Его ранило другое — последние слова Эммы, среди которых было "завещание"; эта рана не зажила никогда.
Когда интервью вышло, Эмма была уже мертва — а итальянская журналистка разобралась, что романа с синьорой Белуцци, пышногрудой табачницей из феллиниевского "Амаркорда", у Джека быть не могло, та годилась ему в бабушки.
Конечно, написала журналистка, Джек Бернс разговаривал с Эммой Оустлер — ведь всем известно, что они живут вместе, правда, "просто живут, ничего больше"; к тому же любой, кто видел писательницу в последнее время, знает, что она набрала много лишнего веса, хотя никто не подозревал о цифре в девяносто три кило. В этом контексте слова "с во-от такими грудями" выглядели как издевка.
Журналистка закончила публикацию напоминанием, что, по слухам, у Эммы большие проблемы не только с весом, но и с ее третьим романом; она пишет его уже много лет, никак не закончит, и, кажется, он стал уже слишком длинным.
— Сколько в книге страниц? — спрашивал Джека один журналист за другим после Эмминой смерти. Но к тому моменту Джек уже научился — как всегда, набив себе шишек — вести себя с прессой аккуратно.
В тот свой визит в Нью-Йорк Джек остановился в отеле "Марк" под именем Билли Радужный — просто поменял местами слова в прозвище персонажа из своего последнего фильма, который он, собственно, и приехал представлять местной прессе. Фильм вскоре должен был выйти на экраны. Джек завел себе такую привычку — регистрироваться в гостиницах под именами своих персонажей, которых зрители еще не видели; таким способом он скрывался от фанатов.
Но далеко не только от них. Многие трансвеститы находили оскорбительным, что Джек постоянно отрицает свою "подлинную сущность". В каждом интервью Джек повторял, что переодевается в женщин лишь изредка, и всякий раз только на съемках; но настоящие транссексуалы и трансвеститы считали это оскорблением, кричали на каждом углу, что "Джек только притворяется". Ну разумеется, ведь он же актер!
Вот поэтому вместо Джека Бернса в отеле "Марк" поселился Билли Радужный, и портье тщательно фильтровал все звонки в его номер. Джек обязательно извещал мать, где останавливается и под каким именем; разумеется, это же знали Эмма, его агент Боб Букман и его адвокат Алан Херготт. Плюс руководитель пресс-отдела студии, на которой вышел его последний фильм, в данном случае Эрика Штейнберг из "Мирамакса". Ну и Харви Вайнштейн, разумеется; если ты снимался на "Мирамаксе", Харви всегда знал, кто ты, где живешь и под каким именем.
В это время Джек спал с очень известной виолончелисткой Мими Ледерер, так что и она знала о его местонахождении. В день и час смерти Эммы она находилась в его номере.
В ту ночь после ужина Мими принесла с собой в номер виолончель и сыграла для него два соло, обнаженная. В ресторане Мими отказалась сдавать виолончель в гардероб, поставила ее на третье кресло и периодически поглядывала на нее, словно ожидая, что та поддержит их с Джеком беседу.
Джек не рассказал ей, что, когда был маленький, познакомился с другой виолончелисткой, Ханнеле, ученицей Академии имени Сибелиуса и по совместительству хельсинкской любовницей своего папы. У того была и еще одна любовница в этом городе, подруга Ханнеле Ритва, и они с Ритвой сделали себе одну татуировку на двоих. Ханнеле получила на левую грудь левую половинку разорванного по вертикали сердца; еще она не брила подмышки, Джек это на всю жизнь запомнил.
Когда Мими Ледерер заиграла в его номере, он вздрогнул, вспомнив, как сидела Ханнеле, когда мама татуировала ее — широко расставив ноги, видимо, так сидят все виолончелистки. Тут-то Джек и подумал, не играла ли Ханнеле и папе в таком же виде, обнаженная, и снова задумался, насколько он похож на Уильяма. Сколько все-таки между ними общего? Особенно в плане отношений с женщинами?
Джек запомнил, что играла ему Мими Ледерер в ту ночь, когда Эмма была еще жива, — соло для виолончели, часть моцартовского трио. Джек специально запоминал о классической музыке как можно меньше — она заставляла его думать об органной музыке, а та — о церковной, а та — о папе, который их с мамой бросил.
— Дивертисмент, ми-бемоль мажор, — шепнула Джеку на ухо Мими. Как и Ханнеле и, наверное, как все женщины-виолончелистки, Мими была высокая, длиннорукая, с совсем небольшими грудями. Разумеется, Джек решил, что большие груди мешают играть на виолончели.
Вторая пьеса, что сыграла ему обнаженная Мими, служила, кажется, частью какого-то бетховенского квартета.
