— Джек, давай на нее посмотрим вместе, а?
— Может, потом, папкин, а? Давай не сейчас.
— Nicht jetzt, — повторил по-немецки отец.
— Кстати, папкин, ты хотел писать.
— Вот оно что, — сказал Уильям, встал на ноги и отошел от сына. — В самом деле, хотел.
Они оба посмотрели Уильяму на брюки — такие же безупречно отглаженные, цвета хаки, со складками, как у профессора Риттера, только на них темное пятно. Уильям, оказывается, стоял в луже мочи.
— Терпеть не могу, когда это случается, — сказал он; Джек не знал, что делать. — Не беспокойся, сынок. Сейчас нам на помощь придет доктор фон Pop. Ты что думаешь, у нее в сумке и правда смена белья?
Уильям резко отвернулся от зеркала — словно третий человек оскорбил его или пристыдил.
И точно, словно по расписанию, раздался стук в дверь.
— Herein! ("Входите!") — крикнул Уильям.
Дверь приоткрылась, и доктор фон Pop, не показывая лица, просунула в щель свой чемодан.
— Danke, — поблагодарил Джек, принимая его.
— Когда он видит себя в зеркале без одежды, все куда серьезнее, — предупредила Джека доктор фон Pop и закрыла дверь.
Он раздел отца и вытер его бумажными полотенцами, смочив их в теплой воде, а затем вытер насухо. Уильям не дергался, вел себя хорошо, как маленький мальчик, которому мама подтирает попку.
Джек сумел уговорить его отойти подальше от зеркала и принялся искать в чемодане смену белья; тут в туалет вошел изысканно одетый джентльмен средних лет и уставился на совершенно голого Уильяма, а тот — на него. Нежданный гость, судя по всему банкир, видел перед собой голого татуированного человека, голого, но почему-то в перчатках! И вдобавок с медными браслетами на руках (бог его знает, что банкир подумал по этому поводу). Уильям же Бернс, если Джек правильно понял причину возмущения, отразившегося на отцовском лице, смотрел на банкира как на невоспитанного хама, который позволил себе вломиться в чужую квартиру и оторвать отца с сыном от чрезвычайно интимной беседы.
Банкир смерил Джека знакомым взглядом — "ага, я знаю, кто ты такой и чем тут занимаешься". В самом деле, шел человек в туалет, а оказался в каком-то кино про извращенцев!
— Er ist harmlos, — сказал Джек гостю, вспомнив, как сестра Бляйбель говорила ему то же самое про Памелу.
Банкир не поверил ни единой секунды — отец Джека то и дело надувался, как петух, сжимал кулаки и махал руками.
Джек напрягся, надеясь оживить свой ржавый эксетеровский немецкий.
— Keine Angst. Er ist mein Vater ("He бойтесь, это мой отец"), — сказал он банкиру, а затем выдавил из себя самое неудобное: — Ich passe auf ihn auf (то есть "я привожу его в порядок").
Банкир усмехнулся и вышел из туалета. Теперь, когда их осталось двое (едва Уильям отвернулся от зеркала, воображаемый третий человек тоже удалился), Джек одел отца — хорошо, он видел, как это делает доктор Хорват.
Отец меж тем решил рассказать Джеку про ноты — видимо, это его успокаивало, а он знал, что сын в музыке ничего не смыслит.
— Четверти закрашены, и у них есть палочки, — говорил Уильям. — Восьмые тоже закрашены, и у них тоже есть палочки, но у палочек есть вдобавок вымпелы или флаги, часто они соединяют несколько восьмых вместе. А шестнадцатые — они как восьмые, но только флагов или вымпелов сразу два.
— А половины? — спросил Джек.
— Половины не закрашены, они белые, то есть в моем случае имеют цвет кожи, — сказал отец и вдруг осекся.
"Кожа", они оба хорошо расслышали это слово. Любопытно, это тоже пусковой механизм? Что, если его, как и слово "шкура", невозможно остановить?
— Половины, ты сказал, не закрашены, они белые, и что дальше? — спросил Джек, надеясь, что папа забудет о своей ошибке.
— Они белые, незакрашенные, но у них все еще есть палочки, — еле-еле выдавил из себя Уильям, видимо, "кожа" еще маячила где-то на границах подсознания, там, где спали, готовые в любой миг проснуться, его пусковые механизмы. — А целые ноты — такие же, как половинки, но у них палочек нет.
— Стой! Погоди! — сказал вдруг Джек, показав пальцем папе куда-то на правый бок. — А это что такое?
Татуировка изображала не слова, не ноты, а что-то странное, больше всего похожее на черную дырку, на рану в боку. По краям виднелось что-то красное, словно кровавый обод; черное пятно выглядело как шляпка здоровенного гвоздя. Он должен был догадаться, кровавый обод должен был навести его на нужную мысль — но что с Джека взять, ему же тогда было всего четыре года.
