Вовсе не это
препятствует европейцу броситься в объятия коммунизма, но го-
раздо более простая основательная причина: он не думает, чтобы
в коммунистическом обществе жилось счастливой.
И тем не менее, повторяю, мне кажется вполне возможным,
что в ближайшие годы Европа будет очарована большевизмом.
Не из-за него - несмотря на него.
Представим себе, что <пятилетки>, которые с геркулесовыми
* Этого одного достаточно, чтобы убедиться раз и навсегда, что мар-
ксизм и большевизм - разные исторические явления, у которых нет
почти ничего общего.
усилиями проводит советское правительство, оправдают ожида-
ния, и экономическое положение России не только восстановится,
но и улучшится. Каково бы ни было содержание большевизма,
это, во всяком случае, гигантский эксперимент. Люди решительно
взялись за проведение гигантского плана реформ и во имя своей
веры подчинили себя суровой дисциплине. Если судьба, неумоли-
мая и холодная к человеческому воодушевлению, по допустит
полного крушения этого опыта, если она хоть немного даст ему
свободы действия, большевизм неизбежно поднимется над Евро-
пой, как новое сияющее светило. Если Европа тем временем оста-
нется в таком же жалком состоянии, как в последние годы, если
нервы со и мускулы будут расслабленными от недостатка дис- .
циплины, если у него не будет жизненного плана, как сможет она
уберечься от торжествующего коммунизма? Можно ли надеять-
ся, что европеец, не имея собственного плана или знамени, сможет
успешно сопротивляться призыву к новой цели и не загореться
им? Ради того, чтобы послужить идее, вносящей смысл в его
пустую жизнь, он может подавить свои возражения против ком-
мунизма и даст увлечь себя, если не самому учению, то по крайней
мере его воодушевлению, экстазу.
Преобразование Европы и единое государство-континент, по-
моему, единственное, что могло бы уравновесить победоносные
<пятилетки>.
Политики и экономисты уверяют нас, что у этой победы мало
шансов на осуществление. Но было бы слишком унизительно,
если бы антикоммунизм видел свое спасение лишь в материаль-
ных затруднениях противника. Ведь крушение коммунизма тогда
равносильно общему крушению. У коммунизма своеобразный
моральный кодекс; тем не менее это все же кодекс. Не достойнее
ли и полезнее противопоставить морали коммунизма новую за-
падную мораль, призыв к новой жизненной программе?
XV. Мы подходим к самой проблеме
Проблема в том, что Европа осталась без морали. Человек
массы отбросил устаревшие заповеди, но с тем, чтобы заменить их
новыми, лучшими; нет, суть его жизненных правил в том, чтобы
жить, не подчиняясь заповедям. Не верьте молодежи, когда она
говорит о какой-то <новой морали>. Сейчас во всей Европе не
найдется людей <нового этоса>, признающих какие-либо запове-
ди. Те, что говорят о <новой морали>, просто хотят сделать что-
нибудь безнравственное и подыскивают, как бы поудобней прота-
щить контрабанду.
Поэтому наивно упрекать современного человека в отсутствии
морального кодекса: этот упрек оставил бы его равнодушным
или, может быть, даже польстил бы ему. Безнравственность стоит
очень дешево, и каждый щеголяет ею.
Если оставить в стороне, как мы делали до сих пор, тех, кого
можно считать пережитком прошлого, - христиан, идеалистов, ста-
рых либералов, - то среди представителей нашей эпохи не найдет-
ся ни одной группы, которая бы не присваивала себе все права и
не отрицала обязанностей. Безразлично, называют ли себя люди
революционерами или реакционерами; как только доходит до дела,
они решительно отвергают обязанности и чувствуют себя, без
всяких к тому оправданий, обладателями неограниченных прав.
Чем бы они ни были воодушевлены, за какое бы дело ни взялись
- результат один и тот же: под любым предлогом они отказыва-
ются подчиняться. Человек, играющий реакционера, будет утвер-
ждать, что спасение государства и нации освобождает его от
всяких норм и запретов и дает ему право истреблять ближних, в
особенности выдающихся личностей. Точно так же ведет себя и
<революционер>. Когда он распинается за трудящихся, за угне-
тенных, за социальную справедливость, это лишь маска, предлог,
чтобы избавиться от всех обязанностей - вежливости, правдивос-
ти, уважения к старшим и высшим. Люди подчас вступают в
рабочие организации лишь затем, чтобы по праву презирать ду-
ховные ценности. Мы видим, как диктатуры заигрывают с людь-
ми массы и льстят им, попирая все, что выше среднего уровня.
