Волк не должен
терять самообладания. Без него волку не выжить. Ему ни в коем случае
нельзя терять надежду, даже здесь, в этом логове безнадежности. Ему
удалось переключить внимание Блока на вымышленное гнездо изменников в
"Рейхкронене", но сколько это продлится? Рано или поздно пытки начнутся
опять, и когда они начнутся...
Спокойнее, подумал он. Не думай об этом. Это произойдет тогда, когда
произойдет, не раньше.
Ему захотелось пить. Он полизал влажную стену позади себя и набрал на
язык достаточно влаги для одного глотка.
- Лазарев? - спросил Майкл немного погодя.
- Аюшки?
- Если бы ты затеял отсюда побег, есть ли тут, в лагере, какое-нибудь
уязвимое место? Такое, где можно было бы перебраться через стену?
Лазарев заворчал:
- Да ты что, смеешься что ли?
- Нет. Наверняка ведь охрана меняется, ворота открываются для въезда
и выезда, или можно прокопать туннель. Здесь что, никто не ведет
подготовку к побегу? Разве никто отсюда не пытался вырваться?
- Нет, - сказал Лазарев. - Люди здесь счастливы, если могут просто
ходить, а не только бегать или только ползать. Здесь никто не ведет
подготовку к побегу, потому что побег невозможен. Теперь: выкинь все это
из головы, пока совсем не рехнулся.
- Должен быть способ вырваться, - настаивал Майкл. В голосе Лазарева
он слышал только безнадежность. - Сколько здесь пленных?
- Точно не знаю. В мужском лагере, должно быть, тысяч сорок. Еще
тысяч двадцать в женском. Конечно, люди все время прибывают и убывают.
Каждый день прибывает поезд с новым пополнением.
Майкл был поражен. По самым осторожным оценкам - около шестидесяти
тысяч.
- А сколько охранников?
- Трудно сказать. Семьсот или восемьсот, а может - тысяча.
- Охраны меньше, чем один к шестидесяти? И никто не пытался убежать?
- Галатинов, - устало сказал русский, как будто говорил с
непоседливым ребенком, - я не встречал еще такого человека, кто мог бы
обогнать пулю из пулемета. Или такого, кто бы рискнул попытаться сделать
это. И еще у охраны есть собаки: доберманы. Я видел, что их зубы делают с
человеческой плотью, и скажу тебе, выглядит это очень неприятно. И если,
благодаря сверхъестественному чуду, пленному все-таки удастся вырваться из
Фалькенхаузена, куда бежать этому бедолаге? Мы - в сердце Германии. Здесь
все дороги ведут в Берлин. - Он отполз на несколько футов и пристроился
спиной к стене. - Для тебя и меня война уже закончилась, - спокойно сказал
он. - Так что пусть она идет без нас.
- Да будь я проклят, если она для меня закончилась, - сказал ему
Майкл, внутри него все кричало.
О течении времени судить было трудно. Прошел еще один или два часа, и
Майкл заметил, что пленные забеспокоились. Вскоре после этого он услышал
звуки открывавшейся ближней к их конуре двери. Пленные поднялись на
колени, дрожа от возбуждения. Потом отперли дверь в их конуру, она
распахнулась, чтобы впустить лучики света.
К ним была брошена маленькая буханка черного хлеба с прожилками
зеленой плесени. Пленные кинулись за ней, стали отрывать от нее куски.
- Несите ваш бачок, - сказал один из солдат, стоявших в коридоре.
Лазарев прополз вперед, держа в руке серый бачок. Когда-то он был
дюжим мужчиной, но теперь плоть обтянула его крупные кости. Темно-бурые
волосы спадали ему на плечи, в бороду набилось сено и грязь. Ткани лица
плотно обтягивали выступающие вперед скулы, а глаза превратились в мрачные
впадины на бледной коже. Его нос, крупный носище, который мог заставить
Сирано снять перед ним шляпу, был в крови, запекшейся вокруг ноздрей,
благодаря удару Майкла. Он глянул на Майкла, когда проползал мимо него, и
Майкл отшатнулся. У Лазарева были глаза мертвого человека.
Русский погрузил бачок в ведро с грязной водой. Потом вытащил его,
наполненным до краев. Ведро убрали, дверь конуры с треском захлопнулась -
звук показался Майклу крайне неприятным - и железная задвижка вернулась на
место. Открылась следующая по коридору конура.
- Время жратвы, - сказал Лазарев, когда опять проползал мимо Майкла.
- Каждый получает порцию пойла из бачка. Эй, вы, сволочи! Оставьте
что-нибудь моему другу! - Раздался шум быстрой и решительной борьбы, а
затем Лазарев коснулся руки Майкла. - Вот. - Он положил кусочек мокрого
хлеба ему в руку. - Этот чертов француз старается всегда заграбастать
больше, чем ему полагается. Здесь тебе нужно всегда поспешать, если хочешь
получить что-нибудь получше, чем корки.
