но они стеснены узкими перегородками, которые разде-
ляют материк на мелкие государства. В этом вся причина песси-
мизма и депрессии: Европа напоминает огромную, могучую птицу,
которая отчаянно бьется о железные пруты клетки.
Подтверждение этому мы находим и в других областях, весь-
ма далеких от экономики и тем не менее попавших в такое
положение - например, в области интеллектуальной. Сегодня ка
дый <интеллектуал> в Германии, в Англии или во Франции оп^
щает, что границы его государства стесняют его, он задыхается я
них; его национальная принадлежность лишь ограничивает, умо-
ляет его. Немецкий ученый уже понимает, как нелепо то, трц
вынуждает создавать немецкая ученая среда; он видит, что и емц
не хватает той высокой свободы, которой пользуется французе^
кий писатель или английский эссеист. И, наоборот, парижский лий
тератор догадывается, что галльские традиции словесного изысЗ
ка уже исчерпаны, и он охотно заменил бы их - сохранив лиш^
лучшие их черты - некоторыми достоинствами немецкого ученого.^
То же самое происходит и во внутренней политике. Очевд^
странный вопрос - почему политическая жизнь во всех крупных;
государствах Европы стоит так низко - до сих пор но анализиро^
ван, и удовлетворительного ответа на пего нет. Говорят, что де-
мократические учреждения утратили популярность. Вот это-то щ
требует объяснения, ибо эта утрата поистине удивляет. Во всех
государствах бранят парламент и, однако, нигде не пытаются его
упразднить. И нет никакого плана новой формы государственной
го устройства, нет даже утопической идеи, которая хотя бы ft
теории казалась лучше. Значит, не так уж достоверно, что парла-
мент отслужил свой век. Зло не в самих учреждениях (они инстт
рументы общественной жизни), а в целях, для которых ими пользу-:
ются. Нет программ, отвечающих уровню и возможностям совре-j
менного европейского бытия. ^
Перед нами - оптический обман, который нужно раз и навсег-
да исправить, ибо проблема парламентаризма постоянно вызыва-
ет самые нелепые мнения. Есть немало серьезных возражений;
против традиционной парламентской практики; но при ближай-
шем рассмотрении оказывается: ни одно из них не приводит к1
заключению, что парламент надо упразднить; они указывают, чте1
его надо реформировать. Тем самым парламент признается иеобг',
ходимым и жизнеспособным. Сегодняшний автомобиль возник-S
из поправок, какие выдвигались против автомобиля в 1910 г.
Однако всеобщее разочарование в парламенте проистекает не из
этих возражений. Говорят: парламент непригоден! Позвольте спро-
сить: непригоден к чему? Годность - это способность выполнить
задание, достигнуть цели. В данном случае цель - разрешение
общественных проблем в государстве. Поэтому каждый, кто на-
зывает парламент непригодным, должен указать иной способ ре-
шения современных общественных проблем. Так как иного спо-
соба ни у кого нет И даже теоретически вопрос еще не уяснен, мы
не вправе ставить парламентаризм к позорному столбу. Полезней
было бы вспомнить, что за всю историю не было создано ничего
более величественного, более действенного, чем парламентарные
государств XIX века. Это очевидно, и забывать об этом глупо.
Таким образом, моя но говорить лишь о том, что необходима
радикальная реформа Законодательного Собрания, чтобы повы-
сить его дееспособность; но вовсе не о его бесполезности.
Разочарование в парламенте не имеет ничего общего с его
общеизвестными недостатками и даже с самим парламентом, как
политическим инструментом. Оно вызвано тем, что европеец не
знает, как использовать это учреждение. Он разочаровался в тра-
диционных целях общественной жизни. Он не питает больше
иллюзий насчет национального государства, в котором чувству-
ет себя ограниченным, вроде пленника. Если внимательно при-
смотреться к этому общеизвестному факту, то мы заметим, что в
большинстве стран граждане не питают больше уважения к соб-
ственному государству, будь то Англия, Германия или Франция.
Поэтому бесцельно менять детали государственной структуры -
дело не в них, а в самом государстве, оно стало слишком малым.