Бегство от обязанностей частично объясняет смехотворное,
но постыдное явление: наша эпоха защищает молодежь <как та-
ковую>. Быть может, это самое нелепое и уродливое порождение
времени. Взрослые люди называют себя молодыми, так как они
слышали, что у молодежи больше прав, чем обязанностей; что она
может отложить выполнение обязанностей на неопределенное
время, когда <созреет>. Молодежь, как таковую, всегда считали
свободной от обязанности делать что-то серьезное, она всегда
жила в кредит. Это неписаное право, полуироническое, полулас-
ковое, снисходительно предоставляли ей зрелые люди. Но сейчас
поразительно то, что это право она приняла всерьез, чтобы вслед
за ним требовать себе и остальные права, подобающие только тем,
кто что-то совершил и создал.
Дело дошло до невероятного: молодость стала предметом
спекуляции, шантажа. Мы действительно живем в эпоху всеобще-
го шантажа, который принимает две взаимно дополняющие фор-
мы: шантаж угрозы пли насилия и шантаж насмешки и глумле-
ния. Оба преследуют одну и ту же цель - чтобы посредствен-
ность, человек толпы мог чувствовать себя свободным от всяко-
го подчинения высшему.
Поэтому не следует идеализировать нынешний кризис, изобра-
жая его как борьбу между двумя кодексами морали или между
двумя цивилизациями, упадочной и нарождающейся. Человек массы
просто обходится без морали, ибо всякая мораль в основе своей -
чувство подчиненности чему-то, сознание служения и долга. Мо-
жет быть, слово <просто> здесь неуместно. Освободиться от мо-
рали не так-то просто. Того что обозначается словом <амораль-
ный> , в действительности не существует. Кто отвергает все нор-
мы, тот неминуемо отрицает и самую мораль идет против нее; это
уже не аморально, а антиморально, не безнравственно, а противо-
нравственно. Это отрицательная, негативная мораль, занявшая место
истинной, положительной.
Почему же поверили в аморальность жизни? Без сомнения,
только потому, что вся современная культура и цивилизация при- 1
водят к этому убеждению. Европа пожинает ядовитые плоды Э
своего духовного перерождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
препятствует европейцу броситься в объятия коммунизма, но го-
раздо более простая основательная причина: он не думает, чтобы
в коммунистическом обществе жилось счастливой.
И тем не менее, повторяю, мне кажется вполне возможным,
что в ближайшие годы Европа будет очарована большевизмом.
Не из-за него - несмотря на него.
Представим себе, что <пятилетки>, которые с геркулесовыми
* Этого одного достаточно, чтобы убедиться раз и навсегда, что мар-
ксизм и большевизм - разные исторические явления, у которых нет
почти ничего общего.
усилиями проводит советское правительство, оправдают ожида-
ния, и экономическое положение России не только восстановится,
но и улучшится. Каково бы ни было содержание большевизма,
это, во всяком случае, гигантский эксперимент. Люди решительно
взялись за проведение гигантского плана реформ и во имя своей
веры подчинили себя суровой дисциплине. Если судьба, неумоли-
мая и холодная к человеческому воодушевлению, по допустит
полного крушения этого опыта, если она хоть немного даст ему
свободы действия, большевизм неизбежно поднимется над Евро-
пой, как новое сияющее светило. Если Европа тем временем оста-
нется в таком же жалком состоянии, как в последние годы, если
нервы со и мускулы будут расслабленными от недостатка дис- .
циплины, если у него не будет жизненного плана, как сможет она
уберечься от торжествующего коммунизма? Можно ли надеять-
ся, что европеец, не имея собственного плана или знамени, сможет
успешно сопротивляться призыву к новой цели и не загореться
им? Ради того, чтобы послужить идее, вносящей смысл в его
пустую жизнь, он может подавить свои возражения против ком-
мунизма и даст увлечь себя, если не самому учению, то по крайней
мере его воодушевлению, экстазу.
Преобразование Европы и единое государство-континент, по-
моему, единственное, что могло бы уравновесить победоносные
<пятилетки>.
Политики и экономисты уверяют нас, что у этой победы мало
шансов на осуществление. Но было бы слишком унизительно,
если бы антикоммунизм видел свое спасение лишь в материаль-
ных затруднениях противника. Ведь крушение коммунизма тогда
равносильно общему крушению. У коммунизма своеобразный
моральный кодекс; тем не менее это все же кодекс. Не достойнее
ли и полезнее противопоставить морали коммунизма новую за-
падную мораль, призыв к новой жизненной программе?