— Посвящено графу Разумовскому, опус 59, часть первая, — прошептала она.
От одних этих названий у Джека болели зубы. Почему композиторы не могут придумать названий получше? Но смотреть, как Мими мастерски управляется со своим инструментом, было очень приятно.
Они спали, вдруг зазвонил телефон. Рановато для Эммы, подумал Джек. Наверное, звонят из Торонто, тот же часовой пояс, что и Нью-Йорк. Он глянул на часы, начало седьмого утра — для мамы вообще-то тоже рановато.
Эрика Штейнберг? Нет, слишком тактичная дама, чтобы звонить в такую рань, она же знает, что он спит с Мими Ледерер, Эрика вообще все знала. Наверное, Харви Вайнштейн, решил Джек. Этот тип звонит кому угодно когда угодно, он и раньше будил Джека ни свет ни заря. Наверное, Джек что-нибудь лишнее сболтнул в одном из этих бесконечных интервью.
Им, впрочем, все равно вставать рано — Джеку снова предстояло целый день давать интервью, Мими же преподавала в Джулиарде, а потом ей на самолет. Она играла в каком-то трио или квартете, у них концерт в Миннеаполисе, а может, в Кливленде, Джек не запомнил.
— Наверное, это портье, запутался с твоим заказом на завтрак в номер, — сказала Мими, — я тебе говорила вчера, Джек, что нужно заказывать себе нормальный завтрак.
Мими долго пилила Джека за его "диссертацию о завтраке", как она это назвала; портье и его подручные в "Марке" (да почти во всех нью-йоркских отелях) не очень хорошо владеют английским, говорила она, поэтому Джеку следовало просто отметить галочкой, что ему нужно, а не пускаться в разъяснения.
Джек возражал — нужно было точно указать, как именно сварить яйцо, а понять слова "только обезжиренный йогурт" может любой.
— Наверное, это Харви Вайнштейн, — сказал Джек Мими и только после этого взял трубку. — Да?
— Это ваша мать, мистер Радужный, — сказал портье.
В фильме у Радужного Билли нет матери, но Джек сказал:
— Давайте.
Где она сейчас, подумал Джек. По словам Мими, он так еще и не проснулся в этот момент.
Недавно проходила какая-то тату-конференция в Санта-Розе. Когда же мама заезжала к нему в Лос-Анджелес, перед ней или на обратном пути? Нет, все-таки на пути оттуда, потому что все уши прожужжала ему, что там да как было на конференции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266
Когда интервью вышло, Эмма была уже мертва — а итальянская журналистка разобралась, что романа с синьорой Белуцци, пышногрудой табачницей из феллиниевского "Амаркорда", у Джека быть не могло, та годилась ему в бабушки.
Конечно, написала журналистка, Джек Бернс разговаривал с Эммой Оустлер — ведь всем известно, что они живут вместе, правда, "просто живут, ничего больше"; к тому же любой, кто видел писательницу в последнее время, знает, что она набрала много лишнего веса, хотя никто не подозревал о цифре в девяносто три кило. В этом контексте слова "с во-от такими грудями" выглядели как издевка.
Журналистка закончила публикацию напоминанием, что, по слухам, у Эммы большие проблемы не только с весом, но и с ее третьим романом; она пишет его уже много лет, никак не закончит, и, кажется, он стал уже слишком длинным.
— Сколько в книге страниц? — спрашивал Джека один журналист за другим после Эмминой смерти. Но к тому моменту Джек уже научился — как всегда, набив себе шишек — вести себя с прессой аккуратно.
В тот свой визит в Нью-Йорк Джек остановился в отеле "Марк" под именем Билли Радужный — просто поменял местами слова в прозвище персонажа из своего последнего фильма, который он, собственно, и приехал представлять местной прессе. Фильм вскоре должен был выйти на экраны. Джек завел себе такую привычку — регистрироваться в гостиницах под именами своих персонажей, которых зрители еще не видели; таким способом он скрывался от фанатов.
Но далеко не только от них. Многие трансвеститы находили оскорбительным, что Джек постоянно отрицает свою "подлинную сущность". В каждом интервью Джек повторял, что переодевается в женщин лишь изредка, и всякий раз только на съемках; но настоящие транссексуалы и трансвеститы считали это оскорблением, кричали на каждом углу, что "Джек только притворяется". Ну разумеется, ведь он же актер!
Вот поэтому вместо Джека Бернса в отеле "Марк" поселился Билли Радужный, и портье тщательно фильтровал все звонки в его номер. Джек обязательно извещал мать, где останавливается и под каким именем; разумеется, это же знали Эмма, его агент Боб Букман и его адвокат Алан Херготт. Плюс руководитель пресс-отдела студии, на которой вышел его последний фильм, в данном случае Эрика Штейнберг из "Мирамакса". Ну и Харви Вайнштейн, разумеется; если ты снимался на "Мирамаксе", Харви всегда знал, кто ты, где живешь и под каким именем.