Впервые в своей политической, экономической и духовной де-
ятельности европеец наталкивается на границы своего государ-
ства; впервые он чувствует, что его жизненные возможности
непропорциональны размерам того политического образования, в
которое он включен. И тут он делает открытие: быть англичани-
ном, немцем, французом значит быть провинциалом. Ему прихо-
дит на ум, что он как бы уменьшился по сравнению с прошлым,
ибо раньше англичанин, француз, немец думали про себя, что они -
вселенная. Здесь, как мне кажется, подлинная причина того ощу-
щения упадка, которое мучает европейца. Причина субъективная,
иллюзорная, парадокс - ведь иллюзия упадка возникла потому,
что способности человека возросли и старая организация стала
Для них тесна.
Чтобы пояснить сказанное на конкретном примере, возьмем
хотя бы автомобильное производство. Автомобиль - чисто евро-
пейское изобретение; однако на первом месте сейчас Америка.
Вывод: европейская машина в упадке. Тем не менее европейские
техники и промышленники ясно видят, что преимущества амери-
канской продукции объясняются вовсе не превосходством людйщц
за океаном, а просто тем, что американская промышленность ра-
ботает без всяких ограничений на свой рынок в 20 миллионов
населения. Представим себе, что европейский завод имел бьг
беспрепятственный сбыт во все европейские страны с их колони-
ями и зонами влияния; несомненно, его продукция, рассчитанная
на сбыт населению в 500-600 миллионов людей, далеко превзош-
ла бы Форда. Исключительное превосходство американской тех-j
ники почти целиком обусловлено величиной и однородностью ее,
рынка. Рационализация производства появляется автоматически,'
как следствие расширения рынка. "
Итак, действительное положение Европы можно описать сле-я
дующим образом: ее долгое и блестящее прошлое привело ее к ''
новой жизненной стадии, где все размеры возросли; но структура, .
унаследованная от прошлых времен, теперь мала ей, тормозит ее;:
развитие. Европа возникла как комплекс Малых наций. Идея ;
нации и национальное чувство были ее самыми характерными а
достижениями. Теперь ей необходимо преодолеть самое себя. Вот 1
схема грандиозной драмы, которая должна разыграться в бли- ,
жайшие годы. Сможет ли Европа стряхнуть с себя пережитки j
прошлого, или она навсегда останется их пленницей? В истории 1
уже были, примеры, когда великая цивилизация умирала только 1
потому, что не смогла вовремя отказаться от изжитой идеи госу-1
дарства и найти ей замену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
ляют материк на мелкие государства. В этом вся причина песси-
мизма и депрессии: Европа напоминает огромную, могучую птицу,
которая отчаянно бьется о железные пруты клетки.
Подтверждение этому мы находим и в других областях, весь-
ма далеких от экономики и тем не менее попавших в такое
положение - например, в области интеллектуальной. Сегодня ка
дый <интеллектуал> в Германии, в Англии или во Франции оп^
щает, что границы его государства стесняют его, он задыхается я
них; его национальная принадлежность лишь ограничивает, умо-
ляет его. Немецкий ученый уже понимает, как нелепо то, трц
вынуждает создавать немецкая ученая среда; он видит, что и емц
не хватает той высокой свободы, которой пользуется французе^
кий писатель или английский эссеист. И, наоборот, парижский лий
тератор догадывается, что галльские традиции словесного изысЗ
ка уже исчерпаны, и он охотно заменил бы их - сохранив лиш^
лучшие их черты - некоторыми достоинствами немецкого ученого.^
То же самое происходит и во внутренней политике. Очевд^
странный вопрос - почему политическая жизнь во всех крупных;
государствах Европы стоит так низко - до сих пор но анализиро^
ван, и удовлетворительного ответа на пего нет. Говорят, что де-
мократические учреждения утратили популярность. Вот это-то щ
требует объяснения, ибо эта утрата поистине удивляет. Во всех
государствах бранят парламент и, однако, нигде не пытаются его
упразднить. И нет никакого плана новой формы государственной
го устройства, нет даже утопической идеи, которая хотя бы ft
теории казалась лучше. Значит, не так уж достоверно, что парла-
мент отслужил свой век. Зло не в самих учреждениях (они инстт
рументы общественной жизни), а в целях, для которых ими пользу-:
ются. Нет программ, отвечающих уровню и возможностям совре-j
менного европейского бытия. ^
Перед нами - оптический обман, который нужно раз и навсег-
да исправить, ибо проблема парламентаризма постоянно вызыва-
ет самые нелепые мнения. Есть немало серьезных возражений;
против традиционной парламентской практики; но при ближай-
шем рассмотрении оказывается: ни одно из них не приводит к1
заключению, что парламент надо упразднить; они указывают, чте1
его надо реформировать. Тем самым парламент признается иеобг',
ходимым и жизнеспособным. Сегодняшний автомобиль возник-S
из поправок, какие выдвигались против автомобиля в 1910 г.
