Трудный процесс познания автором своих героев сле-
довало бы назвать не просто процессом взаимодейст-
вия, но скорее процессом взаимоформирования ха-
рактеров. Здесь нет решительно никакого мистичес-
кого оттенка. Суть работы Толстого заключается в
том, что автор попадает в плотное кольцо своих вымы-
шленных лиц, каждое из которых постепенно вырас-
тает в его сознании вполне конкретным, живым чело-
веком, как говорил в таких случаях Чехов. И в тот мо-
мент, когда автор собирается действовать по принци-
пу одного из героев Островского: (<Мое детище, хочу
с кашей ем, хочу масло пахтаю>, остальные герои, об-
разно говоря, хватают его за руку. Он останавливается
там, где возникает чувство фальши, неправдоподобия,
неестественности положений. Вот почему в романах с
десятками или даже с сотнями персонажей у него нет
ни одного статиста, лишенного своей воли, все герои
644
оятна равной ноге друг с другом. Вот почему Тол-
эй утверждал, что литература серьезнее и объектив-
нее самой науки, так как она не допускает ни малей-
цего отклонения от истины.
Но (<свобода> и (<зависимость> авторской воли
1роявляется не только в общении автора с героями, но
1-.с художественной системой, понимаемой как внут-
рннее композиционно-структурное единство, как
Юситель определенной эстетически оформленной
,еи. Гончаров не случайно говорил, что одна только
хитектоника способна поглотить все силы писателя,
гя у него много и других забот. Известно и то, какое
рачение Толстой придавал (<лабиринту сцеплений>,
отором высказывается и может быть только выска-
1нной поэтическая мысль, если она действительно
Бдожественно выражена.
; Однако как складывается эта художественная сис-
ма и как она влияет на автора в процессе своего ста-
вления, - этот вопрос почти, если не сказать COB-
4, не изучен нами.
1 Глава Х (<Войны и мира> открывалась в гранках
1азой, иронически передающей итог деятельности
полеона в Москве: его (<распоряжения, заботы и
1аны> сравниваются автором со стрелками цифер-
jara, отделенного от механизма, которые вертятся
рроизвольно и бесцельно, не захватывая колес>. За-
бивалась же глава на этой стадии работы известной
слью: (<Шорох тарутинского сражения спугнул
1?ря...>.
Общая идея главы достаточно ясна, но структура
дается разомкнутой. Нет важнейшего оттенка мыс-
К целеустремленных усилий Наполеона, которые,
йко, вопреки всему не приносят желаемых резуль-
б)в. Лишь в самый последний момент, когда автор
1раз уже перед тем держал корректуру, появляется
данная Толстым в гранки фраза, заключающая гла-
k~ необходимое завершающее звено всей системы.
раполеон, представляющийся нам руководителем
!fo этого движения (как диким фигура, вырезанная
Носу корабля, представлялась силою, руководящею
645
корабль), Наполеон во все это время своей деятельно-
сти был подобен ребенку, который, держась за тесе-
мочки, привязанные внутри кареты, воображает, что
он правит>.
Мысль теперь уже высказана вполне. Закончен
процесс ее самодвижения, развития возвращением к
исходному тезису. А между тем замечательно то, что
(<заготовки> для этой фразы хранились рукописями
давно. Сама конструкция, таким образом, внутренняя
драматургия выражения авторского замысла, отчетли-
во складываясь, начинает активно воздействовать на
сознание писателя, подчиняет своей логике логику его
художественных поисков.
Рассмотренный пример весьма характерен. Во
многих истолкованиях работа Толстого несколько
прямолинейно трактуется как последовательный про-
цесс переосмысления ранних вариантов, т.е. как заме-
на старой точки зрения на новую. Это не совсем вер-
но, так как такой подход исключает случайность в
творческом процессе писателя. Мы справедливо отка-
зались от идеи (<телеологии> творчества и все-таки ос-
таемся в чем-то верны ей, остерегаясь вспоминать о
Случае, который имеет место в работе художественно-
го гения. Однако фактор случайности и здесь возмо-
жен. Более того, он способен приносить замечатель-
ные художественные результаты. Ведь в искусстве так
или иначе (разумеется, в истинном, как говорил Тол-
стой, искусстве) остается в конечном итоге только то,
что эстетически, художественно целесообразно.
Большой интерес с этой точки зрения представля-
ют собой контаминации рукописей, наблюдаемые в
работе Толстого. На одну из них обратил внимание
В.А. Жданов. (<Я убийца!> - говорит отец Сергий дру-
гу детства Дашеньке. Эта фраза воспринимается как
след глубокой душевной драмы. Но ведь в ранней ре-
дакции было совершено не мнимое, а реальное убий-
ство. Тем самым топором, которым когда-то отец Сер-
гий отсек себе палец, борясь с властью плоти, он зару-
бил в своей келье дьявола-соблазнительницу, жалкую
купеческую дочь. Ошибка осталась незамеченной, вы-
646
1эывая неожиданный, но исключительно сильный дра-
матический эффект.
I Еще более яркий пример такого же рода находим в
работе над (<Анной Карениной>; эпизод встречи у по-
ргтели умирающей Анны двух Алексеев - Алексея
Александровича Каренина и Алексея Вронского.
- Только прозрение гения, великого художника-пси-
колога, только счастливые мгновения творческого
Озарения способны создавать такие шедевры - эта
мысль упорно повторялась уже современниками Тол-
стого. Между тем сцена возникла в результате конта-
цинации. Готовый фрагмент из черновой редакции
1ыл перенесен в заключительную, но оказался в но-
[юм контексте изменившегося образа. В первой редак-
ции Каренин был едва не (<идеальным героем> с един-
гвенным недостатком: не особенно привлекательной
дешностью. Там сцена была логическим продолже-
ием повествования о душевной чистоте, незащищен-
ости, беспредельной доброте героя; здесь возник рез-
ни контраст, и Толстому, великому мастеру этого ху-
эжественного приема, оставалось только в полной
ере использовать неожиданно появившийся напря-
еннейший эмоциональный взрыв.
В конечном итоге, разумеется, все эти (<случайное-
т~зякономерны как проявление черты, в высшей
епени свойственной творческой лаборатории Тол-
ого. Ничто здесь не пропадает бесследно, творчес-
е усилие рано или поздно в той или иной форме даст
1себе знать в работе мастера. Даже старое у него удач-
) вторгается в текст, вызывая к жизни исключитель-
) яркие художественные находки.
Поскольку речь зашла о некоторых прямолиней-
1териалами его. работы, - о том, что Толстой восемь
з переписывал (<Войну и мир>.
Гораздо ярче, чем эта романтическая легенда, вели-
ае Толстого определяет простая мысль, вытекающая
конкретного анализа материалов его черновой ра-
гы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202