ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Эмма искала зеркало, а он стонал от боли. Зеркало нашлось, но толку от него вышло мало — неудобно, изображение перевернутое. Так что когда Эммина мама вернулась, Джек и Эмма все еще пытались извлечь губу из пластинки; в таком-то виде их и застала миссис Оустлер.
Не потратив и секунды на решение проблемы, она сказала:
— Знаешь, Эмма, наверное, тебе и правда стоит эпилировать верхнюю губу.
Интересно, мне нужно накладывать швы или нет, подумал Джек. Крови было столько же, сколько от Люсинды Флеминг, а она-то прокусила себе губу насквозь! Что и говорить, девятилетний Джек Бернс — не новичок в поцелуях на грани фола!
— Нет, это просто порез, — сказала мама Эммы, сжав Джекову губу указательным и большим пальцем. Кровь ее не пугала. Джек сразу узнал ее духи — он много ночей провел с "пышным" лифчиком. Едва Джек вспомнил про него, как в тот же миг миссис Оустлер заметила свое белье на окровавленной кровати Эммы.
— Эмма, я скажу тебе спасибо, если ты будешь впредь играть в эти игры только со своим бельем, — сказала миссис Оустлер; впрочем, улика в виде белых кружевных трусов Эммы, болтающихся у нее на левой ноге, говорила, что Эммино белье уже задействовано в означенных играх. Весь интерес миссис Оустлер, однако, ограничивался судьбой ее трусиков.
— Что и говорить, Джек, ты у нас молодой, да ранний, — сказала она мальчику.
— Джек много знает про татуировки, — сказала Эмма. — А про твою он вообще все-все знает.
— В самом деле? Джек, это правда? — спросила миссис Оустлер.
— Если у вас иерихонская роза, то да, я кое-что про нее знаю, — сказал Джек.
— Ну, что ты стоишь, покажи ему! — приказала Эмма маме.
— Я думаю, Джеку ни к чему смотреть на мою розу, что нового он в ней найдет? — ответила та.
— Ну, тогда на нее хочу посмотреть я, и повнимательнее, — сказала Эмма. — Ведь я теперь знаю, что это такое на самом деле.
— Позже, Эмма, — ответила миссис Оустлер. — Не можем же мы отправить Джека домой в крови.
— У тебя над влагалищем еще одно влагалище, — завопила от злости Эмма, — а мне ты не разрешаешь сделать какую-то несчастную бабочку на лодыжке!
— О-о, это больно — на лодыжке, — вставил Джек. — Когда татуируют место, где нет мышц, а только кости, это очень больно.
— Эмма, слушай Джека, он в самом деле все-все знает про татуировки.
— Я хочу какую-то несчастную бабочку! Мне больше ничего не надо! — кричала Эмма.
Мать не обращала на нее внимания.
— Джек, вот как мы поступим. Я отведу тебя к себе в ванную, ты там вымоешься. Эмма тоже примет душ, но у себя.
Миссис Оустлер взяла Джека за руку и провела его знакомой дорогой к себе в спальню, а оттуда — в большую ванную комнату с зеркалами. В другой руке миссис Оустлер несла свои трусики, крутя их на указательном пальце. Джек снова остро ощутил запах ее духов — видимо, трусики сыграли роль вентилятора.
Миссис Оустлер сняла с Джека запачканные кровью рубашку и галстук, налила полную раковину теплой воды, окунула туда какую-то тряпочку и протерла Джеку шею и лицо, а губу лишь очень бережно промокнула (из нее до сих пор сочилась кровь). Джек принялся мыть руки, миссис Оустлер тем временем мыла ему плечи. Какие у нее нежные, словно шелковые, руки. Крови на плечах у Джека и подавно не было, но маме Эммы нравилось трогать Джека не меньше, чем дочери.
— Джек, ты станешь сильным парнем; не очень большим, но сильным.
— Вы правда так думаете?
— Я не думаю, я знаю. Уж мне можешь поверить.
— Вот оно что.
Тут Джек понял, почему руки у миссис Оустлер такие нежные и шелковистые — она гладила ему плечи своими трусиками.
— Сразу видно, ты не по годам развит, — продолжила она, — я имею в виду, ты довольно взрослый, а вот Эмма, напротив, в целом ряде вопросов недоразвита. Вот тебе пример — ей очень сложно общаться с мальчиками ее возраста.
— Вот оно что, — снова сказал Джек, вытирая руки полотенцем (а миссис Оустлер все гладила его по плечам трусами). Он видел в зеркале отражение ее лица — какая она сосредоточенная и серьезная, особенно с этой своей мальчиковой стрижкой.
— Что до тебя, Джек, то ты, я гляжу, комфортно чувствуешь себя в обществе и девочек постарше, и женщин.
Тут Эммина мама провела трусиками ему по затылку, а потом надела их ему на голову, словно шляпу или, скорее, берет — уши попали в дырки для ног. Джек как раз почувствовал себя весьма некомфортно.
— Но что же мы скажем твой маме про губу? — спросила миссис Оустлер. Джек не успел ответить, она продолжала: — Боюсь, Алиса еще не готова услышать, что ее сын целуется с шестнадцатилетними.
О-го-го! Оказывается, миссис Оустлер называет маму по имени! Впрочем, Джек не очень удивился; конечно, подумал он, как я сам не догадался. Иерихонская роза — это долгая песня, как минимум несколько часов, а тут еще ее выводили на такой интимной части тела. Джек легко представил себе, как мама и миссис Оустлер беседуют — да уж, за это время можно о многом переговорить. А если ты лежишь на кровати или на столе и у тебя выводят иерихонскую розу в трех сантиметрах от влагалища — разве есть темы, которые нельзя обсудить в такой ситуации? Люди делались друзьями на всю жизнь за куда меньшее время. Алиса много часов провела, глядя на лобок миссис Оустлер, как же им близко не познакомиться? И однако, подумал мальчик, несмотря на то, что после истории с лифчиком Алиса и миссис Оустлер не поссорились, порез на губе Джека, кажется, может положить их дружбе конец. Во всяком случае, Джек решил, что, по крайней мере, не станет рассказывать маме, как целовался с Эммой.
— Джек, можешь сказать, что порезал губу о скрепку от степлера. Я пыталась разжать скрепку, чтобы разделить несколько листов, а ты вызвался помочь, взял скрепку в рот и порезался.
— А с какой стати мне брать скрепку в рот?
— С такой, что ты еще ребенок, — сказала миссис Оустлер и потрепала Джека по голове, точнее, по своим трусам, которые все еще играли роль шляпы; затем сняла их и зашвырнула в открытый ящик для грязного белья в другом углу ванной. Отлично попала, кстати, — она вообще выглядела как спортсмен, причем именно как юноша-спортсмен.
— Пойду найду тебе футболку, в ней отправишься домой. Скажи маме, что твои рубашку и галстук я отдам в химчистку сама.
— Так и сделаю, — сказал Джек.
Эммина мама вышла в спальню и открыла ящик комода. Джек все смотрел на себя в зеркало над раковиной, на свой обнаженный торс — словно ждал, что сию секунду начнет расти. Вернулась миссис Оустлер с футболкой, черной, как ее трусики, с очень короткими и узкими рукавами, как носят женщины. Эммина мама была очень маленькая, ее футболка оказалась Джеку почти впору.
— Это моя, разумеется, — сказала миссис Оустлер. — Эммина одежда тебе будет очень велика, — добавила она с укоризной.
Кровь наконец перестала идти, но губа распухла;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266