Однако всеобщее разочарование в парламенте проистекает не из
этих возражений. Говорят: парламент непригоден! Позвольте спро-
сить: непригоден к чему? Годность - это способность выполнить
задание, достигнуть цели. В данном случае цель - разрешение
общественных проблем в государстве. Поэтому каждый, кто на-
зывает парламент непригодным, должен указать иной способ ре-
шения современных общественных проблем. Так как иного спо-
соба ни у кого нет И даже теоретически вопрос еще не уяснен, мы
не вправе ставить парламентаризм к позорному столбу. Полезней
было бы вспомнить, что за всю историю не было создано ничего
более величественного, более действенного, чем парламентарные
государств XIX века. Это очевидно, и забывать об этом глупо.
Таким образом, моя но говорить лишь о том, что необходима
радикальная реформа Законодательного Собрания, чтобы повы-
сить его дееспособность; но вовсе не о его бесполезности.
Разочарование в парламенте не имеет ничего общего с его
общеизвестными недостатками и даже с самим парламентом, как
политическим инструментом. Оно вызвано тем, что европеец не
знает, как использовать это учреждение. Он разочаровался в тра-
диционных целях общественной жизни. Он не питает больше
иллюзий насчет национального государства, в котором чувству-
ет себя ограниченным, вроде пленника. Если внимательно при-
смотреться к этому общеизвестному факту, то мы заметим, что в
большинстве стран граждане не питают больше уважения к соб-
ственному государству, будь то Англия, Германия или Франция.
Поэтому бесцельно менять детали государственной структуры -
дело не в них, а в самом государстве, оно стало слишком малым.
Впервые в своей политической, экономической и духовной де-
ятельности европеец наталкивается на границы своего государ-
ства; впервые он чувствует, что его жизненные возможности
непропорциональны размерам того политического образования, в
которое он включен. И тут он делает открытие: быть англичани-
ном, немцем, французом значит быть провинциалом. Ему прихо-
дит на ум, что он как бы уменьшился по сравнению с прошлым,
ибо раньше англичанин, француз, немец думали про себя, что они -
вселенная. Здесь, как мне кажется, подлинная причина того ощу-
щения упадка, которое мучает европейца. Причина субъективная,
иллюзорная, парадокс - ведь иллюзия упадка возникла потому,
что способности человека возросли и старая организация стала
Для них тесна.
Чтобы пояснить сказанное на конкретном примере, возьмем
хотя бы автомобильное производство. Автомобиль - чисто евро-
пейское изобретение; однако на первом месте сейчас Америка.
Вывод: европейская машина в упадке. Тем не менее европейские
техники и промышленники ясно видят, что преимущества амери-
канской продукции объясняются вовсе не превосходством людйщц
за океаном, а просто тем, что американская промышленность ра-
ботает без всяких ограничений на свой рынок в 20 миллионов
населения. Представим себе, что европейский завод имел бьг
беспрепятственный сбыт во все европейские страны с их колони-
ями и зонами влияния; несомненно, его продукция, рассчитанная
на сбыт населению в 500-600 миллионов людей, далеко превзош-
ла бы Форда. Исключительное превосходство американской тех-j
ники почти целиком обусловлено величиной и однородностью ее,
рынка. Рационализация производства появляется автоматически,'
как следствие расширения рынка. "
Итак, действительное положение Европы можно описать сле-я
дующим образом: ее долгое и блестящее прошлое привело ее к ''
новой жизненной стадии, где все размеры возросли; но структура, .
унаследованная от прошлых времен, теперь мала ей, тормозит ее;:
развитие. Европа возникла как комплекс Малых наций. Идея ;
нации и национальное чувство были ее самыми характерными а
достижениями. Теперь ей необходимо преодолеть самое себя. Вот 1
схема грандиозной драмы, которая должна разыграться в бли- ,
жайшие годы. Сможет ли Европа стряхнуть с себя пережитки j
прошлого, или она навсегда останется их пленницей? В истории 1
уже были, примеры, когда великая цивилизация умирала только 1
потому, что не смогла вовремя отказаться от изжитой идеи госу-1
дарства и найти ей замену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204