Женщина закричала, закрывая лицо руками. Тогда в телегу
прыгнула Рената, вонзила клыки в плечо женщины и скинула ее на землю.
Виктор прыгнул к горлу лошади, повис на нем, в то время как лошадь неслась
во весь опор. Животному не удалось ускакать далеко, прежде чем Виктор
свалил его, но Виктор из этой схватки вышел покрытый ссадинами и сильными
кровоподтеками.
В подвале белого дворца мужчина во время превращения умер. Женщина
выжила, но только телом, не разумом. Все время она сидела, сжавшись в
комок, в углу, спиной к стене, всхлипывая и молясь. Никто не мог от нее
ничего добиться, поговорить с ней, она издавала только бессвязный лепет, и
они так и не узнали, кто она и откуда. Днем и ночью она молила о смерти,
пока наконец то, о чем она просила, не исполнилось, освобождая ее от
мучений. В тот день в стае почти не разговаривали; Михаил ушел в лес,
бегал там туда-сюда, и в голове его повторялось лишь одно слово:
"чудовище".
В разгаре лета Олеся родила. Михаил смотрел, как появлялся ребенок, а
когда Олеся нетерпеливо спросила: - Это мальчик? Это мальчик? - Рената
стерла пот с лица и ответила: - Да. Прекрасный здоровый сын.
Новорожденный пережил первую неделю. И тогда Олеся дала ему имя:
Петр, по имени дяди, которого она помнила с детства. У Петра были сильные
легкие, и Михаилу нравилось петь вместе с ним. Даже Франко, чье сердце
стало смягчилось, когда ему пришлось научиться передвигаться на трех
лапах, был очарован этим ребенком, но больше всего - сам Виктор, который
проводил большую часть времени рядом с новорожденным, следя янтарными
глазами за тем, как тот сосал грудь. Олеся хихикала, как школьница, когда
держала дитя у груди, но все знали, что ищет Виктор: первых признаков
битвы между волком и человеком в детском теле. Дитя либо переживет эту
битву, и тело его примирит эти натуры, либо не переживет. Прошла еще одна
неделя, потом месяц. Петр все еще жил, все еще плакал и писал где попало.
Ветры пронизывали леса. Надвигались проливные дожди, стая чуяла их
сладкие запахи. Но наступила ночь, когда последний летний поезд уходил по
своей дороге на восток, чтобы отсидеться там до следующего сезона. Оба,
Никита и Михаил, пошли проводить поезд, как живое существо, поскольку ночь
за ночью гонялись за ним, начиная бег в человечьем облике и стараясь
перескочить пути перед ним волками, до того как он прогремит в восточный
туннель. Оба они стали быстрее, но, казалось, что и поезд тоже стал более
резв. Наверно, машинист новый, сказал Никита. Этот не знал, что такое
тормоза. Михаил согласился; поезд стал выскакивать из западного туннеля
как дьявол из преисподней, торопящийся домчаться до дома до того, как свет
восхода обратит его в камень. Дважды Никита завершал превращение и лишь
чуть не взлетал в прыжке, который перенес бы его над решеткой перед
циклопическим глазом паровоза, но оба раза поезд набирал скорость,
выбросив клубы черного дыма и золы, и в последние секунды Никита
сдерживался. Красный фонарь на последнем вагоне состава качался, будто бы
насмехаясь, и свет отражался в глазах Никиты, пока не исчезал в длинном
туннеле.
Пока дубы и сосны раскачивались по склонам оврага и весь мир,
казалось, находился в беспокойном шевелении, Никита и Михаил поджидали во
тьме последний летний поезд. Оба были без одежды, прибежав сюда из белого
дворца волками. Они сидели возле путей около выхода из западного туннеля,
и Никита то и дело подходил и трогал рельс, ожидая ощутить вибрации.
- Опаздывает, - сказал Никита. - Он будет торопиться и ехать быстрее,
чтобы наверстать время.
Михаил задумчиво кивнул, жуя соломинку. Он смотрел вверх, наблюдая,
как по небу плывут серо-стальные облака. Потом тоже потрогал рельс. Все
было тихо.
- Может, он сломался?
- Может, - согласился Никита. Потом нахмурился: - Нет, нет! Это
последний рейс! Поезд пройдет этой ночью, даже если его придется толкать!
Он, сгорая от нетерпения, выдрал пучок травы и смотрел, как она
разлеталась по ветру.
- Поезд придет, - сказал он.
Несколько минут они молча слушали шум деревьев. Михаил спросил: - Ты
думаешь, он будет жить?
Этот вопрос не шел у них из головы. Никита пожал плечами.
- Не знаю. Он кажется достаточно здоровым, но... сказать трудно.
Он опять потрогал рельс; поезда не было.
- У тебя есть что-то сильное внутри. Что-то очень особое.
