армяне?
Женщина недоумевающе смотрела на Меликяна.
— Не знаю, ничего не знаю.
И дверь захлопнулась. Меликян поднялся на второй этаж, снова стал стучать в дверь. Дверь открыла старушка в платке.
Меликян объяснил ей, что ищет женщину по фамилии Сархошева.
— А, Сархошева? Вардуи Сархошева? Ее квартира на первом этаже, номер один.
— Я ведь туда стучал, оттуда вышла высокая женщина в очках и сказала, что Сархошевой тут нет.
— Вот оно что! Ведь это и была Вардуи Сархошева. Почему-то не захотела ведьма назваться.
Минас спустился на первый этаж и изо всей силы забарабанил ногой в дверь Сархошевой. Вновь в коридоре послышались шаги.
— Откройте дверь, я товарищ Партева Сархошева, немедленно откройте!
Женщина открыла дверь. Меликян стремительно прошел мимо нее в комнату и увидел Сархошева, сидящего в кресле.
— Почему вы меня обманули? — заорал Меликян на женщину.
— Ничего не понимаю, что вы хотите от меня? — бормотала Сархошева.
— Откуда ей было знать, что ты мой знакомый? Время жуткое, тревожное. Одинокая женщина, боится,— объяснил Партев.
—- А ты развалился, как султан и шах! Вставай, идем скорее, из-за тебя и я опоздал, обоз ушел. Сархошев переглянулся с теткой. Она сказала:
— Ну что ж, иди, дорогой мой, идите, защищайте советскую родину.
Минаса поразил ее голос. Казалось, он исходил из могилы.
— О себе дай знать при первой возможности,— проговорила вслед племяннику Сархошева.
Улица была пуста.
— Хорошо тебе, Сархошев, словно для тебя ни войны, ни отступления.
— Ничего страшного не случилось бы, догнал бы, зря ты психовал.
— Ну, пошли, пошли быстрее. А тетка твоя, точно барыня царского времени.
— Она, знаешь ли, преподает иностранные языки.
— Иностранные языки знает, а родной, видимо, нет. Что это за танки, Сархошев?
Они остановились.
— На танках черные кресты! — закричал Меликян.— Ходу, Сархошев!
И тотчас проскрежетала пулеметная очередь. Пули взвыли над их головами. На мостовую со звоном посыпались стекла, штукатурка. Меликян бросился в переулок, оглянулся — Сархошева не было. Меликян бежал по улице, вдалеке вновь показались немецкие танки. Он бежал, напрягая все силы, задыхаясь...
Когда Минас, потеряв Сархошева, выбрался из города, дороги были почти пусты. Лишь полем брели по двое, по трое бойцы. За спиной слышались взрывы, над Харьковом поднимались столбы дыма.
Меликян каждую минуту оглядывался, с тоской смотрел на захваченный врагом город. Мысли в голове его смешались. К общей боли прибавилась тревога за Сархошева. Убили ли его?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210