Майкл устроился спиной на грубых камнях и стал жевать хлеб. Он
уставился в пустоту. Глаза у него щипало. Из них текли слезы и ползли по
щекам, но по кому они были, он не знал.
8
Опять взвизгнула железная задвижка.
Майкл тут же сел на четвереньки, вырванный из кошмара с трубами,
черный дым из которых заволакивал землю. Открылась дверь.
- Выставьте девушку! - скомандовал один из трех солдат, стоявших там.
- Пожалуйста, - сказал Лазарев хриплым спросонья голосом. -
Пожалуйста, оставьте ее в покое. Разве она не страдала...
- Выставьте девушку! - повторил солдат.
Девушка проснулась и дрожала в своем углу. Она издавала тихие
хныкающие звуки, как попавший в ловушку заяц.
Майкл дошел до того предела унижения, который мог выносить. Он
скорчился перед дверью, сверкая зелеными глазами над отросшей черной
бородой.
- Если вы так сильно ее хотите, - сказал он по-немецки, - тогда
войдите и заберите ее.
Был взведен затвор винтовки. Ствол уперся в него.
- Пошел прочь, ты, сброд.
- Галатинов, - налетел на него Лазарев. - Ты что, с ума сошел?
Майкл остался на месте.
- Входите, сучьи дети. Трое на одного. Чего ждете? - Он заорал: -
Давайте!
Ни один из немцев приглашение не принял. Они не станут стрелять в
него, понял Майкл, потому что Блок и Кролль с ним еще не окончательно
разобрались. Один из солдат набрал слюны и плюнул в Майкла, а затем дверь
с треском захлопнулась и опять была заперта.
- Х..вое дело ты затеял, - нахмурился Лазарев. - Теперь лишь черт
знает, чего ты разбередил.
Майкл повернулся и ухватил его за бороду.
- Слушай меня, - сказал он. - Если хочешь забыть, что ты человек, это
твое личное дело, но я не буду валяться здесь и стонать всю оставшуюся мне
жизнь! Ты защищал эту девушку, когда думал, что я пристал к ней, так
почему бы тебе не защитить ее от этих подонков?
- Потому, - Лазарев отцепил руку Майкла от своей бороды, - что я -
один, а их - до х...
Дверь снова отперли.
- Милости Божьей! - завизжал Метцер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
терять самообладания. Без него волку не выжить. Ему ни в коем случае
нельзя терять надежду, даже здесь, в этом логове безнадежности. Ему
удалось переключить внимание Блока на вымышленное гнездо изменников в
"Рейхкронене", но сколько это продлится? Рано или поздно пытки начнутся
опять, и когда они начнутся...
Спокойнее, подумал он. Не думай об этом. Это произойдет тогда, когда
произойдет, не раньше.
Ему захотелось пить. Он полизал влажную стену позади себя и набрал на
язык достаточно влаги для одного глотка.
- Лазарев? - спросил Майкл немного погодя.
- Аюшки?
- Если бы ты затеял отсюда побег, есть ли тут, в лагере, какое-нибудь
уязвимое место? Такое, где можно было бы перебраться через стену?
Лазарев заворчал:
- Да ты что, смеешься что ли?
- Нет. Наверняка ведь охрана меняется, ворота открываются для въезда
и выезда, или можно прокопать туннель. Здесь что, никто не ведет
подготовку к побегу? Разве никто отсюда не пытался вырваться?
- Нет, - сказал Лазарев. - Люди здесь счастливы, если могут просто
ходить, а не только бегать или только ползать. Здесь никто не ведет
подготовку к побегу, потому что побег невозможен. Теперь: выкинь все это
из головы, пока совсем не рехнулся.
- Должен быть способ вырваться, - настаивал Майкл. В голосе Лазарева
он слышал только безнадежность. - Сколько здесь пленных?
- Точно не знаю. В мужском лагере, должно быть, тысяч сорок. Еще
тысяч двадцать в женском. Конечно, люди все время прибывают и убывают.
Каждый день прибывает поезд с новым пополнением.
Майкл был поражен. По самым осторожным оценкам - около шестидесяти
тысяч.
- А сколько охранников?
- Трудно сказать. Семьсот или восемьсот, а может - тысяча.
- Охраны меньше, чем один к шестидесяти? И никто не пытался убежать?
- Галатинов, - устало сказал русский, как будто говорил с
непоседливым ребенком, - я не встречал еще такого человека, кто мог бы
обогнать пулю из пулемета. Или такого, кто бы рискнул попытаться сделать
это. И еще у охраны есть собаки: доберманы. Я видел, что их зубы делают с
человеческой плотью, и скажу тебе, выглядит это очень неприятно. И если,
благодаря сверхъестественному чуду, пленному все-таки удастся вырваться из
Фалькенхаузена, куда бежать этому бедолаге? Мы - в сердце Германии. Здесь
все дороги ведут в Берлин. - Он отполз на несколько футов и пристроился
спиной к стене. - Для тебя и меня война уже закончилась, - спокойно сказал
он. - Так что пусть она идет без нас.
