Впрочем, решил Джек, это однократная проблема — больше в приемной доктора Гарсия они не пересекались, и он совершенно забыл о девушке.
Джек впоследствии восстановил в памяти день и час своей новой встречи с Люси (ведь в тот день он не узнал ее и, стало быть, не понял, что это новая встреча), потому что в то время готовился к поездке в Галифакс; он не был в городе с самого рождения. Доктор Гарсия предупредила его, что эта поездка небезопасна с точки зрения успеха их терапии; однако у Джека были и другие дела в Галифаксе помимо разыскания обстоятельств первой высадки Алисы на канадский берег.
Его осаждали два человека — не очень хороший канадский писатель Дуг Максвини и уважаемый французский кинорежиссер Корнелия Лебрен; они очень хотели, чтобы Джек сыграл в их фильме про знаменитый "Взрыв в Галифаксе" 1917 года. Судя по всему, они никак не могли найти денег на съемки, не пригласив настоящую звезду, а сценарий был необычный, поэтому им не всякая звезда годилась. Главный герой, видите ли, трансвестит, и конечно, в такой ситуации их выбор пал на Джека Бернса.
Потенциальный герой Джека, трансвестит-проститутка, теряет память в момент взрыва — его одежду срывает взрывной волной, сам он получает ожоги второй степени по всему телу и влюбляется в медсестру в госпитале. Сначала герой не помнит, что он — трансвестит-проститутка, но вы же понимаете — это было бы не кино, если бы он в итоге не начал вспоминать.
Джеку сценарий не понравился, но ему всегда было интересно узнать побольше про взрыв в Галифаксе, а равно поглядеть на город, где он родился. Кроме того, он был не прочь поработать с Корнелией Лебрен. Она была опытный и хороший режиссер, так что когда она позвонила Джеку и пригласила его в столицу Новой Шотландии, где сидела с Дугом Максвини и пыталась убедить его переделать убогий сценарий, Джек решил — вот он, шанс не только посмотреть на город, но заодно и внести вклад в утилизацию писанины Дуга.
Выиграв "Оскара", Джек отказался от сотни-другой предложений написать сценарий по какой-нибудь книге. Он много читал в поисках произведения, по которому ему захотелось бы сделать фильм, но тщетно — все сюжеты блекли на фоне истории, которую он сам рассказывал доктору Гарсия.
Бобу Букману Джек сказал, что возвращается на большой экран в качестве актера — но тут тоже стал весьма-весьма разборчив. Впрочем, идея снять фильм в Галифаксе в некотором смысле захватила его — интересно, не переживет ли он там еще пару-другую озарений "восстановленной памяти"? Вполне возможно, впрочем, вспомнит он, вероятно, лишь детские сны и страхи.
Вот в таком примерно расположении духа Джек и отправился в июне 2001 года на сеанс к доктору Гарсия. Было жарко, поэтому он не стал поднимать стекла, припарковав у дома психиатра свою "ауди".
Джек чувствовал себя на подъеме, тому была тысяча причин.
Уже три года он рассказывает свою историю доктору Гарсия и к этому дню описал ей свои повторные визиты во все европейские города, кроме Амстердама, притом ни разу не заплакав и не закричав. Он научился держать себя в руках — это доктору Гарсия, напротив, пару раз едва не потребовалась помощь (например, во время рассказа про Копенгаген).
Сейчас он с большим удовольствием собирается в Галифакс; наполовину оттого, что туда едет против воли доктора Гарсия. Ну и наконец — он только что получил новое письмо от Мишель Махер! А ведь он ничего не слышал о ней уже почти целый год, со времен ее ответа на его приглашение.
Джек решил, что "как бы молодой человек" взял дело в свои руки и запретил Мишель общаться с Джеком. И тут вдруг от нее пришло длинное письмо, очень подробное (хотя не очень эмоциональное). Разумеется, Джек показал его доктору Гарсия, той оно совсем не понравилось.
Джекова благодарность Мишель за то, что она провела бессонную ночь у телевизора, произвела эффект разорвавшейся бомбы — правда, прямо противоположный тому, на какой Джек рассчитывал. У Мишель и ее "как бы молодого человека" и в самом деле состоялся разговор на весьма повышенных тонах — на тему, разумеется, ее чувств к нему (или их отсутствию). Мишель ведь никогда ни с кем не жила. В ее старомодной картине мира если ты живешь с кем-то, то это означает брак и детей, а не эксперимент на предмет "а вдруг получится". И тут появляется Джек с его благодарностями, которые слышат не только Мишель и ее друг, а миллионы телезрителей; и "как бы молодой человек" настоял, чтобы они с Мишель таки зажили вместе. Она согласилась — хотя не стала выходить за него замуж и рожать детей.
"Как бы" — ее коллега, друг знакомого по медицинскому. Они очень похожи друг на друга, наверное, писала Мишель, слишком похожи.
— Все, буквально все в письме госпожи Махер, — доложила Джеку доктор Гарсия, дочитав, — говорит о том, что она человек, исполненный прагматизма. Ее подход к миру, к жизни, к человеческим отношениям, Джек, настолько противоречит твоему, насколько это вообще в принципе возможно.
Джек, однако, сделал из письма другие выводы. Для начала, "сожительства" не получилось; Мишель так описывала этот "эксперимент": "год "серьезных" отношений, на которые я не могла смотреть серьезно". Она снова живет одна, у нее никого нет. Она опять свободна и поэтому может наконец поздравить Джека с победой, более того, приглашает его на обед — если, конечно, ему когда-либо случится быть в окрестностях Бостона.
"Я теперь понимаю, выдвижение на "Оскара" случается в жизни актера не каждый год, — писала она, — более того, я понимаю, что, получи ты другую номинацию, ты уже не станешь приглашать меня. Оглядываясь назад, я думаю, что моя жизнь стала бы на целый год счастливее, прими я в тот раз твое приглашение".
— В этой фразе заключен толстый намек, даже не намек, а почти требование переходить к активным действиям, ты не находишь, Джек? — утвердительным тоном провозгласила доктор Гарсия. Она не ожидала ответа, она заранее знала, что Джек такого же мнения.
Письмо заканчивалось так: "Spater, vielleicht. Мишель".
— Джек, поможешь мне с немецким? — спросила доктор Гарсия.
— "Позднее, быть может", — перевел Джек.
— Хм, — произнесла доктор Гарсия; это был ее излюбленный прием маскировать важные моменты в разговоре.
— Я вполне могу по дороге домой из Галифакса заехать в Бостон, — сказал Джек.
— Сколько ей лет, тридцать пять? — спросила доктор Гарсия, словно не знала заранее ответа.
— Верно, она моя ровесница, — ответил Джек.
— Врачи, как правило, трудоголики, — сказала доктор Гарсия, — но Мишель неглупая женщина, она понимает, ее время уходит.
Черт, я же нарушил хронологический порядок! Надо было по-другому рассказывать ей про письмо, подумал Джек.
— С другой стороны, она же не из этих, которые спят и видят, как трахаются с Мэлом Гибсоном, так?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266