сам сутулый, смотрится эдаким кувшином, нос приплюснутый, лоб узенький, глазки маленькие и близко посаженные, а какое лицо! Не лицо, а вареная в мундире картофелина. Кастро производил удручающее впечатление.
Он исполнял в команде роль фотографа — в те дни тяжеловесы выступали последними, так что Герман фотографировал схватки товарищей, даже когда разминался. Джек объяснял это тем, что Герман хотел спрятать за объективом свое лицо. Камера была ему щитом. "Привет, амиго, — регулярно читал Джек на рождественских открытках от Германа, — я все думаю про твою любовную жизнь и просто не могу себе вообразить, что это такое".
О, если бы Герман только знал! Джек в итоге решил, что, потеряв Мишель Махер, потерял любовь как таковую. Его не утешила даже мысль, что его папа, будь он на его месте и в его возрасте, трахнул бы Мишель без зазрения совести, наплевав на триппер.
А теперь держитесь! Триппера-то у Джека никакого и не было! Он сходил к врачу после Нью-Йорка, и тот сказал, что это просто раздражение, связанное, видимо, со сменой диеты после окончания борцовского сезона.
— Это не гонорея? — недоверчиво переспросил Джек.
— Конечно нет, Джек, это сущая ерунда, само пройдет.
В самом деле, он на протяжении многих месяцев почти ежедневно (четыре-пять раз в неделю) трахал восьмидесятикилограммовую судомойку! Ничего удивительного, что на пенисе возникло раздражение, направившее его струю на Пикассо и убившее его шансы заполучить "Бель Мишель", как называл девушку Ной.
Мишель и Джек вместе ходили только на один урок — немецкого языка. Большинство учеников, выбиравших немецкий, планировали стать врачами; считалось, что для этой профессии немецкий хороший второй язык. Джек не имел таких планов — что медицина, что математика, в этих областях Джек не способен был ничего достичь. Зато он очень любил в немецком порядок слов — еще бы, основной глагол всегда на последнем месте! Какой отличный язык для последних реплик! В немецком предложении все действия происходили в самом конце. Для актера нет ничего лучше.
Джеку нравился Гёте, но его богом стал Рильке, а в последний год Джек просто влюбился в Шекспира по-немецки, особенно в переводы сонетов. Учитель, герр Рихтер, смел утверждать, что шекспировские сонеты лучше звучат auf Deutsch, чем в оригинале.
Мишель Махер не соглашалась. Она приводила пример за примером, а герр Рихтер приводил контрпримеры, обращаясь за оригиналом к Джеку; тот все знал наизусть.
В такие моменты Джек не мог смотреть на Мишель, как и она на него. Обсуждать сонеты о любви с девушкой, которую ты потерял, — это слишком жестоко.
После последнего урока Мишель протянула Джеку записку, сказав лишь:
— Прочитай потом, пожалуйста.
Это оказалась цитата из Гёте, Мишель любила его больше, чем Джек: "О, будьте же терпимы к дамам". Джек знал эту строчку.
Если бы Джек набрался смелости передать Мишель ответную записку, там был бы Рильке, но Мишель, несомненно, нашла бы выбор Джека — "Она улыбнулась. Мне стало больно" — слишком прозаическим.
Единственное, чем Джек гордился в плане своих академических успехов в Эксетере, это тем, что преодолел четырехлетний курс немецкого без помощи Ноя. Это оказался единственный предмет, по которому сосед по комнате не мог ему помочь, — будучи евреем, Ной решительно отказывался учить язык палачей своего народа.
С экзаменами Ной тоже помочь не мог, и Джек остался с тестами один на один, а здесь, сколько изобретательности ни проявляй, требуются именно знания. По тестам Джек занял последнее место во всей школе.
— Актеры не умеют сдавать тесты, — объяснил Джек Герману Кастро.
— Почему?
— Потому что актеры не гадают, — ответил Джек. — У тебя вопрос и четыре варианта ответа; у актеров тоже есть варианты, но они всегда знают, какие именно правильные. А если актер не знает ответа, он не гадает, он останавливается.
— Джек, прости, но это какой-то дурацкий подход к тестам.
Из-за своего ужасного балла Джек не смог отправиться вслед за Ноем и Германом в Гарвард; да и в колледжи и университеты из тех, что "получше", как говорили тогда, путь ему был заказан. Мама молила его, чтобы он вернулся в Торонто и поступил в университет там. Но Джек не хотел возвращаться в Торонто.
Это что же получается — сначала Алиса установила между ними дистанцию, а теперь хочет, чтобы она исчезла! Джек же не желал иметь с матерью ничего общего. Дело не в лесбиянстве — Джек давно изжил свое былое к нему отвращение, как и Эмма. Они с Эммой даже гордились теперь, что их матери до сих пор вместе — за эти годы разбилось столько пар, и среди родителей их друзей, и среди самих друзей, что тут был повод для гордости.