- Да будь я проклят, если она для меня закончилась, - сказал ему
Майкл, внутри него все кричало.
О течении времени судить было трудно. Прошел еще один или два часа, и
Майкл заметил, что пленные забеспокоились. Вскоре после этого он услышал
звуки открывавшейся ближней к их конуре двери. Пленные поднялись на
колени, дрожа от возбуждения. Потом отперли дверь в их конуру, она
распахнулась, чтобы впустить лучики света.
К ним была брошена маленькая буханка черного хлеба с прожилками
зеленой плесени. Пленные кинулись за ней, стали отрывать от нее куски.
- Несите ваш бачок, - сказал один из солдат, стоявших в коридоре.
Лазарев прополз вперед, держа в руке серый бачок. Когда-то он был
дюжим мужчиной, но теперь плоть обтянула его крупные кости. Темно-бурые
волосы спадали ему на плечи, в бороду набилось сено и грязь. Ткани лица
плотно обтягивали выступающие вперед скулы, а глаза превратились в мрачные
впадины на бледной коже. Его нос, крупный носище, который мог заставить
Сирано снять перед ним шляпу, был в крови, запекшейся вокруг ноздрей,
благодаря удару Майкла. Он глянул на Майкла, когда проползал мимо него, и
Майкл отшатнулся. У Лазарева были глаза мертвого человека.
Русский погрузил бачок в ведро с грязной водой. Потом вытащил его,
наполненным до краев. Ведро убрали, дверь конуры с треском захлопнулась -
звук показался Майклу крайне неприятным - и железная задвижка вернулась на
место. Открылась следующая по коридору конура.
- Время жратвы, - сказал Лазарев, когда опять проползал мимо Майкла.
- Каждый получает порцию пойла из бачка. Эй, вы, сволочи! Оставьте
что-нибудь моему другу! - Раздался шум быстрой и решительной борьбы, а
затем Лазарев коснулся руки Майкла. - Вот. - Он положил кусочек мокрого
хлеба ему в руку. - Этот чертов француз старается всегда заграбастать
больше, чем ему полагается. Здесь тебе нужно всегда поспешать, если хочешь
получить что-нибудь получше, чем корки.
Майкл устроился спиной на грубых камнях и стал жевать хлеб. Он
уставился в пустоту. Глаза у него щипало. Из них текли слезы и ползли по
щекам, но по кому они были, он не знал.
8
Опять взвизгнула железная задвижка.
Майкл тут же сел на четвереньки, вырванный из кошмара с трубами,
черный дым из которых заволакивал землю. Открылась дверь.
- Выставьте девушку! - скомандовал один из трех солдат, стоявших там.
- Пожалуйста, - сказал Лазарев хриплым спросонья голосом. -
Пожалуйста, оставьте ее в покое. Разве она не страдала...
- Выставьте девушку! - повторил солдат.
Девушка проснулась и дрожала в своем углу. Она издавала тихие
хныкающие звуки, как попавший в ловушку заяц.
Майкл дошел до того предела унижения, который мог выносить. Он
скорчился перед дверью, сверкая зелеными глазами над отросшей черной
бородой.
- Если вы так сильно ее хотите, - сказал он по-немецки, - тогда
войдите и заберите ее.
Был взведен затвор винтовки. Ствол уперся в него.
- Пошел прочь, ты, сброд.
- Галатинов, - налетел на него Лазарев. - Ты что, с ума сошел?
Майкл остался на месте.
- Входите, сучьи дети. Трое на одного. Чего ждете? - Он заорал: -
Давайте!
Ни один из немцев приглашение не принял. Они не станут стрелять в
него, понял Майкл, потому что Блок и Кролль с ним еще не окончательно
разобрались. Один из солдат набрал слюны и плюнул в Майкла, а затем дверь
с треском захлопнулась и опять была заперта.
- Х..вое дело ты затеял, - нахмурился Лазарев. - Теперь лишь черт
знает, чего ты разбередил.
Майкл повернулся и ухватил его за бороду.
- Слушай меня, - сказал он. - Если хочешь забыть, что ты человек, это
твое личное дело, но я не буду валяться здесь и стонать всю оставшуюся мне
жизнь! Ты защищал эту девушку, когда думал, что я пристал к ней, так
почему бы тебе не защитить ее от этих подонков?
- Потому, - Лазарев отцепил руку Майкла от своей бороды, - что я -
один, а их - до х...
Дверь снова отперли.
- Милости Божьей! - завизжал Метцер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185