ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Каждый день Маргарет как минимум один раз говорила Джеку:
— Я знаю, ты собираешься меня бросить. Пожалуйста, выбери для этого момент, когда я и Джулиан будем в состоянии это перенести.
Джек прожил с ней полгода, ему казалось, прошло не шесть месяцев, а шесть лет. Уходить от Джулиана ему было еще больнее, чем от Маргарет. Мальчик смотрел на него, словно Джек — его отец и бросает его в первый раз.
— Какой же это ужасный риск, оказаться в ситуации, когда ребенок к тебе привязывается, — скажет Джек однажды доктору Гарсия, но та останется им недовольна, по ее словам, его изложение этого периода жизни слишком поверхностно. А может, у Джека просто все отношения такие, поверхностные?
Много месяцев спустя, лежа у себя в кровати, дома на Энтрада-Драйв, он будет слышать шум океана — несмотря на то, что на самом деле из окон доносится грохот машин с Тихоокеанского шоссе. Он будет воображать, что лежит дома у Маргарет, в Малибу, и ждет, когда к ним в спальню заглянет Джулиан, чтобы их разбудить. Джек искренне жалел, что ушел из их жизни — хотя на самом деле это они его выгнали. Они начали выгонять его прежде, чем он успел в их жизнь войти; такого мнения была доктор Гарсия. Она считала, что Маргарет и Джулиану требуется еще больше внимания, чем Джеку.
— Никакое особое внимание мне не требуется! — возмутился он.
— Да ну? — сказала доктор Гарсия. — Джек, ты не задумывался, что больше всего в жизни тебе не хватает настоящих отношений и нормальной жизни, но при этом у тебя нет ни единого знакомого, которого можно назвать настоящим и нормальным?
— Еще как задумывался, — ответил он.
— Ты ходишь ко мне два раза в неделю уже пять лет, но я ни разу не слышала от тебя ни слова о политике, — продолжила доктор Гарсия. — Каковы твои политические взгляды, Джек?
— Скорее либеральные, нежели консервативные.
— Ты, стало быть, голосуешь за демократов?
— Я никогда ни за кого не голосовал.
— Это сильно, Джек! Вот это и есть твое подлинное отношение к политике.
— Наверное, это все потому, что я сначала был канадцем, потом стал американцем — но на самом деле я ни тот ни другой.
— Хмм.
— Я просто люблю свою работу.
— Ты бываешь в отпуске? Устраиваешь себе каникулы? Последний раз, если не ошибаюсь, я слышала от тебя слово "каникулы", когда мы говорили про Реддинг и Эксетер.
— Когда актер не снимается, он в отпуске.
— Это неправда, Джек. Ты ведь все время читаешь сценарии, не так ли? Ты массу времени обдумываешь, как играть ту или иную роль, — даже если в результате играть в фильме отказываешься. Последнее время ты читаешь много романов, а ведь ты уже если и не написал сценарий сам, то, по крайней мере, объявил себя сценаристом и получил "Оскара". И ты хочешь мне сказать, что не обдумываешь, не сделать ли из очередной книги сценарий? А может, и вовсе сочинить сценарий из головы, самому?
Джек промолчал; по зрелом размышлении выходит, что я работаю все время, даже когда отдыхаю, подумал он.
— Ты ходишь в спортзал, ты следишь за диетой, ты не пьешь спиртного, — продолжала доктор Гарсия. — Но что ты делаешь, когда просто расслабляешься? Или ты все время в напряжении?
— А секс не считается?
— В твоем случае — нет; заниматься сексом ты занимаешься, но так, что расслабиться тебе не удается, — ответила доктор Гарсия.
— Я встречаюсь с друзьями, — сказал Джек.
— С какими, хотела бы я знать? Эмма-то умерла.
— У меня и другие друзья есть! — возразил он.
— У тебя нет друзей, Джек. У тебя есть лишь знакомые по работе, и некоторые из них относятся к тебе дружески, вот и все. Может, я чего-то не знаю?
Джек в отчаянии пробормотал имя Германа Кастро, тяжеловеса из эксетерской команды по борьбе, ныне врача в Эль-Пасо. Герман регулярно присылал ему открытки, где писал "привет, амиго".
— Слово "амиго" еще не значит, что он тебе друг, — отмела этот хлипкий довод доктор Гарсия. — Ты помнишь, как зовут его жену и детей? Ты хоть раз был у него в гостях?
— Что-то ваши слова не очень поднимают мне настроение, — сказал Джек.
— Я прошу своих пациентов рассказывать мне о самых эмоциональных моментах своей жизни, как позитивных, так и негативных. В твоем случае это означает — рассказывать мне, чему ты радуешься, что тебя веселит, от чего ты плачешь, от чего приходишь в ярость.
— Верно, а я что делаю?
— Джек, это ведь не самоцель! Я прошу тебя рассказывать мне это для того, чтобы ты раскрыл себя, — когда человек рассказывает такие вещи, он раскрывается, как правило. Но вынуждена, к сожалению, признаться, что я до сих пор тебя не знаю — хотя ты и проявил себя добросовестным рассказчиком, честным и внимательным, не упускающим ни одной детали, я верю, что это так. Я знаю все, что с тобой происходило, — боже мой, я столько про тебя знаю, что иного бы стошнило! Но ты до сих пор не открылся мне, Джек. Я до сих пор не знаю, кто ты такой. Ну, расскажи мне.
— Если верить моей маме, — начал Джек характерным тоненьким голоском (они с доктором Гарсия давно поняли, что это за голос — так он говорил, когда был совсем маленький), — я начал актерскую карьеру с пеленок. Из детства же мне запомнились ярче других те моменты, когда мне остро хотелось взять маму за руку. Я не притворяюсь — мне правда очень хотелось.
— Раз так, вот тебе мой совет — найди в себе силы ее простить, — мягко проговорила доктор Гарсия. — Возьми пример с отца. Я не могу, конечно, знать наверняка, но думаю, что после того, как он ее простил, он смог сделать новый шаг в жизни, смог наполнить ее чем-то новым. Джек, тебе тридцать восемь лет, ты богат, ты знаменит, а твоя жизнь — пуста.
— Как он посмел сделать этот новый шаг без меня? — воскликнул Джек. — Как он посмел меня бросить?
— Мой тебе совет: найди в себе силы простить и его, — тяжело вздохнула доктор Гарсия (Джек терпеть не мог, когда она так вздыхает). — Ну вот, ты снова плачешь. Тебе от этого только хуже. Нужно перестать плакать, Джек.
Нет, скажите, ну не садистка? Доктор Гарсия умела выводить Джека из себя, как никто другой. Поэтому-то он и не сказал ей, что получил новое письмо от Мишель Махер. Он отправился на всеамериканский съезд дерматологов, не поставив доктора Гарсия в известность, — потому что знал, она сделает все, только бы отговорить его; потому что боялся услышать ее мнение; потому что знал, каково будет это мнение, знал, что она всегда права.
А Мишель... ну что Мишель. Она просто написала ему, что едет в Лос-Анджелес и очень надеется его увидеть — вот так запросто, словно не было между ними взаимных обид, словно бы двадцать лет, которые они не провели вместе, были не длиннее, чем их единственное лето в Эксетере.
Она подчеркнула, что не каждый год ездит на этот съезд — только когда его проводят на Северо-Востоке. Но она же никогда не была в Лос-Анджелесе ("представляешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266