При таком
напряжении организма и мозга он не полностью выполнил обратное превращение
с тех пор, как выбрался из Фалькенхаузена.
- Невероятно, - сказал Стронберг. Он наклонился, чтобы разглядеть
волоски поближе. - Это загадка для дерматологов.
- Наверное, - Майкл опустил руку и прижал ее к боку.
Стронберг мимо Чесны прошел к двери.
- С завтрашнего дня мы будем давать твердую пищу. Немного мяса в
бульоне.
- Не хочу я никакого проклятого бульона. Я хочу ростбиф. Страшно
соскучился.
- Ваш желудок к этому еще не готов, - сказал Стронберг и вышел из
комнаты.
- Какой сегодня день? - спросил Майкл у Чесны, когда доктор ушел. -
Дата?
- Седьмое мая. - Чесна подошла к окну и загляделась на лес, лицо ее
омывал полуденный свет. - В ответ на ваш следующий вопрос скажу, что мы в
доме нашего друга в сорока милях к северо-западу от Берлина. Ближайшее
селение - маленькая деревушка с названием Россов - в одиннадцати милях к
западу. Так что здесь мы в безопасности, можете отдыхать спокойно.
- Я не хочу отдыхать. У меня есть задание, которое нужно выполнить. -
Но как только он сказал это, он почувствовал, как то, что ввел ему
Стронберг, стало действовать. Язык у него онемел, он опять почувствовал
сонливость.
- Четыре дня назад мы получили шифровку из Лондона. - Чесна
отвернулась от окна, чтобы видеть его. - День вторжения назначен на пятое
июня. Я радировала в ответ, что наше задание не завершено и что успех
вторжения может быть под угрозой. Я пока еще жду ответа.
- Мне кажется, что я знаю, что такое Стальной Кулак, - сказал Майкл и
стал излагать ей свою гипотезу о "летающей крепости".
Она внимательно слушала, с бесстрастным лицом, не выражая ни
согласия, ни несогласия.
- Я не думаю, что самолет спрятан в ангаре в Норвегии, - сказал он
ей, - потому что это слишком далеко от побережья вторжения. Но Гильдебранд
знает, где самолет. Нам нужно попасть на Скарпу... - в глазах у него стало
туманиться, во рту чувствовался сильный привкус лекарств, - ...и выяснить,
что же изобрел Гильдебранд.
- Вы никуда не можете ехать. Не в таком состоянии, в каком вы
находитесь. Будет лучше, если я сама подберу людей и доставлю их туда
самолетом.
- Нет! Послушайте... ваши друзья могут быть хороши, чтобы ворваться в
лагерь для пленных... но Скарпа будет много крепче. Вам для такой работы
нужен профессионал.
- Вроде вас?
- Именно. Я смогу быть готовым к поездке через шесть дней.
- Доктор Стронберг сказал - две недели.
- Его слова ни черта не стоят! - Он почувствовал прилив злости. -
Стронберг меня не знает. Я буду готов через шесть дней... при условии, что
у меня будет мясо.
Чесна чуть улыбнулась.
- Верю, что вы говорите серьезно.
- Да, серьезно. И больше не надо мне никаких успокоительных или что
там мне упорно колет Стронберг. Понимаете?
Она помолчала немного, обдумывая. Потом:
- Я скажу ему.
- И еще одно. Вы... учитывали возможность... что между этим местом и
Скарпой мы можем нарваться на истребители?
- Да. Я иду на такой риск, вполне сознавая его.
- Если нас собьют, то нам все равно тогда придется падать
подожженными. Но вам нужен второй пилот. У вас такой есть?
Чесна покачала головой.
- Поговорите с Лазаревым, - сказал Майкл. - Вам он может
показаться... интересным.
- Это животное? Он - летчик?
- Хотя бы просто поговорите с ним. - Веки Майкла тяжелели. Трудно
было сопротивляться помрачению зрения. Лучше не сопротивляться, а
отдыхать, подумал он. Отдыхать, а завтра тогда уже сопротивляться.
Чесна оставалась у его кровати, пока он не уснул. Лицо ее смягчилось,
она потянулась, чтобы потрогать его волосы, но в этот момент он повернулся
на другой бок, и она убрала руку назад. Когда она узнала, что его и
Мышонка схватили, то чуть с ума не сошла от волнений, и вовсе не потому,
что боялась, что он выдаст секреты. Увидев его появившимся из леса -
грязного и всего в синяках, с лицом, запавшим от голода и испытаний в
заключении, - она чуть не упала в обморок. Но как же он нашел их по следам
в лесу? Как?