— Сюда был ранен наш Господь, — сказал отец. — Ему пробили гвоздями руки, — сказал он, сложив ладони, как в молитве, — и ноги, и правый бок, вот здесь. — Он коснулся татуировки у себя на правом боку. Джек посмотрел еще раз — похожа на загноившуюся ссадину.
— А кто сделал ее? — спросил он и подумал, наверное, какой-нибудь "мясник", хотя на самом деле знал ответ.
— Было время, Джек, когда любой верующий в Амстердаме по меньшей мере испытывал искушение татуироваться у человека по имени Якоб Бриль. Наверное, ты его не помнишь, ты был такой маленький.
— Нет, папкин, я помню Якоба Бриля, — сказал Джек и прикоснулся к кровавому гвоздю, вбитому в папин бок. А затем надел Уильяму через голову рубашку.
"Кроненхалле" оказался великолепным рестораном, Джек глупо поступил, заказав только салат. Впрочем, ему все равно достались две трети папиного венского шницеля — Уильям не ел, а жеманничал.
— Ну, слава богу, хоть Джек не забыл свой аппетит дома, не то что вы, Уильям, — с укоризной сказала доктор Крауэр-Поппе, но и папа и сын пребывали в весьма приподнятом расположении духа.
Они сумели победить слово "кожа", которое, как выяснилось, было из тех механизмов, что можно остановить (не то что "шкура"), а также покинули туалет, не столкнувшись с самым страшным — да, Джек видел в зеркале ужасное лицо "третьего человека", искаженное болью и скорбью, но понял, что папина реакция могла быть куда хуже — доктор фон Pop сказала, что все куда серьезнее, если папа видит себя в зеркале голым, или что-то в этом роде. Джек догадался, что это и есть "термоядерная бомба", das ganze Pulver доктора Хорвата. Джек, конечно, столкнется и с этим, и, вероятно, очень скоро — поэтому сегодня, в "Кроненхалле", он вполне был готов немного подождать.
Они коротко обсудили молодых медсестер санатория Кильхберг — они практически записывались в очередь брить Уильяма. Такая возможность выпадала каждое утро, и Джеков отец флиртовал с ними как одержимый.
— А почему ты не бреешься сам? — спросил Джек.
— А ты попробуй как-нибудь побриться без зеркала. А что до молодых медсестер, то я тебе советую как-нибудь побриться в их присутствии, это тоже весело.
— Уильям, если вы будете плохо себя вести, я вам пришлю Вальтраут, она умеет держать в руках лезвие, — сказала доктор фон Pop.
— Да ради бога, кого угодно, лишь бы не Гуго, — парировал Уильям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266
— Может, потом, папкин, а? Давай не сейчас.
— Nicht jetzt, — повторил по-немецки отец.
— Кстати, папкин, ты хотел писать.
— Вот оно что, — сказал Уильям, встал на ноги и отошел от сына. — В самом деле, хотел.
Они оба посмотрели Уильяму на брюки — такие же безупречно отглаженные, цвета хаки, со складками, как у профессора Риттера, только на них темное пятно. Уильям, оказывается, стоял в луже мочи.
— Терпеть не могу, когда это случается, — сказал он; Джек не знал, что делать. — Не беспокойся, сынок. Сейчас нам на помощь придет доктор фон Pop. Ты что думаешь, у нее в сумке и правда смена белья?
Уильям резко отвернулся от зеркала — словно третий человек оскорбил его или пристыдил.
И точно, словно по расписанию, раздался стук в дверь.
— Herein! ("Входите!") — крикнул Уильям.
Дверь приоткрылась, и доктор фон Pop, не показывая лица, просунула в щель свой чемодан.
— Danke, — поблагодарил Джек, принимая его.
— Когда он видит себя в зеркале без одежды, все куда серьезнее, — предупредила Джека доктор фон Pop и закрыла дверь.
Он раздел отца и вытер его бумажными полотенцами, смочив их в теплой воде, а затем вытер насухо. Уильям не дергался, вел себя хорошо, как маленький мальчик, которому мама подтирает попку.
Джек сумел уговорить его отойти подальше от зеркала и принялся искать в чемодане смену белья; тут в туалет вошел изысканно одетый джентльмен средних лет и уставился на совершенно голого Уильяма, а тот — на него. Нежданный гость, судя по всему банкир, видел перед собой голого татуированного человека, голого, но почему-то в перчатках! И вдобавок с медными браслетами на руках (бог его знает, что банкир подумал по этому поводу). Уильям же Бернс, если Джек правильно понял причину возмущения, отразившегося на отцовском лице, смотрел на банкира как на невоспитанного хама, который позволил себе вломиться в чужую квартиру и оторвать отца с сыном от чрезвычайно интимной беседы.
Банкир смерил Джека знакомым взглядом — "ага, я знаю, кто ты такой и чем тут занимаешься". В самом деле, шел человек в туалет, а оказался в каком-то кино про извращенцев!
— Er ist harmlos, — сказал Джек гостю, вспомнив, как сестра Бляйбель говорила ему то же самое про Памелу.
