кончики носков ботинок на краю, руки
на дверной раме. Под ним простиралась черная ширь, которая равно могла
быть и необитаемым лесом, и бездонным океаном.
- Тридцать секунд! - прокричал сквозь ветер и шум винтов второй
пилот.
Далеко внизу что-то блеснуло. Дыхание у Майкла перехватило. Еще раз
блеснуло: луч света, исходящий с земли, шарил по небу.
- О, Господи! - воскликнул первый пилот.
Прожектор под углом устремился вверх. Они услышали шум моторов, понял
Майкл. Сейчас они начали охотиться. Свет сделал оборот, и его луч резанул
тьму в сотне футов ниже ботинок Майкла. Он стоял ровно, но внутри
затряслись поджилки. Слева от луча прожектора взорвалось красным, вслед за
этим послышался громовой удар, и в пятистах-шестистах футах над С-47
сверкнуло белое. Самолет тряхнуло взрывной волной, но он удержался на
курсе. Второй зенитный снаряд разорвался выше и правее, но луч прожектора
заходил на второй оборот. Пилот из Нью-Джерси, бледнея лицом, вцепился в
плечо Майкла.
- Майор, нас заметили! - заорал он. - Будете отказываться от прыжка?
Самолет набирал скорость, намереваясь поскорее покинуть место
выброса. Майкл понял, что времени для размышлений нет.
- Я пошел, - ответил он и, обливаясь потом, прыгнул в проем.
Он выпал в темноту, казалось, сердце расширилось до предела, а кишки
подперли желудок. Он стиснул зубы, скрестил руки, стиснув себя за локти.
Он услышал высокий гул уходившего самолета, потом рвануло так, что заныли
кости, потому что дернул фал и из ранца вышел купол с мягким, почти нежным
хлопком.
Когда купол распустился, тошнотворное падение Майкла затормозилось.
Он почувствовал, будто его внутренние органы, мышцы и кости резко
скрутило, колени задрались так высоко, что чуть не ударили в подбородок.
Потом он распрямил ноги и уцепился за купольные стропы, сердце бешено
колотилось. Он услышал еще один выстрел зенитного орудия, но взрыв был
высоко справа, и ему не угрожала опасность быть задетым осколком.
Прожектор метнулся к нему, остановился и опять стал кружить в другой
стороне, охотясь за нарушителем. Майкл всмотрелся в темноту под собой, ища
тот знак, который ему сказали ожидать. Он должен быть с востока,
вспомнилось ему. Полумесяц был слева за плечом. Он медленно стал
поворачиваться под шелком парашютного купола и осматривать землю.
Там! Зеленый огонек. Мигалка, высвечивавшая быструю морзянку.
Потом огонек погас.
Он развернул купол в сторону сигнала и глянул вверх, чтобы убедиться,
что все стропы натянуты ровно.
Парашют был белым.
Проклятье! - подумал он. Доверяй службе снабжения! Если немецкие
солдаты на земле увидят белый купол, придется понести чудовищную расплату.
Прожектористы наверно уже радировали поисковым машинам или мотоциклистам.
В опасности находился не только он сам, но и человек с зеленой мигалкой.
Кем бы он ни был.
Зенитное орудие заговорило снова, громовой далекий раскат. Но С-47
давно улетел, держа курс назад, через пролив, в Англию. Майкл пожелал двум
американцам удачи и стал думать о своих трудностях. Но сейчас ему не
оставалось ничего другого, как только лететь вниз. Когда он коснется
земли, вот тогда сможет как-то действовать, но сейчас он мог только
болтаться, отданный на милость белого парашюта.
Майкл взглянул вверх, прислушиваясь, как воздух шелестит в складках
шелка. Это пробудило воспоминание. Такое давнее... забытый мир... так
давно, когда ему была еще ведома наивность.
И вдруг - вспышка памяти, ярко-голубое небо, и над головой никакого
парашюта, вместо него воздушный змей из белого шелка, разматывающий нить в
его руке, чтобы поймать ветер России.
- Михаил! Михаил! - зовет женский голос над полем, полным желтых
цветов.
И Михаил Галатинов, всего восьми лет от роду и еще совершенно
человеческое дитя, улыбается, и майское солнце играет на его лице.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. БЕЛЫЙ ДВОРЕЦ
1
- Михаил, - звала женщина, сквозь время и расстояние. - Михаил, где
ты?
В следующий момент она увидела воздушного змея, а затем ее глаза
обнаружили сына, стоявшего на дальнем краю поля, почти рядом с лесной
глушью. В этот день, 21 мая 1918 года, ветерок дул с востока и доносил
легкий запах пороха.
- Иди домой, - сказала она мальчику и посмотрела, как он махнул рукой
и стал сматывать нитку со змеем.