Дело в другом — Джек не забыл, как его выслали из Торонто, как изгнали прочь из Канады, лишили родины. Он восемь лет прожил в США, его друзья были по большей части американцы, а фильмы, в которых он хотел играть, — и вовсе европейские.
Джек поступил в университет штата Нью-Гэмпшир. Эмма места себе не находила.
— Конфетка моя, ну зачем тебе это? Ведь не из-за кинотеатра же! Но Джека было не переубедить. Ему понравился Дарем и даремский кинотеатр, который и выглядел даже каждый раз по-разному, когда Эмма не держала Джека за пенис.
Поездка с мамой по Северной Европе заложила фундамент Джека Бернса. Школа Св. Хильды помогла ему открыть в себе "страсть к женщинам постарше", по выражению Эммы Оустлер, а равно заложила в нем основы актерского мастерства и веру в себя — в то, что он может заставить людей верить ему, даже в женском платье. Реддинг научил его тяжко трудиться. Миссис Адкинс привлекла его своей грустью. В Эксетере он понял, что не интеллектуал, зато выучился по-настоящему читать и писать. В то время Джек еще не знал, сколь полезны и редки все эти знания и умения, — как не умел тогда назвать свою ахиллесову пяту, куда его с закрытыми глазами поразила миссис Стэкпоул.
Женщины-учительницы в Эксетере казались Джеку совершенно недоступными в сексуальном смысле, как иногда бывают некоторые женщины постарше. Прав был тут Джек или нет, но они уж точно не были так доступны, как миссис Стэкпоул, — ее грубость, ее страсть, ее нетерпение влекли к себе Джека. Реддинг был пустыней — женщины уходили туда, как в монастырь, и жизнь вскоре наскучивала им. В Эксетере, напротив, у учителей были красавицы-жены, которые привлекали внимание мальчиков, по крайней мере в воображении (Джек-то, конечно, и думать боялся подойти к ним, они все выглядели слишком счастливыми).
Самой недоступной была мадам Делакорт, француженка-лиса из библиотеки; ее муж преподавал на кафедре романских языков. Ничего романского или романтического в мадам Делакорт не имелось — во всей школе не было ни одного мальчишки, кто смел бы глянуть ей прямо в глаза, и одновременно ни одного, кто не приходил бы в библиотеку в надежде взглянуть на нее хоть одним глазком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266
Он исполнял в команде роль фотографа — в те дни тяжеловесы выступали последними, так что Герман фотографировал схватки товарищей, даже когда разминался. Джек объяснял это тем, что Герман хотел спрятать за объективом свое лицо. Камера была ему щитом. "Привет, амиго, — регулярно читал Джек на рождественских открытках от Германа, — я все думаю про твою любовную жизнь и просто не могу себе вообразить, что это такое".
О, если бы Герман только знал! Джек в итоге решил, что, потеряв Мишель Махер, потерял любовь как таковую. Его не утешила даже мысль, что его папа, будь он на его месте и в его возрасте, трахнул бы Мишель без зазрения совести, наплевав на триппер.
А теперь держитесь! Триппера-то у Джека никакого и не было! Он сходил к врачу после Нью-Йорка, и тот сказал, что это просто раздражение, связанное, видимо, со сменой диеты после окончания борцовского сезона.
— Это не гонорея? — недоверчиво переспросил Джек.
— Конечно нет, Джек, это сущая ерунда, само пройдет.
В самом деле, он на протяжении многих месяцев почти ежедневно (четыре-пять раз в неделю) трахал восьмидесятикилограммовую судомойку! Ничего удивительного, что на пенисе возникло раздражение, направившее его струю на Пикассо и убившее его шансы заполучить "Бель Мишель", как называл девушку Ной.
Мишель и Джек вместе ходили только на один урок — немецкого языка. Большинство учеников, выбиравших немецкий, планировали стать врачами; считалось, что для этой профессии немецкий хороший второй язык. Джек не имел таких планов — что медицина, что математика, в этих областях Джек не способен был ничего достичь. Зато он очень любил в немецком порядок слов — еще бы, основной глагол всегда на последнем месте! Какой отличный язык для последних реплик! В немецком предложении все действия происходили в самом конце. Для актера нет ничего лучше.
Джеку нравился Гёте, но его богом стал Рильке, а в последний год Джек просто влюбился в Шекспира по-немецки, особенно в переводы сонетов. Учитель, герр Рихтер, смел утверждать, что шекспировские сонеты лучше звучат auf Deutsch, чем в оригинале.
Мишель Махер не соглашалась. Она приводила пример за примером, а герр Рихтер приводил контрпримеры, обращаясь за оригиналом к Джеку; тот все знал наизусть.
