И тем не менее
оба, и Майкл, и Мышонок, похудели, каждый из них потерял по десятку фунтов
веса, они выглядели голодными, глаза запали. Но, опять-таки, такими же
были большинство гражданских, которых видел Майкл: пайки уходили к
солдатам в Норвегию, Голландию, Францию, Польшу, Грецию, Италию и,
конечно, сражавшимся за их жизненные интересы в России, а люди в Германии,
числом чуть меньшим, ежедневно умирали. Гитлер мог бы гордиться своей
стальной волей, но из-за его стального сердца страна бедствовала.
Так что же насчет Стального Кулака? - думал Майкл в то время, когда
острие его топора взметало в воздух щепки. Он упоминал это сочетание слов
нескольким агентам от Парижа до Золингена, но никто из них не имел ни
малейшего представления о том, что они могли бы значить. Все они, однако,
были единодушны в том, что это - кодовое название в стиле Гитлера,
идеально подходившее к его воле и сердцу, и мозгу, который, должно быть,
тоже был из стали.
Чем бы ни был Стальной Кулак, Майкл должен был это выяснить, и
необходимость этого росла с приближением июня и дня неизбежного вторжения
союзников - штурм побережья без полного знания того, с чем им предстояло
иметь дело, был бы самоубийством. Он повалил еще одно дерево. Берлин был
менее чем в тридцати милях на востоке. Они дошли из такой дали по изрытой
воронками и освещаемой по ночам бомбовыми взрывами земле, уклоняясь от
эсэсовских патрулей, броневиков и подозрительных селян, для того, чтобы их
зацапал желторотый лейтенантик, все интересы которого ограничивались
рубкой сосен? Предполагалось, что Эхо в Берлине свяжется с Майклом - это
было устроено Камиллой. На этом этапе любая задержка была чревата
осложнениями. Отсюда - меньше чем тридцать миль, но топоры продолжают
махать.
Мышонок срубил свое первое дерево и смотрел, как оно валилось. По
обеим сторонам от него размеренно трудились пленные. В воздухе во все
стороны густо летели щепки. Мышонок отдыхал, опираясь на топор, плечи у
него уже ныли. Где-то дальше, в глубине рощи, застучал дятел,
передразнивая топоры. - Давай, продолжай работать! - Солдат с винтовкой
встал рядом с Мышонком.
- Я на минуточку отдохнуть. Я...
Солдат пнул его в икру правой ноги, не настолько сильно, чтобы сбить
с ног, но достаточно, чтобы оставить синяк. Мышонок скривился и увидел,
как его друг, человек, которого он знал только как зеленоглазого,
прекратил работу и стал наблюдать за ними.
- Я сказал продолжать работу! - приказал солдат, казалось, не
заботясь о том, немец Мышонок или нет.
- Ладно, ладно. - Мышонок опять поднял свой топор и прохромал чуть
глубже в деревья. Солдат шел за ним по пятам, стараясь найти еще причину,
чтобы пнуть маленького человечка. Сосновые иголки царапали лицо Мышонка, и
он отводил ветки в сторону, чтобы подобраться к стволу.
И тут он увидел прямо перед собой две свисавших темно-серых мертвых
ноги.
Он глянул вверх, потрясенный. Сердце у него тревожно забилось.
На ветке висел мертвый человек, серый, с бородой как у Иова, вокруг
свернутой шеи обвилась веревка, рот был раскрыт. Руки у него были в
запястьях связаны за спиной, одежда выцвела до оттенка апрельской грязи.
Сколько лет было этому человеку, когда он умер, сказать было трудно, хотя
у него были волнистые рыжие волосы, волосы молодого человека. Глаза
вытекли, выклеванные воронами, и куски щек тоже были вырваны. Это была
худющая, иссохшая оболочка, шею которой обхватывала проволочка, на которой
висела табличка с поблекшими буквами: "Я дезертировал из своего взвода".
Под этими словами кто-то нацарапал черным: "И ушел домой к Дьяволу".
Мышонок услышал чей-то придушенный вскрик. Это из его собственной
глотки, дошло до него. Он будто бы почувствовал на себе эту петлю.
- Ну? Что стоишь тут, раззявив рот? Сними его.
Мышонок оглянулся на солдата.
- Я... нет... пожалуйста... я не могу...
- Давай, недомерок. Принеси хоть какую-то пользу.
- Пожалуйста... Меня вырвет...
Солдат напряг мышцы, вожделея следующий пинок. - Я сказал снять его.
Повторять не буду, ты, малявка...
Его швырнуло в сторону, и он, споткнувшись о сосновый пенек, уселся
на заднее место. Майкл потянулся, ухватился за ноги трупа и сильно дернул
вниз. Гнилая веревка подалась, к счастью обрываясь раньше, чем у трупа
оторвалась голова. Майкл еще раз дернул, и веревка лопнула. Труп свалился
и упал у ног Мышонка мешком с костями.