Кто вы? - мысленно спросила она спящего. Лазарев спрашивал, как дела
у его друга "Галатинова". Русский он или британец? Или какой-то другой,
более редкой национальности? Даже в изнуренном состоянии он был красивым
мужчиной - но было в нем что-то от одиночества. Что-то потерянное. Всю
свою жизнь она воспитывалась со вкусом серебряной ложечки во рту; это был
человек, познавший вкус земли. В разведслужбе было железное правило: не
поддаваться чувствам. Невыполнение этого правила могло привести к
неописуемым страданиям и смерти. Но она устала, так устала быть актрисой.
А вести жизнь без чувств было тем же, что играть роль критика вместо
публики: в том не было удовольствия, только сценическое искусство.
Барон - Галатинов или каким бы там ни было его имя - вздрогнул во
сне. Она увидела, что кожа руки у него покрылась пупырышками. Она
вспомнила, как мыла его, не из шланга, а со щеткой, пока он лежал в
беспамятстве, в тазу с теплой водой. Она выскребла у него вшей из головы,
с груди, под мышками и в паху. Она брила его и мыла его волосы, и она
проделала все это потому, что никто другой этого бы не сделал. Это была ее
работа, но от нее не требовалось, чтобы у нее ныло сердце, когда она
отмывала грязь с его лица.
Чесна натянула на него простынь. Его глаза открылись - блеснули
зеленью, - но лекарства были сильные, и он опять отключился. Она пожелала
ему хороших снов, не из этого мира кошмаров, и когда вышла, тихо прикрыла
дверь.
2
Менее чем через восемнадцать часов после своего первого пробуждения
Майкл уже смог встать на ноги. Он опорожнился в "утку", моча была красной,
но боли не было. Бедро у него дергало, однако ноги держали крепко. Он
прошелся по комнате, проверяя себя, и почувствовал, что хромает. Без
обезболивающих и успокоительных в крови он чувствовал, что нервы его
слишком обнажены, зато мозг был ясен. Он обратил все свои помыслы к
Норвегии, и то, что ему было сейчас необходимо, это скорее быть готовым к
путешествию туда.
Он лег на пол из сосновых досок и медленно потянулся. Глубоко
упрятанная боль вышла наружу, когда он делал это. Спина на полу, ноги
кверху, голова с хрустом прижалась к коленям. Живот на полу, одновременно
подняты подбородок и ноги. Сидя на полу, колени согнуты, а спина как можно
медленнее опускается почти до пола, проходя через болевую точку, и все
повторяется снова. На коже Майкла появился легкий налет пота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
напряжении организма и мозга он не полностью выполнил обратное превращение
с тех пор, как выбрался из Фалькенхаузена.
- Невероятно, - сказал Стронберг. Он наклонился, чтобы разглядеть
волоски поближе. - Это загадка для дерматологов.
- Наверное, - Майкл опустил руку и прижал ее к боку.
Стронберг мимо Чесны прошел к двери.
- С завтрашнего дня мы будем давать твердую пищу. Немного мяса в
бульоне.
- Не хочу я никакого проклятого бульона. Я хочу ростбиф. Страшно
соскучился.
- Ваш желудок к этому еще не готов, - сказал Стронберг и вышел из
комнаты.
- Какой сегодня день? - спросил Майкл у Чесны, когда доктор ушел. -
Дата?
- Седьмое мая. - Чесна подошла к окну и загляделась на лес, лицо ее
омывал полуденный свет. - В ответ на ваш следующий вопрос скажу, что мы в
доме нашего друга в сорока милях к северо-западу от Берлина. Ближайшее
селение - маленькая деревушка с названием Россов - в одиннадцати милях к
западу. Так что здесь мы в безопасности, можете отдыхать спокойно.
- Я не хочу отдыхать. У меня есть задание, которое нужно выполнить. -
Но как только он сказал это, он почувствовал, как то, что ввел ему
Стронберг, стало действовать. Язык у него онемел, он опять почувствовал
сонливость.
- Четыре дня назад мы получили шифровку из Лондона. - Чесна
отвернулась от окна, чтобы видеть его. - День вторжения назначен на пятое
июня. Я радировала в ответ, что наше задание не завершено и что успех
вторжения может быть под угрозой. Я пока еще жду ответа.
- Мне кажется, что я знаю, что такое Стальной Кулак, - сказал Майкл и
стал излагать ей свою гипотезу о "летающей крепости".
Она внимательно слушала, с бесстрастным лицом, не выражая ни
согласия, ни несогласия.
- Я не думаю, что самолет спрятан в ангаре в Норвегии, - сказал он
ей, - потому что это слишком далеко от побережья вторжения. Но Гильдебранд
знает, где самолет. Нам нужно попасть на Скарпу... - в глазах у него стало
туманиться, во рту чувствовался сильный привкус лекарств, - ...и выяснить,
что же изобрел Гильдебранд.