Банкир не поверил ни единой секунды — отец Джека то и дело надувался, как петух, сжимал кулаки и махал руками.
Джек напрягся, надеясь оживить свой ржавый эксетеровский немецкий.
— Keine Angst. Er ist mein Vater ("He бойтесь, это мой отец"), — сказал он банкиру, а затем выдавил из себя самое неудобное: — Ich passe auf ihn auf (то есть "я привожу его в порядок").
Банкир усмехнулся и вышел из туалета. Теперь, когда их осталось двое (едва Уильям отвернулся от зеркала, воображаемый третий человек тоже удалился), Джек одел отца — хорошо, он видел, как это делает доктор Хорват.
Отец меж тем решил рассказать Джеку про ноты — видимо, это его успокаивало, а он знал, что сын в музыке ничего не смыслит.
— Четверти закрашены, и у них есть палочки, — говорил Уильям. — Восьмые тоже закрашены, и у них тоже есть палочки, но у палочек есть вдобавок вымпелы или флаги, часто они соединяют несколько восьмых вместе. А шестнадцатые — они как восьмые, но только флагов или вымпелов сразу два.
— А половины? — спросил Джек.
— Половины не закрашены, они белые, то есть в моем случае имеют цвет кожи, — сказал отец и вдруг осекся.
"Кожа", они оба хорошо расслышали это слово. Любопытно, это тоже пусковой механизм? Что, если его, как и слово "шкура", невозможно остановить?
— Половины, ты сказал, не закрашены, они белые, и что дальше? — спросил Джек, надеясь, что папа забудет о своей ошибке.
— Они белые, незакрашенные, но у них все еще есть палочки, — еле-еле выдавил из себя Уильям, видимо, "кожа" еще маячила где-то на границах подсознания, там, где спали, готовые в любой миг проснуться, его пусковые механизмы. — А целые ноты — такие же, как половинки, но у них палочек нет.
— Стой! Погоди! — сказал вдруг Джек, показав пальцем папе куда-то на правый бок. — А это что такое?
Татуировка изображала не слова, не ноты, а что-то странное, больше всего похожее на черную дырку, на рану в боку. По краям виднелось что-то красное, словно кровавый обод; черное пятно выглядело как шляпка здоровенного гвоздя. Он должен был догадаться, кровавый обод должен был навести его на нужную мысль — но что с Джека взять, ему же тогда было всего четыре года.
— Сюда был ранен наш Господь, — сказал отец. — Ему пробили гвоздями руки, — сказал он, сложив ладони, как в молитве, — и ноги, и правый бок, вот здесь. — Он коснулся татуировки у себя на правом боку. Джек посмотрел еще раз — похожа на загноившуюся ссадину.
— А кто сделал ее? — спросил он и подумал, наверное, какой-нибудь "мясник", хотя на самом деле знал ответ.
— Было время, Джек, когда любой верующий в Амстердаме по меньшей мере испытывал искушение татуироваться у человека по имени Якоб Бриль. Наверное, ты его не помнишь, ты был такой маленький.
— Нет, папкин, я помню Якоба Бриля, — сказал Джек и прикоснулся к кровавому гвоздю, вбитому в папин бок. А затем надел Уильяму через голову рубашку.
"Кроненхалле" оказался великолепным рестораном, Джек глупо поступил, заказав только салат. Впрочем, ему все равно достались две трети папиного венского шницеля — Уильям не ел, а жеманничал.
— Ну, слава богу, хоть Джек не забыл свой аппетит дома, не то что вы, Уильям, — с укоризной сказала доктор Крауэр-Поппе, но и папа и сын пребывали в весьма приподнятом расположении духа.
Они сумели победить слово "кожа", которое, как выяснилось, было из тех механизмов, что можно остановить (не то что "шкура"), а также покинули туалет, не столкнувшись с самым страшным — да, Джек видел в зеркале ужасное лицо "третьего человека", искаженное болью и скорбью, но понял, что папина реакция могла быть куда хуже — доктор фон Pop сказала, что все куда серьезнее, если папа видит себя в зеркале голым, или что-то в этом роде. Джек догадался, что это и есть "термоядерная бомба", das ganze Pulver доктора Хорвата. Джек, конечно, столкнется и с этим, и, вероятно, очень скоро — поэтому сегодня, в "Кроненхалле", он вполне был готов немного подождать.
Они коротко обсудили молодых медсестер санатория Кильхберг — они практически записывались в очередь брить Уильяма. Такая возможность выпадала каждое утро, и Джеков отец флиртовал с ними как одержимый.
— А почему ты не бреешься сам? — спросил Джек.
— А ты попробуй как-нибудь побриться без зеркала. А что до молодых медсестер, то я тебе советую как-нибудь побриться в их присутствии, это тоже весело.
— Уильям, если вы будете плохо себя вести, я вам пришлю Вальтраут, она умеет держать в руках лезвие, — сказала доктор фон Pop.
— Да ради бога, кого угодно, лишь бы не Гуго, — парировал Уильям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266