- Проклятье! - солдат с раскрасневшимся вскочил лицом, сдернул с
карабина предохранитель и сунул ствол в грудь Майклу. Палец его держался
на курке.
Майкл не пошевелился. Он уставился в глаза человека, глаза обиженного
ребенка, и сказал: - Сохрани пулю для русских, - на чистейшем баварском
диалекте, поскольку его новые документы удостоверяли, что он баварский
фермер, разводивший свиней.
Солдат сморгнул, но палец его оставался на курке.
- Маннергейм! - крикнул лейтенант, шагая к ним. - Опусти винтовку,
дурак! Они немцы, а не славяне.
Солдат тут же подчинился. Он снова накинул предохранитель, но все еще
молча упрямо глядел на Майкла. Лейтенант встал между ними. - Иди, смотри
за теми, - сказал он Маннергейму, показывая на группу пленных. Маннергейм
поплелся туда, а офицер со щеками-пышками повернулся к Майклу. - Не трогай
моих людей. Понял? Я мог бы позволить ему застрелить тебя, и был бы прав.
- Мы оба на одной стороне, - напомнил ему Майкл, взгляд его был
спокоен. - Разве не так?
Лейтенант молчал. Слишком долго. Не заметил ли он какую-то фальшь в
моем диалекте? - подумал Майкл. Кровь у него застыла. - Дай-ка посмотреть
на твои документы, - сказал лейтенант.
Майкл полез в свою покрытую грязью коричневую куртку и вынул
документы. Лейтенант раскрыл их и стал изучать отпечатанные данные. Здесь
в правом нижнем углу, сразу под подписью чиновника по выдаче разрешений,
была официальная печать. - Фермер, разводящий свиней, - тихо пробормотал
он и покачал головой. - Боже мой, до чего дошло...
- Я по-своему тоже воюю, - сказал Майкл.
- Наверно. Но если бы все действительно воевали, русские не прорвали
бы фронт. Эти сволочи не остановятся, пока не дойдут до Берлина. На какую
службу ты пошел добровольцем?
- Мясника.
- Представляю, что у тебя в этом есть опыт, верно? - Лейтенант
брезгливо посмотрел на грязную одежду Майкла. - Когда-нибудь стрелял из
ружья?
- Нет.
- А почему не записывался добровольцем раньше?
- Растил свиней. - Глаз Майкла уловил движение, через плечо
лейтенанта он увидел, как один из солдат шел в сторону фургона с сеном
Гюнтера, где было спрятано оружие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
оба, и Майкл, и Мышонок, похудели, каждый из них потерял по десятку фунтов
веса, они выглядели голодными, глаза запали. Но, опять-таки, такими же
были большинство гражданских, которых видел Майкл: пайки уходили к
солдатам в Норвегию, Голландию, Францию, Польшу, Грецию, Италию и,
конечно, сражавшимся за их жизненные интересы в России, а люди в Германии,
числом чуть меньшим, ежедневно умирали. Гитлер мог бы гордиться своей
стальной волей, но из-за его стального сердца страна бедствовала.
Так что же насчет Стального Кулака? - думал Майкл в то время, когда
острие его топора взметало в воздух щепки. Он упоминал это сочетание слов
нескольким агентам от Парижа до Золингена, но никто из них не имел ни
малейшего представления о том, что они могли бы значить. Все они, однако,
были единодушны в том, что это - кодовое название в стиле Гитлера,
идеально подходившее к его воле и сердцу, и мозгу, который, должно быть,
тоже был из стали.
Чем бы ни был Стальной Кулак, Майкл должен был это выяснить, и
необходимость этого росла с приближением июня и дня неизбежного вторжения
союзников - штурм побережья без полного знания того, с чем им предстояло
иметь дело, был бы самоубийством. Он повалил еще одно дерево. Берлин был
менее чем в тридцати милях на востоке. Они дошли из такой дали по изрытой
воронками и освещаемой по ночам бомбовыми взрывами земле, уклоняясь от
эсэсовских патрулей, броневиков и подозрительных селян, для того, чтобы их
зацапал желторотый лейтенантик, все интересы которого ограничивались
рубкой сосен? Предполагалось, что Эхо в Берлине свяжется с Майклом - это
было устроено Камиллой. На этом этапе любая задержка была чревата
осложнениями. Отсюда - меньше чем тридцать миль, но топоры продолжают
махать.
Мышонок срубил свое первое дерево и смотрел, как оно валилось. По
обеим сторонам от него размеренно трудились пленные. В воздухе во все
стороны густо летели щепки. Мышонок отдыхал, опираясь на топор, плечи у
него уже ныли. Где-то дальше, в глубине рощи, застучал дятел,
передразнивая топоры. - Давай, продолжай работать! - Солдат с винтовкой
встал рядом с Мышонком.
- Я на минуточку отдохнуть. Я...
