— Сам не знаю, — искренне ответил Джек.
— Я так и думала, молодец, что признался, — рассмеялась Клаудия.
Лежа в постели, она спросила у него:
— Когда у тебя это началось, пенис-кино-рука? Я имею в виду, с Эммой.
Джек притворился, что не может точно назвать время.
— Кажется, мне было восемь, а может, и девять. Эмме было пятнадцать или шестнадцать. А может, и пораньше, когда мне было семь, а ей, значит, четырнадцать.
Клаудия просто держала его за пенис, ничего не говоря. Когда Джек уже почти засыпал, она спросила снова:
— Джек, ты хоть можешь себе вообразить, как все это странно? Чем все это пахнет, а?
Мишель Махер научила его бояться слова "странно", особенно если "странно чересчур". Джек знал, что Клаудия не настолько слепа, чтобы думать, будто он ее любовь на всю жизнь, и уж точно достаточно умна, чтобы не думать, будто так воспринимает ее он. Но все равно было неприятно узнать, что она считает его "странным".
— Значит, ты считаешь, я чересчур странный?
— Это как посмотреть, Джек.
Ему не понравился этот ответ. Что значит — как посмотреть? Он знал, что Клаудия хочет, чтобы он задал ей этот вопрос. Но не задал его — потому что уже знал ответ. Вместо этого он взял ее за груди, поцеловал ей шею, и пенис начал оживать — но тут Клаудия его отпустила.
— Почему Эмма не хочет иметь детей? — спросила она.
Джек Бернс был актер — он с первого взгляда узнавал вопросы с дальним прицелом.
— Наверное, думает, что будет им плохой матерью, — предположил он, не выпуская груди Клаудии. Вопрос-то на самом деле предназначался ему: почему он, Джек, не хочет иметь детей? Потому что, если он и вправду станет как отец, он сразу бросит и ее и их — так он однажды и сказал Клаудии. А Джек не хотел быть таким отцом.
Но этот ответ не удовлетворил Клаудию; Джек точно знал, что она-то детей хочет. Как актриса, Клаудия ненавидела свое тело — единственный положительный отзыв о нем из ее уст звучал так: "Мое тело предназначено рожать". Она так это говорила, что сомнений не оставалось — она правда так думает. Джек ясно видел, что тут она не играет, а еще вот что — с точки зрения Клаудии, то, какой отец выйдет из Джека, не ее, а его проблема.
— А смотреть надо вот как: если ты хочешь иметь детей, это одно, а если нет, другое, — сказала она.
Джек выпустил ее груди и повернулся к ней спиной. Клаудия легла на бок, обняла Джека и снова взяла его пенис в руку.
— Нам с тобой еще два года учиться, — сказал он.
— Джек, я ни разу не говорила, что хочу детей немедленно.
Он уже говорил ей, что не хочет иметь детей вообще.
— Я не хочу заводить их, пока не узнаю достоверно, что у моего отца были дети, которых он любил, которых он не бросил, — так Джек объяснил ей свою позицию.
Разве удивительно, что, услышав такое, Клаудия держалась несколько отстраненно?
Но им было весело вместе — особенно в летних театрах. Прошлым летом они играли в "Ромео и Джульетте" где-то в Беркшире. Главные роли получили "старики", проверенные актеры местной труппы. Клаудия была дублершей Джульетты, но плоскогрудая, смахивавшая на робота исполнительница из основного состава не пропустила ни одного представления. Джек хотел играть Ромео или, по крайней мере, Меркуцио, но его поставили играть этого мудака Тибальта, потому что Джек был борец и выглядел агрессивно.
Клаудия все время фотографировала, особенно себя вместе с Джеком, наверное, думала, что если набрать нужное количество снимков, то это сцементирует их связь навсегда. У нее был фотоаппарат с задержкой спуска, она устанавливала таймер и бежала к Джеку. Она так старательно снимала их вдвоем, что Джек иногда задумывался, а не принимает ли она их отношения и в самом деле за любовь до гроба.
После визита к Эмме Джек и Клаудия сыграли в пьесе Федерико Гарсиа Лорки "Дом Бернарды Альбы" где-то в Коннектикуте. Действие происходило в Испании в 1936 году, оба играли женщин. На первом представлении Джеку стало плохо — он перед этим съел каких-то подозрительных слив, а антракт не был предусмотрен; режиссер, тоже женщина, приказала Джеку "не ныть" и надеть юбку подлиннее. А все потому, что дублерша Джека болела грибком и режиссерша жалела ее (вообще в пьесе было занято десять человек — девять женщин и Джек).
У Джека жутко болел живот и был дикий понос. В один прекрасный момент у него так свело брюшной пресс, что он едва не упал, и из лифчика вывалилась подкладная грудь, он прижал ее локтем. Клаудия потом сказала, что он выглядел так, словно изображает расстрел самого автора пьесы. Джек про себя подумал, слава богу, Лорка уже мертв и не видит этого.
Он написал про это мистеру Рэмзи, а тот ответил: "Какой великолепный опыт! Надеюсь, он тебя многому научил".
Мисс Вурц могла бы им гордиться — еще ни разу в жизни Джек с такой нечеловеческой силой не пытался сосредоточиться на своем единственном зрителе. Он почти видел, в каком ряду и на каком кресле сидит Уильям (что и говорить, для папы пьеса идеальная, на сцене одни женщины и никого больше).
Этим же летом Клаудия и Джек работали дублерами на постановке "Кабаре", первого мюзикла в их жизни. Джек должен был подменять некоего Эмси, англичанина, который на первом же представлении сказал ему, мол, надеяться тебе, парень, не на что, я за всю жизнь ни разу не болел. Ну и что, подумал Джек, не больно-то и хотелось — ведь Эмси играл не Салли Боулз. Ее играла какая-то никуда не годная актриса; Джек бы выступил лучше и ее, и ее дублерши — Клаудии.
Но в их отношениях наступил такой момент, что Джек решил не пробоваться на роль Салли — он отбил бы ее у Клаудии, а та бы смертельно обиделась. Поэтому они провели лето, исполняя друг другу Tomorrow Belongs to Me и Maybe This Time — разумеется, в гримерной, где блистают дублеры.
Но им выделили роли и как основным актерам — роли танцорок из кордебалета, так что им пришлось попотеть. В соответствии со сценарием и эпохой (Берлин тридцатых годов) они были не слишком задрапированы, и в дамском белье Джек уж чересчур явно выглядел трансвеститом, но зрители все равно в него влюбились. Клаудия даже приревновала — сказала, он выглядит сексуальнее, чем она сама.
— Так что смотри, Джек, — предупредила его Клаудия. В то лето им обоим исполнилось по двадцать. — Если ты хоть раз сыграешь в женском платье лучше, чем сегодня, тебе больше никогда не дадут мужскую роль.
Услышав это, Джек решил не рассказывать ей, что ему до смерти хочется сыграть Салли Боулз.
Как хорошо он запомнил то лето в Коннектикуте! Когда Салли и девицы из кабаре пели Don't Tell Mama и Mein Herr , Джек смотрел прямо в зал и видел лица зрителей. Они смотрели на него, на трансвестита-девицу, не на Салли. Они глаз от него не могли оторвать. Он видел лица всех до одного мужчин в зале — и ему стало не по себе, такая была в их глазах огненная страсть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266