- Особое в чем? - Это озадачило Михаила, потому что он никогда не
думал о себе как об отличавшемся в чем-то от других членов стаи.
- Ну, вот, например, я - сколько раз пытался заиметь дитя... Или
Франко. И даже Виктор. Боже мой, когда-то казалось, будто Виктор мог
делать их направо и налево. Но родившиеся обычно через несколько дней
умирали, а те, что жили чуть дольше, мучились так, что ужасно было
смотреть. Теперь вот ты: всего пятнадцать лет - и ты зачал ребенка,
который прожил уже месяц, и вроде бы с ним ничего такого. А то, как ты
перенес превращение? Ты все-таки выжил, хотя многие из нас давно уже
поставили на тебе крест. А Рената говорит, что всегда знала, что ты будешь
жить, но каждый раз глядя на тебя она вспоминала про сад. Франко не
поставил бы и заячьей косточки, что ты не умрешь через неделю, - а теперь
он каждый день благодарит Бога, что ты не умер. - Он слегка наклонил
голову, прислушиваясь, не гудят ли колеса. - Виктор это знает, - сказал
он.
- Знает что?
- Он знает то же, что и я. Что знаем все мы. Ты какой-то другой.
Крепче. Ловчее. Зачем, ты думаешь, Виктор проводит столько времени с
тобой, изучая все книги?
- Ему нравится учить.
- Ну, это он тебе так говорит. - Никита хмыкнул. - А почему же тогда
он не хочет учить меня, или Франко, или Олесю? Или кого-нибудь другого? Он
что, думает, что у нас головы каменные? - И сам ответил: - Нет. Он тратит
время, обучая тебя, потому что считает, что ты стоишь его усилий. А почему
так? Потому, что ты хочешь учиться. - Он кивнул, когда Михаил усмехнулся.
- Это правда! Я слышал, как Виктор сам признался: он верит в то, что у
тебя есть будущее.
- Будущее? Будущее есть у всех нас, разве не так?
- Я не это имел в виду. Будущее вне этого. - Он сделал широкий жест,
охватив лес. - Не там, где мы сейчас.
- Ты имеешь в виду... - Михаил нагнулся. - Бросить это?
- Именно так. Или, во всяком случае, в это верит Виктор. Он думает,
что однажды ты бросишь лес и сможешь начать жизнь в другом месте.
- Один? Без стаи?
Никита кивнул.
- Да. Один.
Об этом было трудно даже подумать. Как кто-то из стаи может выжить в
одиночку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
прыгнула Рената, вонзила клыки в плечо женщины и скинула ее на землю.
Виктор прыгнул к горлу лошади, повис на нем, в то время как лошадь неслась
во весь опор. Животному не удалось ускакать далеко, прежде чем Виктор
свалил его, но Виктор из этой схватки вышел покрытый ссадинами и сильными
кровоподтеками.
В подвале белого дворца мужчина во время превращения умер. Женщина
выжила, но только телом, не разумом. Все время она сидела, сжавшись в
комок, в углу, спиной к стене, всхлипывая и молясь. Никто не мог от нее
ничего добиться, поговорить с ней, она издавала только бессвязный лепет, и
они так и не узнали, кто она и откуда. Днем и ночью она молила о смерти,
пока наконец то, о чем она просила, не исполнилось, освобождая ее от
мучений. В тот день в стае почти не разговаривали; Михаил ушел в лес,
бегал там туда-сюда, и в голове его повторялось лишь одно слово:
"чудовище".
В разгаре лета Олеся родила. Михаил смотрел, как появлялся ребенок, а
когда Олеся нетерпеливо спросила: - Это мальчик? Это мальчик? - Рената
стерла пот с лица и ответила: - Да. Прекрасный здоровый сын.
Новорожденный пережил первую неделю. И тогда Олеся дала ему имя:
Петр, по имени дяди, которого она помнила с детства. У Петра были сильные
легкие, и Михаилу нравилось петь вместе с ним. Даже Франко, чье сердце
стало смягчилось, когда ему пришлось научиться передвигаться на трех
лапах, был очарован этим ребенком, но больше всего - сам Виктор, который
проводил большую часть времени рядом с новорожденным, следя янтарными
глазами за тем, как тот сосал грудь. Олеся хихикала, как школьница, когда
держала дитя у груди, но все знали, что ищет Виктор: первых признаков
битвы между волком и человеком в детском теле. Дитя либо переживет эту
битву, и тело его примирит эти натуры, либо не переживет. Прошла еще одна
неделя, потом месяц. Петр все еще жил, все еще плакал и писал где попало.
