Михаил проскочил сквозь кусты и нашел прудик в углублении,
окаймленном камнями. Прохладный ветерок от воды в такой жаркий пыльный
день был полон притягательности. Некоторые вещи человечий мальчик мог
делать лучше, чем волк, и одной из них было плавание. Он покатился по
мягкой траве просто ради доставляемого этим удовольствия, потом,
запыхавшись, лег на бок и отдался превращению. Как оно точно происходило,
для него все еще оставалось загадкой: оно начиналось с представления себя
мальчиком, точно также, как он воображал себя волком, когда желал
превратиться в другом направлении. Чем более всеобъемлюще и детально он
представлял себе свое облик, тем быстрее и легче происходило превращение.
Это было вопросом сосредоточенности, тренировки мозга. Конечно, трудности
были, иногда отказывались подчиняться то рука, то нога, а однажды голова у
него заартачилась. Подобные вещи вызывали большое веселье других членов
стаи, но весьма заметное недовольство самого Михаила. Однако с практикой
он становился все более умелым. Как говорил ему Виктор, Рим не один день
строился.
Михаил прыгнул в воду, и она сомкнулась над его головой. Он выскочил,
задохнувшись, а потом изогнулся белым телом и нырнул в глубину. Когда он
коснулся каменистого дна, то вспомнил, как и где он впервые научился
плавать: еще ребенком, под присмотром матери, в большом закрытом бассейне
в Санкт-Петербурге. А был ли он там в действительности? Был ли он
розовощеким застенчивым малышом, носившим рубашки с высокими воротничками
и бравшим уроки игры на фортепиано? Сейчас это казалось таким далеким,
незнакомым миром, и лица всех людей, живших в том мире, почти стерлись из
его памяти. Реальной была только его теперешняя жизнь в лесу.
Он в несколько гребков доплыл до берега и, когда замотал головой,
стряхивая с волос воду, услышал женский смех.
Изумленный, он оглянулся и увидел ее. Она сидела на камне, в
солнечном свете ее длинные волосы отливали золотом. Олеся была такая же
обнаженная, как и он, но ее тело было куда более интересным.
- Ну-ка, гляньте-ка! - поддразнивая, сказала она. - Какого пескаря я
тут обнаружила!
Михаил запрыгнул в воду.
- Что ты делаешь тут?
- А что ты делаешь там?
- Плаваю, - ответил он. - А что? Как это выглядит?
- Глупо. Прохладно, но глупо.
Она не умеет плавать, - подумал он. Не шла ли она за ним от белого
дворца?
- Плавать прохладно, - сказал он ей. - Особенно после бега.
Он мог видеть, что Олеся только что бегала; тело у нее было влажным
от слабо блестевшего пота.
Олеся осторожно слезла с камня, наклонилась к воде и набрала
пригоршню воды. Она подняла ее ко рту и по-звериному полакала из ладоней,
потом вылила остаток на золотистый пушок между бедрами.
- О, да, - сказала она и улыбнулась ему. - Она прохладная, верно?
Михаилу стало заметно теплее. Он отплыл от нее, но прудик был
невелик. Он стал плавать кругами, притворяясь, что даже не замечает, как
она растянулась на камнях и подставила тело солнцу. И, конечно, его
глазам. Он отвернул лицо. Что с ним происходит? В последнее время, всю
весну, а теперь и летом, Олеся не выходила у него из головы. Ее светлые
волосы и льдисто-голубые глаза в человечьем обличье и светлая шерсть и
гордый хвост - в волчьем. Его притягивала к себе тайна между ее бедер. У
него были сны... нет, нет, они были неприличные.
- Спина у тебя красивая, - сказала она ему. Голос ее был нежный, в
нем была какая-то податливость. - Она выглядит такой сильной.
Он стал плыть чуть быстрее. Может, для того, чтобы мышцы спины
напружинились, а может, нет.
- Когда ты выйдешь, - сказала Олеся. - Я обсушу тебя.
Пенис Михаила уже догадался, как это могло быть сделано, и стал
твердым как тот камень, на котором сидела Олеся. Он продолжал плавать, в
то время как Олеся загорала и ждала.
Он мог бы оставаться в пруду, пока ей не надоест и она не уйдет
домой, подумал он. Она - животное: вот что сказала про нее Рената. Но, по
мере того, как плавание Михаила становилось все медленнее, а сердце
стучало все сильнее от неизвестной страсти, он понимал, что время его и
Олеси все равно скоро наступит, пусть даже не сегодня. Она хотела его, и
хотела того, чего хотел он. Это его смущало; это был урок, который Виктор
ему преподать не мог. Олеся ждала, солнце жгло. От отблесков на воде у
него кружилась голова. Он проплыл еще пару кругов, размышляя над этой
ситуацией. Но важнейшая часть его тела уже приняла решение.
Он вылез из воды, ощущая смесь желания и страха, глядя, как Олеся
встала, груди ее напряглись, когда она увидела, что у него уже
наизготовку. Она сошла с камня, а он стоял на траве и ждал.
Она взяла его за руку, повела в тень и там они легли на мох. Она
стала на колени. Олеся была красива, хотя вблизи Михаил увидел, что у глаз
ее были морщинки и в углах рта тоже. Волчья жизнь была трудной, а Олеся
давно уже не была девушкой. Но ее льдисто-голубые глаза обещали радости,
которые ему и не снились, и она нагнулась над ним и прижалась губами к его
губам. Ему предстояло многому поучиться в искусстве любви; начался первый
урок.
Олеся сдержала свое обещание обсушить его и стала выполнять это с
помощью языка. Она начала с одного конца его тела и медленно ползла к
другому, вылизывая насухо его кожу, медленно слизывая капельки с его
нетерпеливо дрожавшего тела.
Она дошла до торчащего в середине члена и тут проявила истинную
сущность зверя: любовь к свежему мясу. Олеся поглотила его, а Михаил
застонал и вцепился пальцами в ее волосы. Затем так же по-звериному она
пустила в ход зубы, и пока она покусывала и облизывала его сверху донизу,
у него в чреслах становилось все жарче. В голове гремело, яркие сполохи
прыгали в мозгу, как летняя гроза. Горячий рот Олеси не отпускал его,
пальцы ее нажимали у основания его яичек. Он почувствовал, как тело его
выгибается, бессознательно, движением, не поддающимся контролю, и на
короткий миг мышцы его напряглись, как будто готовые прорвать кожу. Молнии
в его мозгу танцевали, ударяя по нервам и воспламеняя их. Он стонал,
звериным стоном.
Олеся выпустила его и смотрела, как семя фонтанчиком изверглось из
его тела. Он дернулся второй раз и выпустил еще один белый выброс. Она
улыбнулась, гордая свое властью над его юношеской плотью; потом, когда
знамя Михаила стало клониться, она продолжила путешествие языка через
живот, через грудь, затем, играя, делала круги по его телу. От ее движений
кожа становилась гусиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185