XV. Мы подходим к самой проблеме
Проблема в том, что Европа осталась без морали. Человек
массы отбросил устаревшие заповеди, но с тем, чтобы заменить их
новыми, лучшими; нет, суть его жизненных правил в том, чтобы
жить, не подчиняясь заповедям. Не верьте молодежи, когда она
говорит о какой-то <новой морали>. Сейчас во всей Европе не
найдется людей <нового этоса>, признающих какие-либо запове-
ди. Те, что говорят о <новой морали>, просто хотят сделать что-
нибудь безнравственное и подыскивают, как бы поудобней прота-
щить контрабанду.
Поэтому наивно упрекать современного человека в отсутствии
морального кодекса: этот упрек оставил бы его равнодушным
или, может быть, даже польстил бы ему. Безнравственность стоит
очень дешево, и каждый щеголяет ею.
Если оставить в стороне, как мы делали до сих пор, тех, кого
можно считать пережитком прошлого, - христиан, идеалистов, ста-
рых либералов, - то среди представителей нашей эпохи не найдет-
ся ни одной группы, которая бы не присваивала себе все права и
не отрицала обязанностей. Безразлично, называют ли себя люди
революционерами или реакционерами; как только доходит до дела,
они решительно отвергают обязанности и чувствуют себя, без
всяких к тому оправданий, обладателями неограниченных прав.
Чем бы они ни были воодушевлены, за какое бы дело ни взялись
- результат один и тот же: под любым предлогом они отказыва-
ются подчиняться. Человек, играющий реакционера, будет утвер-
ждать, что спасение государства и нации освобождает его от
всяких норм и запретов и дает ему право истреблять ближних, в
особенности выдающихся личностей. Точно так же ведет себя и
<революционер>. Когда он распинается за трудящихся, за угне-
тенных, за социальную справедливость, это лишь маска, предлог,
чтобы избавиться от всех обязанностей - вежливости, правдивос-
ти, уважения к старшим и высшим. Люди подчас вступают в
рабочие организации лишь затем, чтобы по праву презирать ду-
ховные ценности. Мы видим, как диктатуры заигрывают с людь-
ми массы и льстят им, попирая все, что выше среднего уровня.
Бегство от обязанностей частично объясняет смехотворное,
но постыдное явление: наша эпоха защищает молодежь <как та-
ковую>. Быть может, это самое нелепое и уродливое порождение
времени. Взрослые люди называют себя молодыми, так как они
слышали, что у молодежи больше прав, чем обязанностей; что она
может отложить выполнение обязанностей на неопределенное
время, когда <созреет>. Молодежь, как таковую, всегда считали
свободной от обязанности делать что-то серьезное, она всегда
жила в кредит. Это неписаное право, полуироническое, полулас-
ковое, снисходительно предоставляли ей зрелые люди. Но сейчас
поразительно то, что это право она приняла всерьез, чтобы вслед
за ним требовать себе и остальные права, подобающие только тем,
кто что-то совершил и создал.
Дело дошло до невероятного: молодость стала предметом
спекуляции, шантажа. Мы действительно живем в эпоху всеобще-
го шантажа, который принимает две взаимно дополняющие фор-
мы: шантаж угрозы пли насилия и шантаж насмешки и глумле-
ния. Оба преследуют одну и ту же цель - чтобы посредствен-
ность, человек толпы мог чувствовать себя свободным от всяко-
го подчинения высшему.
Поэтому не следует идеализировать нынешний кризис, изобра-
жая его как борьбу между двумя кодексами морали или между
двумя цивилизациями, упадочной и нарождающейся. Человек массы
просто обходится без морали, ибо всякая мораль в основе своей -
чувство подчиненности чему-то, сознание служения и долга. Мо-
жет быть, слово <просто> здесь неуместно. Освободиться от мо-
рали не так-то просто. Того что обозначается словом <амораль-
ный> , в действительности не существует. Кто отвергает все нор-
мы, тот неминуемо отрицает и самую мораль идет против нее; это
уже не аморально, а антиморально, не безнравственно, а противо-
нравственно. Это отрицательная, негативная мораль, занявшая место
истинной, положительной.
Почему же поверили в аморальность жизни? Без сомнения,
только потому, что вся современная культура и цивилизация при- 1
водят к этому убеждению. Европа пожинает ядовитые плоды Э
своего духовного перерождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204