- Вы никуда не можете ехать. Не в таком состоянии, в каком вы
находитесь. Будет лучше, если я сама подберу людей и доставлю их туда
самолетом.
- Нет! Послушайте... ваши друзья могут быть хороши, чтобы ворваться в
лагерь для пленных... но Скарпа будет много крепче. Вам для такой работы
нужен профессионал.
- Вроде вас?
- Именно. Я смогу быть готовым к поездке через шесть дней.
- Доктор Стронберг сказал - две недели.
- Его слова ни черта не стоят! - Он почувствовал прилив злости. -
Стронберг меня не знает. Я буду готов через шесть дней... при условии, что
у меня будет мясо.
Чесна чуть улыбнулась.
- Верю, что вы говорите серьезно.
- Да, серьезно. И больше не надо мне никаких успокоительных или что
там мне упорно колет Стронберг. Понимаете?
Она помолчала немного, обдумывая. Потом:
- Я скажу ему.
- И еще одно. Вы... учитывали возможность... что между этим местом и
Скарпой мы можем нарваться на истребители?
- Да. Я иду на такой риск, вполне сознавая его.
- Если нас собьют, то нам все равно тогда придется падать
подожженными. Но вам нужен второй пилот. У вас такой есть?
Чесна покачала головой.
- Поговорите с Лазаревым, - сказал Майкл. - Вам он может
показаться... интересным.
- Это животное? Он - летчик?
- Хотя бы просто поговорите с ним. - Веки Майкла тяжелели. Трудно
было сопротивляться помрачению зрения. Лучше не сопротивляться, а
отдыхать, подумал он. Отдыхать, а завтра тогда уже сопротивляться.
Чесна оставалась у его кровати, пока он не уснул. Лицо ее смягчилось,
она потянулась, чтобы потрогать его волосы, но в этот момент он повернулся
на другой бок, и она убрала руку назад. Когда она узнала, что его и
Мышонка схватили, то чуть с ума не сошла от волнений, и вовсе не потому,
что боялась, что он выдаст секреты. Увидев его появившимся из леса -
грязного и всего в синяках, с лицом, запавшим от голода и испытаний в
заключении, - она чуть не упала в обморок. Но как же он нашел их по следам
в лесу? Как?
Кто вы? - мысленно спросила она спящего. Лазарев спрашивал, как дела
у его друга "Галатинова". Русский он или британец? Или какой-то другой,
более редкой национальности? Даже в изнуренном состоянии он был красивым
мужчиной - но было в нем что-то от одиночества. Что-то потерянное. Всю
свою жизнь она воспитывалась со вкусом серебряной ложечки во рту; это был
человек, познавший вкус земли. В разведслужбе было железное правило: не
поддаваться чувствам. Невыполнение этого правила могло привести к
неописуемым страданиям и смерти. Но она устала, так устала быть актрисой.
А вести жизнь без чувств было тем же, что играть роль критика вместо
публики: в том не было удовольствия, только сценическое искусство.
Барон - Галатинов или каким бы там ни было его имя - вздрогнул во
сне. Она увидела, что кожа руки у него покрылась пупырышками. Она
вспомнила, как мыла его, не из шланга, а со щеткой, пока он лежал в
беспамятстве, в тазу с теплой водой. Она выскребла у него вшей из головы,
с груди, под мышками и в паху. Она брила его и мыла его волосы, и она
проделала все это потому, что никто другой этого бы не сделал. Это была ее
работа, но от нее не требовалось, чтобы у нее ныло сердце, когда она
отмывала грязь с его лица.
Чесна натянула на него простынь. Его глаза открылись - блеснули
зеленью, - но лекарства были сильные, и он опять отключился. Она пожелала
ему хороших снов, не из этого мира кошмаров, и когда вышла, тихо прикрыла
дверь.
2
Менее чем через восемнадцать часов после своего первого пробуждения
Майкл уже смог встать на ноги. Он опорожнился в "утку", моча была красной,
но боли не было. Бедро у него дергало, однако ноги держали крепко. Он
прошелся по комнате, проверяя себя, и почувствовал, что хромает. Без
обезболивающих и успокоительных в крови он чувствовал, что нервы его
слишком обнажены, зато мозг был ясен. Он обратил все свои помыслы к
Норвегии, и то, что ему было сейчас необходимо, это скорее быть готовым к
путешествию туда.
Он лег на пол из сосновых досок и медленно потянулся. Глубоко
упрятанная боль вышла наружу, когда он делал это. Спина на полу, ноги
кверху, голова с хрустом прижалась к коленям. Живот на полу, одновременно
подняты подбородок и ноги. Сидя на полу, колени согнуты, а спина как можно
медленнее опускается почти до пола, проходя через болевую точку, и все
повторяется снова. На коже Майкла появился легкий налет пота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185