Поэтому национальное государство, как политический прин-
цип, больше приближается к чистой идее государства, чем антич-
ный <город> или <государство-племя> арабов, построенное на
кровном родстве. В действительности идея <нации> тоже не сво-
бодна от предрассудков расы, земли и прошлого; но в ней все же
торжествует динамический принцип объединения народов вокруг
программы будущего. Более того: я бы сказал, что балласт про-
шлого и некоторое увлечение осязаемыми началами коренились
и коренятся не в душе западного мира; они заимствованы из
искусственных построений романтизма, который внес эти элемен-
ты в идею нации. Если бы Средневековье имело ту же нацио-
ны, он то, что он есть; с другой стороны, он имеет о себе самом представ-
ления, которые лишь более или менее совпадают с его истинной сущно-
стью. Наши мысли, оценки, желания не могут уничтожить наших при-
рожденных свойств, но могут изменить их и усложнить. Античные люди
были так же связаны с будущим как и мы, современные европейцы; но
они подчиняли будущее заповедям прошлого, тогда как мы отводим
будущему первое место. Этот антагонизм - не в бытии, но в предпочте-
нии - даст нам право определить современного человека как <футури-
ста>, античного - как <архаиста>.
нальную идею, что и XIX век, то Англия, Франция, Германия ни-
когда бы не появились*. XIX век смешивает движущие и образу-
ющие силы нации с силами, лишь охраняющими и поддерживаю-
щими ее. Скажем прямо: неверно, будто нацию создает патрио-
тизм, любовь к отечеству. Те, кто так думает, впадают в сентимен-
тальное заблуждение, о котором мы уже говорили; даже Ренан в
своем замечательном определении не избежал его. Если для су-
ществования нации необходимо, чтобы группа людей не спускала
глаз с общего прошлого, как же должны мы назвать их? Ведь
очевидно, что былая форма жизни кончилась в тот момент, когда
они сказали себе: мы - нация, не наталкиваемся ли мы здесь на
профессиональный порок всех филологов-архивариусов, на их
слепоту, которая мешает им видеть действительность до тех пор,
пока она не станет прошлым? Филолог, в силу своей профессии,
действительно нуждается в прошлом; филолог, но не нация. На-
оборот: прежде чем иметь общее прошлое, нация должна была
создать совместное существование, а прежде чем создать его, она
должна была к нему стремиться, мечтать, желать, планировать его.
Для существования нации достаточно, чтобы кто-то имел ее пе-
ред собой как цель, как мечту. Даже если попытка и не удалась,
как это часто бывает, тогда мы говорим о неудавшейся нации;
пример - Бургундия.
Народы Центральной и Южной Америки имеют с Испанией
общее прошлое, общую расу и язык, однако они не составляют с
ней одну нацию. Почему? Нс хватает лишь одного, очевидно,
самого существенного: общего будущего. Испания не сумела со-
здать общей программы будущего, которая могла бы увлечь эти
биологически родственные группы. Поэтому <плебисцит>, взве-
сив будущее, решил не в пользу Испании. И все архивы, воспоми-
нания, предки и <отечество> оказались бессильными. Весь этот
реквизит хорош для консолидации, но лишь при наличии плебис-
цита; без него он нуль**.
Таким образом, <государство-нация> - такая историческая скорма
государства, для которой типичен плебисцит. Все прочее имеет
* Идея национального государства родилась - как первый симптом
романтизма - в конце XVIII века.
** Пример - гигантский и ясный, как лабораторный опыт - разыг-
рывается на наших глазах: Англии предстоит показать, сумеет ли она
удержать отдельные части империи под своим суверенитетом при по-
мощи убедительной программы совместной деятельности.
304
лишь преходящее значение и относится только к содержанию,
форме и гарантиям, которых плебисцит требует. Ренан нашел
магическую формулу, излучающую свет; она позволяет нам про-
никнуть во внутреннюю структуру нации. Два момента различа-
ем мы при этом: во-первых, проект совместной жизни в общем
деле; во-вторых, отклик людей на этот проект. Всеобщее согла-
сие создает внутреннюю прочность, которая отличает <государ-
ство-нацию> от древних форм, где единство достигалось и под-
держивалось внешним давлением государства на отдельные группы,
тогда как в нации сила государства проистекает из глубокой
внутренней солидарности <подданных>. В сущности эти поддан-
ные сами и есть государство и потому - в этом чудо, в этом
новизна нации - не могут ощущать государство, как нечто им
чуждое.
И, однако, Ренан сводит почти на нет свою идею тем, что он
придает плебисциту ретроспективное содержание, применяя его к
готовому государству, которое плебисцит должен лишь утвер-
дить. Я дал бы этому плебисциту обратное направление и предо-
ставил бы ему решать, какой будет рождающаяся нация. Только
так и можно смотреть, ибо в действительности нация никогда не
бывает <готовой>, законченной - в этом ее отличие от других
типов государства. Она всегда или созидается, или распадается.
Tertium поп datur. Она либо приобретает приверженцев либо
теряет их в зависимости от того, есть ли у нее в данный момент
жизненное задание.
Было бы поэтому крайне поучительно проследить историю
тех идей и проектов, которые поочередно воспламеняли сообще-
ства Западной Европы. Мы увидели бы, что европейцы пережи-
вали эти стремления не только в общественной жизни, но и в
личной, в быту; увидели бы, как <исправлялись> они или порти-
лись в зависимости от того, была ли у них общая цель.
И еще одно могло бы выясниться в результате этого исследо-
вания. В древнем мире возможность экспансии государства была
фактически ничем не ограничена: во-первых, потому, что группы
людей не соприкасались тесно одна с другой; во-вторых, потому,
что каждое <государство> состояло всего из одного племени или
города. Поэтому воинственный парод - персы, македоняне, римля-
не - мог подчинить своему господству, <объединить> сколько
угодно земель. Так как подлинного, внутреннего, организованно-
го единства не было, судьба народов зависела целиком от воен-
ных и административных способностей завоевателя. На Западе
процесс объединения нации неизбежно должен был проходить
через промежуточные стадии. Стоило бы серьезно задуматься
над тем, что в Европе оказалось невозможно образовать огром-
ную империю наподобие империй Кира, Александра Македонско-
го или Октавиана- Августа.
Процесс образования европейских государств-наций всегда
протекал в таком ритме:
Первая стадия, особый инстинкт Запада, побуждающий видеть
государство как слияние разных народов в единую политичес-
кую и духовную общину, проникает в группы, близкие друг дру-
гу по месту, племени и языку - не потому, чтобы эта близость
сама по себе была основой нации, а потому, что различия между
соседями вообще преодолеваются легче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204