В это время Джек спал с очень известной виолончелисткой Мими Ледерер, так что и она знала о его местонахождении. В день и час смерти Эммы она находилась в его номере.
В ту ночь после ужина Мими принесла с собой в номер виолончель и сыграла для него два соло, обнаженная. В ресторане Мими отказалась сдавать виолончель в гардероб, поставила ее на третье кресло и периодически поглядывала на нее, словно ожидая, что та поддержит их с Джеком беседу.
Джек не рассказал ей, что, когда был маленький, познакомился с другой виолончелисткой, Ханнеле, ученицей Академии имени Сибелиуса и по совместительству хельсинкской любовницей своего папы. У того была и еще одна любовница в этом городе, подруга Ханнеле Ритва, и они с Ритвой сделали себе одну татуировку на двоих. Ханнеле получила на левую грудь левую половинку разорванного по вертикали сердца; еще она не брила подмышки, Джек это на всю жизнь запомнил.
Когда Мими Ледерер заиграла в его номере, он вздрогнул, вспомнив, как сидела Ханнеле, когда мама татуировала ее — широко расставив ноги, видимо, так сидят все виолончелистки. Тут-то Джек и подумал, не играла ли Ханнеле и папе в таком же виде, обнаженная, и снова задумался, насколько он похож на Уильяма. Сколько все-таки между ними общего? Особенно в плане отношений с женщинами?
Джек запомнил, что играла ему Мими Ледерер в ту ночь, когда Эмма была еще жива, — соло для виолончели, часть моцартовского трио. Джек специально запоминал о классической музыке как можно меньше — она заставляла его думать об органной музыке, а та — о церковной, а та — о папе, который их с мамой бросил.
— Дивертисмент, ми-бемоль мажор, — шепнула Джеку на ухо Мими. Как и Ханнеле и, наверное, как все женщины-виолончелистки, Мими была высокая, длиннорукая, с совсем небольшими грудями. Разумеется, Джек решил, что большие груди мешают играть на виолончели.
Вторая пьеса, что сыграла ему обнаженная Мими, служила, кажется, частью какого-то бетховенского квартета.
— Посвящено графу Разумовскому, опус 59, часть первая, — прошептала она.
От одних этих названий у Джека болели зубы. Почему композиторы не могут придумать названий получше? Но смотреть, как Мими мастерски управляется со своим инструментом, было очень приятно.
Они спали, вдруг зазвонил телефон. Рановато для Эммы, подумал Джек. Наверное, звонят из Торонто, тот же часовой пояс, что и Нью-Йорк. Он глянул на часы, начало седьмого утра — для мамы вообще-то тоже рановато.
Эрика Штейнберг? Нет, слишком тактичная дама, чтобы звонить в такую рань, она же знает, что он спит с Мими Ледерер, Эрика вообще все знала. Наверное, Харви Вайнштейн, решил Джек. Этот тип звонит кому угодно когда угодно, он и раньше будил Джека ни свет ни заря. Наверное, Джек что-нибудь лишнее сболтнул в одном из этих бесконечных интервью.
Им, впрочем, все равно вставать рано — Джеку снова предстояло целый день давать интервью, Мими же преподавала в Джулиарде, а потом ей на самолет. Она играла в каком-то трио или квартете, у них концерт в Миннеаполисе, а может, в Кливленде, Джек не запомнил.
— Наверное, это портье, запутался с твоим заказом на завтрак в номер, — сказала Мими, — я тебе говорила вчера, Джек, что нужно заказывать себе нормальный завтрак.
Мими долго пилила Джека за его "диссертацию о завтраке", как она это назвала; портье и его подручные в "Марке" (да почти во всех нью-йоркских отелях) не очень хорошо владеют английским, говорила она, поэтому Джеку следовало просто отметить галочкой, что ему нужно, а не пускаться в разъяснения.
Джек возражал — нужно было точно указать, как именно сварить яйцо, а понять слова "только обезжиренный йогурт" может любой.
— Наверное, это Харви Вайнштейн, — сказал Джек Мими и только после этого взял трубку. — Да?
— Это ваша мать, мистер Радужный, — сказал портье.
В фильме у Радужного Билли нет матери, но Джек сказал:
— Давайте.
Где она сейчас, подумал Джек. По словам Мими, он так еще и не проснулся в этот момент.
Недавно проходила какая-то тату-конференция в Санта-Розе. Когда же мама заезжала к нему в Лос-Анджелес, перед ней или на обратном пути? Нет, все-таки на пути оттуда, потому что все уши прожужжала ему, что там да как было на конференции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266