Мисс Вурц — которая, надо отметить, была от мамы Джека, мягко говоря, не в восторге — придерживалась к тому же мнения, что и Алиса в известной степени защитила Джека от самой себя, от "темной стороны своей жизни" (Лесли Оустлер и дружки по тату-миру как бы не считаются).
— Когда найдешь Уильяма, расскажешь мне, как он и что, — сказала Джеку мисс Вурц. — А покамест благодари Бога, что у тебя есть сестра.
— У меня есть сестра, — повторил он.
Это сообщение Джек и оставил на автоответчике доктора Гарсия — еще слишком рано, назначить встречу с ней нельзя. Сама по себе эта новость попадала по классификации доктора Гарсия в категорию "неполной информации", а стало быть, с этим Джек не может звонить ей домой.
Зато он позвонил своей сестре, Хетер Бернс. В Санта-Монике было семь утра, в Торонто — десять, но в Эдинбурге стрелка часов уже давно перевалила за полдень. Хетер сняла трубку, зазвучала музыка — голос, орган и, кажется, еще труба.
— Одну секунду, — сказала она, убирая звук на проигрывателе.
— Это Джек Бернс, твой брат, — сказал Джек.
— Это Хетер, твоя сестра, — откликнулась она. —Я будто бы знаю тебя. Можно сказать, я почти выросла с тобой. "Если бы брат знал, что ты есть на свете, он бы в тебя влюбился", — говорил мне папа каждый вечер, укладывая спать. А потом всегда добавлял, словно "Отче наш", не добавлял даже, а выкрикивал: "У меня есть сын! У меня есть сын и дочь!" И так каждый вечер. У меня порой от этого зубы сводило, но я понимала его.
— Как бы я хотел вырасти вместе с тобой! — сказал Джек.
— Не говори так, пока еще рано, ты меня совсем не знаешь, — ответила она.
Голос ясный, четкий, ровный, шотландского акцента меньше, чем Джек ожидал, кажется, есть немного ирландского, наверное, подцепила у этого парня или в Белфасте. Главное, очень спокойный тон.
— Я хочу увидеться с тобой, — произнес он.
— Не говори так, повторяю, ты меня совсем не знаешь. Мне очень неудобно просить у тебя денег, но я не могу иначе. Они нужны нашему отцу, очень нужны, хотя он сам и не понимает насколько.
— Он все для меня сделал, заботился обо мне, поэтому я позабочусь о нем, — сказал Джек.
— Эй, ты, мистер Кинозвезда, со мной можешь в эти игры не играть. У нас тут не театр. Говори только правду, — сказала Хетер.
— Это правда, я сделаю для него все.
— Раз так, давай лети ко мне. Посмотрим, что у нас получится.
— Как бы я хотел быть с тобой, когда ты шла на первое свидание, — сказал Джек. — Я бы сразу тебе сказал — с этим парнем лучше не связываться.
— Не ходи туда, как сказал бы Радужный Билли, — ответила Хетер. — Я бы тоже смогла тебе сказать — с этой девицей лучше не связываться, а равно с этой, этой и вот этой.
— Спору нет, так оно и есть, — ответил Джек еще одной репликой Радужного Билли. Уж такой это персонаж, Радужный Билли, — все его слова уже были сказаны за историю человечества миллион раз, но Билли умел искренне говорить самые банальные вещи.
— У тебя такой голос, словно ты Радужный Билли, — заметила Хетер.
— Голос-то да, но на самом деле я не Радужный Билли, а совсем другой человек, — сказал Джек, отчаянно надеясь, что это правда. На заднем плане играла музыка, кажется, гимн. — У меня есть сестра.
Для гимна очень подходящая фраза, так показалось Джеку.
— Именно так, а еще у тебя есть отец. Но вот что я тебе скажу. Правила устанавливаю я, и правила у нас такие — путь к нему лежит через меня. Никакие деньги, мистер Кинозвезда, никакие деньги не позволят тебе попасть к нему, не поговорив сперва со мной! Заруби себе это на носу!
— Ты можешь довериться мне, Хетер.
— Путь к нему лежит через меня, — повторила Хетер. — Я должна убедиться, что могу доверить тебе его.
— Клянусь богом, ты можешь довериться мне!
— Клянешься Богом? Джек, ты что, верующий?
— Нет, на самом деле нет.
— Ну а папа — верующий, и еще какой. Ты лучше будь к этому готов.
— А ты верующая, Хетер?
— Не настолько, чтобы простить твою мать, — ответила она. — В этом смысле я совсем неверующая. А вот он и в этом, и во всех других смыслах — верующий, и еще какой.
После смерти Барбары Штайнер Уильям Бернс и его дочь по-настоящему научились кататься на лыжах. Они ездили в горы лишь раз в году, на неделю-другую, неизменно на один из маминых "священных" курортов; постепенно в список добавились Давос и Понтрезина. Катание на лыжах, как и музыка, как и вообще все, что они делали, потихоньку превратилось в ритуал. По словам Хетер, они с папой стали довольно приличными лыжниками.
Через год после смерти матери Хетер села за пианино. Уильям позволял дочери репетировать по пять часов в день, в полном одиночестве. В тринадцать лет ее привлекла блок-флейта.
— С флейтой заводишь больше друзей, — объяснила она.
Плюс для флейты есть много ирландской музыки, поэтому-то она и попала в Белфаст.
Ирландский друг сидел себе на родине. Хетер считала, что надежды на настоящие отношения с ним нет — ну не работает это, когда между людьми такие расстояния. Но в Белфасте они вместе играли в группе, вместе ездили на каникулы — например, в Португалию прошлой Пасхой.
— В малых дозах он мне нравится, — только и сказала она Джеку.
Младший преподаватель Эдинбургского университета зарабатывает двадцать две тысячи фунтов в год. В Белфасте она снимала за триста восемьдесят фунтов квартиру с двумя спальнями, в Эдинбурге за триста ей удалось найти лишь комнату в квартире с пятью соседями. Между тем ее однолетний контракт продлили, и в следующем году она заработает уже двадцать три тысячи. Покамест Эдинбург и работа ей нравятся, и если она сумеет задержаться там еще лет на пять-шесть, регулярно публиковаться и так далее, то накопит достаточно, чтобы завести семью. Но в дальней перспективе она, скорее всего, не останется в Шотландии. Джек вытянул из нее лишь, что она строит "другие планы".
В последний год в Белфасте она играла в церкви на органе. Ее коллега по Эдинбургскому университету, Джон Китчен, с 1988 года, когда артрит выгнал Уильяма Бернса из-за мануала, стал главным органистом Старого собора Св. Павла. Но с тех пор прошло пятнадцать лет, и все эти годы Уильям все равно играл на том же органе — официально он считался ассистентом Китчена. Теперь его ассистентом стала Хетер. Китчен — их с папой самый старинный друг, сказала Джеку Хетер, ей он словно дядя.
Раз в неделю она играет на флейте ирландскую музыку в Центральном баре, пивной в самом конце улицы Лит-Уок.
— Как приедешь, я тебе покажу этот бар.
— Я хочу знать о тебе все, — сказал Джек.
— Не говори так, пока еще рано, — снова повторила ему сестра.
Джек сидел в "ауди" на Монтана-авеню, ждал, когда появится Элизабет, секретарь доктора Гарсия. Она всегда открывает офис и прослушивает автоответчик, так что ей первой предстоит услышать его слова "У меня есть сестра".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266