Ветры пронизывали леса. Надвигались проливные дожди, стая чуяла их
сладкие запахи. Но наступила ночь, когда последний летний поезд уходил по
своей дороге на восток, чтобы отсидеться там до следующего сезона. Оба,
Никита и Михаил, пошли проводить поезд, как живое существо, поскольку ночь
за ночью гонялись за ним, начиная бег в человечьем облике и стараясь
перескочить пути перед ним волками, до того как он прогремит в восточный
туннель. Оба они стали быстрее, но, казалось, что и поезд тоже стал более
резв. Наверно, машинист новый, сказал Никита. Этот не знал, что такое
тормоза. Михаил согласился; поезд стал выскакивать из западного туннеля
как дьявол из преисподней, торопящийся домчаться до дома до того, как свет
восхода обратит его в камень. Дважды Никита завершал превращение и лишь
чуть не взлетал в прыжке, который перенес бы его над решеткой перед
циклопическим глазом паровоза, но оба раза поезд набирал скорость,
выбросив клубы черного дыма и золы, и в последние секунды Никита
сдерживался. Красный фонарь на последнем вагоне состава качался, будто бы
насмехаясь, и свет отражался в глазах Никиты, пока не исчезал в длинном
туннеле.
Пока дубы и сосны раскачивались по склонам оврага и весь мир,
казалось, находился в беспокойном шевелении, Никита и Михаил поджидали во
тьме последний летний поезд. Оба были без одежды, прибежав сюда из белого
дворца волками. Они сидели возле путей около выхода из западного туннеля,
и Никита то и дело подходил и трогал рельс, ожидая ощутить вибрации.
- Опаздывает, - сказал Никита. - Он будет торопиться и ехать быстрее,
чтобы наверстать время.
Михаил задумчиво кивнул, жуя соломинку. Он смотрел вверх, наблюдая,
как по небу плывут серо-стальные облака. Потом тоже потрогал рельс. Все
было тихо.
- Может, он сломался?
- Может, - согласился Никита. Потом нахмурился: - Нет, нет! Это
последний рейс! Поезд пройдет этой ночью, даже если его придется толкать!
Он, сгорая от нетерпения, выдрал пучок травы и смотрел, как она
разлеталась по ветру.
- Поезд придет, - сказал он.
Несколько минут они молча слушали шум деревьев. Михаил спросил: - Ты
думаешь, он будет жить?
Этот вопрос не шел у них из головы. Никита пожал плечами.
- Не знаю. Он кажется достаточно здоровым, но... сказать трудно.
Он опять потрогал рельс; поезда не было.
- У тебя есть что-то сильное внутри. Что-то очень особое.
- Особое в чем? - Это озадачило Михаила, потому что он никогда не
думал о себе как об отличавшемся в чем-то от других членов стаи.
- Ну, вот, например, я - сколько раз пытался заиметь дитя... Или
Франко. И даже Виктор. Боже мой, когда-то казалось, будто Виктор мог
делать их направо и налево. Но родившиеся обычно через несколько дней
умирали, а те, что жили чуть дольше, мучились так, что ужасно было
смотреть. Теперь вот ты: всего пятнадцать лет - и ты зачал ребенка,
который прожил уже месяц, и вроде бы с ним ничего такого. А то, как ты
перенес превращение? Ты все-таки выжил, хотя многие из нас давно уже
поставили на тебе крест. А Рената говорит, что всегда знала, что ты будешь
жить, но каждый раз глядя на тебя она вспоминала про сад. Франко не
поставил бы и заячьей косточки, что ты не умрешь через неделю, - а теперь
он каждый день благодарит Бога, что ты не умер. - Он слегка наклонил
голову, прислушиваясь, не гудят ли колеса. - Виктор это знает, - сказал
он.
- Знает что?
- Он знает то же, что и я. Что знаем все мы. Ты какой-то другой.
Крепче. Ловчее. Зачем, ты думаешь, Виктор проводит столько времени с
тобой, изучая все книги?
- Ему нравится учить.
- Ну, это он тебе так говорит. - Никита хмыкнул. - А почему же тогда
он не хочет учить меня, или Франко, или Олесю? Или кого-нибудь другого? Он
что, думает, что у нас головы каменные? - И сам ответил: - Нет. Он тратит
время, обучая тебя, потому что считает, что ты стоишь его усилий. А почему
так? Потому, что ты хочешь учиться. - Он кивнул, когда Михаил усмехнулся.
- Это правда! Я слышал, как Виктор сам признался: он верит в то, что у
тебя есть будущее.
- Будущее? Будущее есть у всех нас, разве не так?
- Я не это имел в виду. Будущее вне этого. - Он сделал широкий жест,
охватив лес. - Не там, где мы сейчас.
- Ты имеешь в виду... - Михаил нагнулся. - Бросить это?
- Именно так. Или, во всяком случае, в это верит Виктор. Он думает,
что однажды ты бросишь лес и сможешь начать жизнь в другом месте.
- Один? Без стаи?
Никита кивнул.
- Да. Один.
Об этом было трудно даже подумать. Как кто-то из стаи может выжить в
одиночку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185