Похожий на белую рыбу змей опадал. За спиной высокой черноволосой
женщины с фарфорово-белой кожей возвышался помещичий дом Галатиновых,
двухэтажное строение из желтого русского камня с красной остроугольной
крышей и дымовыми трубами. Вокруг дома росли большие подсолнухи, от дома
до железных ворот шла вымощенная булыжником дорожка, переходящая дальше в
немощеную дорогу к ближайшей деревне, Морок, в шести верстах к югу. Самым
ближним городом был Минск, в пятидесяти верстах по скверной дороге.
Россия - страна огромная, и поместье генерала Федора Галатинова было
не более чем пылинка на большом столе. Однако мир самих Галатиновых
сводился к четырнадцати десятинам лугов и леса - таким он был к тому
времени, когда 2 марта 1917 года царь Николай Второй отрекся от престола,
сопроводив подписание манифеста об отречении словами: "Господи, помоги
России! Отчизна превратилась в убийцу своих детей".
Но маленький Михаил ничего не знал ни о политике, ни о красных,
воюющих против белых, ни о хладнокровных людях Ленине и Троцком. К
счастью, он ничего не знал и про целые деревни, что сравняли с землей
враждующие стороны не более чем в сотне миль от того места, где стоял он,
запуская желтого змея; ничего не знал он и о голоде, и о женщинах и детях,
дергавшихся на деревьях, будучи повешенными, и о револьверных стволах,
забрызганных мозгами. Он знал, что его отец был героем войны, что мать его
красива, что его сестра иногда щиплет его за щеку и называет оборвышем, и
что сегодня - день долгожданного пикника. Он смотал нитку змея, борясь с
ветром, затем осторожно взял его в руки и побежал через поле к матери.
Однако Елена знала о тех вещах, о которых не знал ее сын. Ей было
тридцать семь лет, на ней было длинное светлое платье цвета весеннего
льна, и седые волоски уже пробивались на висках. Вокруг глаз и около рта
пролегли резкие морщинки, оставленные не возрастом, а постоянными
внутренними тревогами. Федор слишком долго не возвращался с войны, его
серьезно ранило в кровопролитной схватке у болотистого захолустья под
названием Ковель. Безвозвратно ушли в прошлое оперные представления и
яркие праздничные огни Санкт-Петербурга, ушла шумная толчея московских
улиц;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
на дверной раме. Под ним простиралась черная ширь, которая равно могла
быть и необитаемым лесом, и бездонным океаном.
- Тридцать секунд! - прокричал сквозь ветер и шум винтов второй
пилот.
Далеко внизу что-то блеснуло. Дыхание у Майкла перехватило. Еще раз
блеснуло: луч света, исходящий с земли, шарил по небу.
- О, Господи! - воскликнул первый пилот.
Прожектор под углом устремился вверх. Они услышали шум моторов, понял
Майкл. Сейчас они начали охотиться. Свет сделал оборот, и его луч резанул
тьму в сотне футов ниже ботинок Майкла. Он стоял ровно, но внутри
затряслись поджилки. Слева от луча прожектора взорвалось красным, вслед за
этим послышался громовой удар, и в пятистах-шестистах футах над С-47
сверкнуло белое. Самолет тряхнуло взрывной волной, но он удержался на
курсе. Второй зенитный снаряд разорвался выше и правее, но луч прожектора
заходил на второй оборот. Пилот из Нью-Джерси, бледнея лицом, вцепился в
плечо Майкла.
- Майор, нас заметили! - заорал он. - Будете отказываться от прыжка?
Самолет набирал скорость, намереваясь поскорее покинуть место
выброса. Майкл понял, что времени для размышлений нет.
- Я пошел, - ответил он и, обливаясь потом, прыгнул в проем.
Он выпал в темноту, казалось, сердце расширилось до предела, а кишки
подперли желудок. Он стиснул зубы, скрестил руки, стиснув себя за локти.
Он услышал высокий гул уходившего самолета, потом рвануло так, что заныли
кости, потому что дернул фал и из ранца вышел купол с мягким, почти нежным
хлопком.
Когда купол распустился, тошнотворное падение Майкла затормозилось.
Он почувствовал, будто его внутренние органы, мышцы и кости резко
скрутило, колени задрались так высоко, что чуть не ударили в подбородок.
Потом он распрямил ноги и уцепился за купольные стропы, сердце бешено
колотилось. Он услышал еще один выстрел зенитного орудия, но взрыв был
высоко справа, и ему не угрожала опасность быть задетым осколком.