В такие моменты Джек не мог смотреть на Мишель, как и она на него. Обсуждать сонеты о любви с девушкой, которую ты потерял, — это слишком жестоко.
После последнего урока Мишель протянула Джеку записку, сказав лишь:
— Прочитай потом, пожалуйста.
Это оказалась цитата из Гёте, Мишель любила его больше, чем Джек: "О, будьте же терпимы к дамам". Джек знал эту строчку.
Если бы Джек набрался смелости передать Мишель ответную записку, там был бы Рильке, но Мишель, несомненно, нашла бы выбор Джека — "Она улыбнулась. Мне стало больно" — слишком прозаическим.
Единственное, чем Джек гордился в плане своих академических успехов в Эксетере, это тем, что преодолел четырехлетний курс немецкого без помощи Ноя. Это оказался единственный предмет, по которому сосед по комнате не мог ему помочь, — будучи евреем, Ной решительно отказывался учить язык палачей своего народа.
С экзаменами Ной тоже помочь не мог, и Джек остался с тестами один на один, а здесь, сколько изобретательности ни проявляй, требуются именно знания. По тестам Джек занял последнее место во всей школе.
— Актеры не умеют сдавать тесты, — объяснил Джек Герману Кастро.
— Почему?
— Потому что актеры не гадают, — ответил Джек. — У тебя вопрос и четыре варианта ответа; у актеров тоже есть варианты, но они всегда знают, какие именно правильные. А если актер не знает ответа, он не гадает, он останавливается.
— Джек, прости, но это какой-то дурацкий подход к тестам.
Из-за своего ужасного балла Джек не смог отправиться вслед за Ноем и Германом в Гарвард; да и в колледжи и университеты из тех, что "получше", как говорили тогда, путь ему был заказан. Мама молила его, чтобы он вернулся в Торонто и поступил в университет там. Но Джек не хотел возвращаться в Торонто.
Это что же получается — сначала Алиса установила между ними дистанцию, а теперь хочет, чтобы она исчезла! Джек же не желал иметь с матерью ничего общего. Дело не в лесбиянстве — Джек давно изжил свое былое к нему отвращение, как и Эмма. Они с Эммой даже гордились теперь, что их матери до сих пор вместе — за эти годы разбилось столько пар, и среди родителей их друзей, и среди самих друзей, что тут был повод для гордости.
Дело в другом — Джек не забыл, как его выслали из Торонто, как изгнали прочь из Канады, лишили родины. Он восемь лет прожил в США, его друзья были по большей части американцы, а фильмы, в которых он хотел играть, — и вовсе европейские.
Джек поступил в университет штата Нью-Гэмпшир. Эмма места себе не находила.
— Конфетка моя, ну зачем тебе это? Ведь не из-за кинотеатра же! Но Джека было не переубедить. Ему понравился Дарем и даремский кинотеатр, который и выглядел даже каждый раз по-разному, когда Эмма не держала Джека за пенис.
Поездка с мамой по Северной Европе заложила фундамент Джека Бернса. Школа Св. Хильды помогла ему открыть в себе "страсть к женщинам постарше", по выражению Эммы Оустлер, а равно заложила в нем основы актерского мастерства и веру в себя — в то, что он может заставить людей верить ему, даже в женском платье. Реддинг научил его тяжко трудиться. Миссис Адкинс привлекла его своей грустью. В Эксетере он понял, что не интеллектуал, зато выучился по-настоящему читать и писать. В то время Джек еще не знал, сколь полезны и редки все эти знания и умения, — как не умел тогда назвать свою ахиллесову пяту, куда его с закрытыми глазами поразила миссис Стэкпоул.
Женщины-учительницы в Эксетере казались Джеку совершенно недоступными в сексуальном смысле, как иногда бывают некоторые женщины постарше. Прав был тут Джек или нет, но они уж точно не были так доступны, как миссис Стэкпоул, — ее грубость, ее страсть, ее нетерпение влекли к себе Джека. Реддинг был пустыней — женщины уходили туда, как в монастырь, и жизнь вскоре наскучивала им. В Эксетере, напротив, у учителей были красавицы-жены, которые привлекали внимание мальчиков, по крайней мере в воображении (Джек-то, конечно, и думать боялся подойти к ним, они все выглядели слишком счастливыми).
Самой недоступной была мадам Делакорт, француженка-лиса из библиотеки; ее муж преподавал на кафедре романских языков. Ничего романского или романтического в мадам Делакорт не имелось — во всей школе не было ни одного мальчишки, кто смел бы глянуть ей прямо в глаза, и одновременно ни одного, кто не приходил бы в библиотеку в надежде взглянуть на нее хоть одним глазком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266