Солдат пнул его в икру правой ноги, не настолько сильно, чтобы сбить
с ног, но достаточно, чтобы оставить синяк. Мышонок скривился и увидел,
как его друг, человек, которого он знал только как зеленоглазого,
прекратил работу и стал наблюдать за ними.
- Я сказал продолжать работу! - приказал солдат, казалось, не
заботясь о том, немец Мышонок или нет.
- Ладно, ладно. - Мышонок опять поднял свой топор и прохромал чуть
глубже в деревья. Солдат шел за ним по пятам, стараясь найти еще причину,
чтобы пнуть маленького человечка. Сосновые иголки царапали лицо Мышонка, и
он отводил ветки в сторону, чтобы подобраться к стволу.
И тут он увидел прямо перед собой две свисавших темно-серых мертвых
ноги.
Он глянул вверх, потрясенный. Сердце у него тревожно забилось.
На ветке висел мертвый человек, серый, с бородой как у Иова, вокруг
свернутой шеи обвилась веревка, рот был раскрыт. Руки у него были в
запястьях связаны за спиной, одежда выцвела до оттенка апрельской грязи.
Сколько лет было этому человеку, когда он умер, сказать было трудно, хотя
у него были волнистые рыжие волосы, волосы молодого человека. Глаза
вытекли, выклеванные воронами, и куски щек тоже были вырваны. Это была
худющая, иссохшая оболочка, шею которой обхватывала проволочка, на которой
висела табличка с поблекшими буквами: "Я дезертировал из своего взвода".
Под этими словами кто-то нацарапал черным: "И ушел домой к Дьяволу".
Мышонок услышал чей-то придушенный вскрик. Это из его собственной
глотки, дошло до него. Он будто бы почувствовал на себе эту петлю.
- Ну? Что стоишь тут, раззявив рот? Сними его.
Мышонок оглянулся на солдата.
- Я... нет... пожалуйста... я не могу...
- Давай, недомерок. Принеси хоть какую-то пользу.
- Пожалуйста... Меня вырвет...
Солдат напряг мышцы, вожделея следующий пинок. - Я сказал снять его.
Повторять не буду, ты, малявка...
Его швырнуло в сторону, и он, споткнувшись о сосновый пенек, уселся
на заднее место. Майкл потянулся, ухватился за ноги трупа и сильно дернул
вниз. Гнилая веревка подалась, к счастью обрываясь раньше, чем у трупа
оторвалась голова. Майкл еще раз дернул, и веревка лопнула. Труп свалился
и упал у ног Мышонка мешком с костями.
- Проклятье! - солдат с раскрасневшимся вскочил лицом, сдернул с
карабина предохранитель и сунул ствол в грудь Майклу. Палец его держался
на курке.
Майкл не пошевелился. Он уставился в глаза человека, глаза обиженного
ребенка, и сказал: - Сохрани пулю для русских, - на чистейшем баварском
диалекте, поскольку его новые документы удостоверяли, что он баварский
фермер, разводивший свиней.
Солдат сморгнул, но палец его оставался на курке.
- Маннергейм! - крикнул лейтенант, шагая к ним. - Опусти винтовку,
дурак! Они немцы, а не славяне.
Солдат тут же подчинился. Он снова накинул предохранитель, но все еще
молча упрямо глядел на Майкла. Лейтенант встал между ними. - Иди, смотри
за теми, - сказал он Маннергейму, показывая на группу пленных. Маннергейм
поплелся туда, а офицер со щеками-пышками повернулся к Майклу. - Не трогай
моих людей. Понял? Я мог бы позволить ему застрелить тебя, и был бы прав.
- Мы оба на одной стороне, - напомнил ему Майкл, взгляд его был
спокоен. - Разве не так?
Лейтенант молчал. Слишком долго. Не заметил ли он какую-то фальшь в
моем диалекте? - подумал Майкл. Кровь у него застыла. - Дай-ка посмотреть
на твои документы, - сказал лейтенант.
Майкл полез в свою покрытую грязью коричневую куртку и вынул
документы. Лейтенант раскрыл их и стал изучать отпечатанные данные. Здесь
в правом нижнем углу, сразу под подписью чиновника по выдаче разрешений,
была официальная печать. - Фермер, разводящий свиней, - тихо пробормотал
он и покачал головой. - Боже мой, до чего дошло...
- Я по-своему тоже воюю, - сказал Майкл.
- Наверно. Но если бы все действительно воевали, русские не прорвали
бы фронт. Эти сволочи не остановятся, пока не дойдут до Берлина. На какую
службу ты пошел добровольцем?
- Мясника.
- Представляю, что у тебя в этом есть опыт, верно? - Лейтенант
брезгливо посмотрел на грязную одежду Майкла. - Когда-нибудь стрелял из
ружья?
- Нет.
- А почему не записывался добровольцем раньше?
- Растил свиней. - Глаз Майкла уловил движение, через плечо
лейтенанта он увидел, как один из солдат шел в сторону фургона с сеном
Гюнтера, где было спрятано оружие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185