Прожектор метнулся к нему, остановился и опять стал кружить в другой
стороне, охотясь за нарушителем. Майкл всмотрелся в темноту под собой, ища
тот знак, который ему сказали ожидать. Он должен быть с востока,
вспомнилось ему. Полумесяц был слева за плечом. Он медленно стал
поворачиваться под шелком парашютного купола и осматривать землю.
Там! Зеленый огонек. Мигалка, высвечивавшая быструю морзянку.
Потом огонек погас.
Он развернул купол в сторону сигнала и глянул вверх, чтобы убедиться,
что все стропы натянуты ровно.
Парашют был белым.
Проклятье! - подумал он. Доверяй службе снабжения! Если немецкие
солдаты на земле увидят белый купол, придется понести чудовищную расплату.
Прожектористы наверно уже радировали поисковым машинам или мотоциклистам.
В опасности находился не только он сам, но и человек с зеленой мигалкой.
Кем бы он ни был.
Зенитное орудие заговорило снова, громовой далекий раскат. Но С-47
давно улетел, держа курс назад, через пролив, в Англию. Майкл пожелал двум
американцам удачи и стал думать о своих трудностях. Но сейчас ему не
оставалось ничего другого, как только лететь вниз. Когда он коснется
земли, вот тогда сможет как-то действовать, но сейчас он мог только
болтаться, отданный на милость белого парашюта.
Майкл взглянул вверх, прислушиваясь, как воздух шелестит в складках
шелка. Это пробудило воспоминание. Такое давнее... забытый мир... так
давно, когда ему была еще ведома наивность.
И вдруг - вспышка памяти, ярко-голубое небо, и над головой никакого
парашюта, вместо него воздушный змей из белого шелка, разматывающий нить в
его руке, чтобы поймать ветер России.
- Михаил! Михаил! - зовет женский голос над полем, полным желтых
цветов.
И Михаил Галатинов, всего восьми лет от роду и еще совершенно
человеческое дитя, улыбается, и майское солнце играет на его лице.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. БЕЛЫЙ ДВОРЕЦ
1
- Михаил, - звала женщина, сквозь время и расстояние. - Михаил, где
ты?
В следующий момент она увидела воздушного змея, а затем ее глаза
обнаружили сына, стоявшего на дальнем краю поля, почти рядом с лесной
глушью. В этот день, 21 мая 1918 года, ветерок дул с востока и доносил
легкий запах пороха.
- Иди домой, - сказала она мальчику и посмотрела, как он махнул рукой
и стал сматывать нитку со змеем.
Похожий на белую рыбу змей опадал. За спиной высокой черноволосой
женщины с фарфорово-белой кожей возвышался помещичий дом Галатиновых,
двухэтажное строение из желтого русского камня с красной остроугольной
крышей и дымовыми трубами. Вокруг дома росли большие подсолнухи, от дома
до железных ворот шла вымощенная булыжником дорожка, переходящая дальше в
немощеную дорогу к ближайшей деревне, Морок, в шести верстах к югу. Самым
ближним городом был Минск, в пятидесяти верстах по скверной дороге.
Россия - страна огромная, и поместье генерала Федора Галатинова было
не более чем пылинка на большом столе. Однако мир самих Галатиновых
сводился к четырнадцати десятинам лугов и леса - таким он был к тому
времени, когда 2 марта 1917 года царь Николай Второй отрекся от престола,
сопроводив подписание манифеста об отречении словами: "Господи, помоги
России! Отчизна превратилась в убийцу своих детей".
Но маленький Михаил ничего не знал ни о политике, ни о красных,
воюющих против белых, ни о хладнокровных людях Ленине и Троцком. К
счастью, он ничего не знал и про целые деревни, что сравняли с землей
враждующие стороны не более чем в сотне миль от того места, где стоял он,
запуская желтого змея; ничего не знал он и о голоде, и о женщинах и детях,
дергавшихся на деревьях, будучи повешенными, и о револьверных стволах,
забрызганных мозгами. Он знал, что его отец был героем войны, что мать его
красива, что его сестра иногда щиплет его за щеку и называет оборвышем, и
что сегодня - день долгожданного пикника. Он смотал нитку змея, борясь с
ветром, затем осторожно взял его в руки и побежал через поле к матери.
Однако Елена знала о тех вещах, о которых не знал ее сын. Ей было
тридцать семь лет, на ней было длинное светлое платье цвета весеннего
льна, и седые волоски уже пробивались на висках. Вокруг глаз и около рта
пролегли резкие морщинки, оставленные не возрастом, а постоянными
внутренними тревогами. Федор слишком долго не возвращался с войны, его
серьезно ранило в кровопролитной схватке у болотистого захолустья под
названием Ковель. Безвозвратно ушли в прошлое оперные представления и
яркие праздничные огни Санкт-Петербурга, ушла шумная толчея московских
улиц;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185