Чем больше он говорил, тем сильнее Джеку хотелось поскорее найти Ингрид My.
— Я еще кое-что хотел спросить, — начал он. — Помнится, в соборе нас встретила уборщица, пожилая женщина, я бы сказал, властная, с сильным характером... Она хорошо говорила по-английски.
— Это решительно невозможно, — отрезал Брейвик. — Наши уборщицы не знают по-английски ни слова.
— Эта говорила по-английски блестяще.
— В таком случае это была не уборщица, — раздраженно сказал Брейвик. — Если вы не помните ее имя, то я не смогу...
— У нее была в руках швабра, она опиралась на нее, тыкала ею в маму, размахивала ей, — сказал Джек. — Кажется, ее звали Эльза-Мария Лотта.
Брейвик презрительно усмехнулся:
— Это мать Ингрид! Верно вы подметили, властная женщина! Но "блестяще" — это перебор, она говорила по-английски не более чем сносно.
— Фамилия точно Лотта, и у нее точно была швабра, — настаивал Джек.
— Она развелась с отцом Ингрид и снова вышла замуж, — сказал Андреас. — Швабры у нее не было — вы приняли за швабру ее трость. Она сломала лодыжку, выходя из трамвая перед собором, каблук застрял между рельсами; лодыжка неправильно срослась, поэтому она всегда ходила с тростью.
— У нее были очень сухие руки, как у уборщиц, — схватился за последнюю соломинку Джек.
— Она занималась гончарным делом, знаете, творческая натура и все такое. У гончаров всегда очень сухие руки, — объяснил Брейвик.
Нечего и говорить, Эльза-Мария ненавидела Алису, а в итоге возненавидела и Андреаса Брейвика (Джеку не составило труда вообразить, как это произошло).
Джек попросил у органиста адрес Ингрид My.
— Зачем вам ее видеть, — сказал тот, — она с тех пор не стала говорить разборчивее.
Джек стал уговаривать его, и Андреас, поупиравшись, записал ему адрес бывшей невесты.
Оказалось, Андреас Брейвик неплохо осведомлен о том, какая нынче жизнь у Ингрид My; после всего сказанного (и вдобавок каким тоном!) Джек очень этому удивился.
— Она вышла замуж и стала Ингрид Амундсен, — сказал Андреас, — потом развелась и переехала в квартиру на третьем этаже на Тересесгате, на левой стороне, окна на север. От центра Осло пешком двадцать пять минут.
Брейвик говорил так четко и с таким видом, словно долго репетировал этот монолог.
— Мимо проходит трамвай, синяя линия, — медленно продолжил он, — а после того как построили новую больницу, Риксхопитале, стало еще больше общественного транспорта. Шум ей досаждал поначалу, а теперь, наверное, она его уже и не слышит.
Ингрид Амундсен зарабатывает на жизнь частными уроками фортепиано, принимает учеников у себя.
— Тересесгате милая, спокойная улица, — продолжил Андреас, закрыв глаза, словно в таком виде мог по ней пройти, не споткнувшись (и не раз проходил, конечно), — на южной стороне, ближе к стадиону, всего в пяти минутах от дома Ингрид, есть несколько кафе, неплохой книжный с букинистическим отделом и еще, конечно, супермаркет "Семь-Одиннадцать". Ближе к ее дому, на ее стороне улицы, есть еще один большой продуктовый, называется "Рими", а у трамвайной остановки "Стенсгате" еще и овощной, его хозяева иммигранты, наверное, турки. Там можно купить кое-что импортное — маринованные оливки, редкие сыры. Милый, приятный магазинчик, небольшой, но весьма уютный.
Брейвик замолчал.
— Вы бывали у нее в квартире? — спросил Джек.
Брейвик с грустью отрицательно покачал головой.
— Старое здание, четыре этажа, построено в 1875 году. Наверное, не слишком красивое внутри, обветшало. Зная Ингрид, можно предположить, что она и полы не меняла, до сих пор деревянные; может, что-то она и отремонтировала, но своими руками. Ну и дети помогли, конечно, — я так думаю.
— Сколько им лет?
— Старшая дочь живет с парнем, которого встретила в университете, детей пока нет, — сказал Брейвик. — Они снимают квартиру в районе Софиенберг, очень популярное, стильное место для молодежи. Им на трамвае до матери двадцать минут, а на велосипеде, наверное, десять—пятнадцать. Если они заведут детей, то, наверное, уедут из центра Осло куда-нибудь в Холмлиа, недорогой район, там до сих пор немало норвежцев, почти столько же, сколько иммигрантов.
— А кто у нее еще есть?
— Еще есть младший сын, он учится в университете в Бергене, приезжает к маме только на каникулы.
Услышав все это, Джек изменил свое мнение об Андреасе Брейвике и чуть не пообещал зайти к нему еще раз после визита к Ингрид и описать ему ее квартиру, чтобы органист мог вообразить себе внутреннюю сторону ее жизни и выучить ее так же хорошо, как внешнюю. Впрочем, это было бы жестоко. Андреас ведь, наверное, не знал, в каком виде Джек видел его бывшую невесту.
Ингрид My было шестнадцать лет, когда Джек бинтовал ей татуировку на левой груди. Он помнил, что пластырь не хотел приклеиваться — девушка все еще потела от напряжения.
— Тебе раньше приходилось это делать? — спросила его Ингрид.
— Еще бы, конечно, — солгал Джек.
— Нет, не ври. К женской груди тебе еще не случалось прикасаться.
Приладив пластырь, Джек почувствовал, как горит ее татуировка — ее горячее сердце рвется наружу сквозь бинт.
Как и Андреасу Брейвику, Ингрид Амундсен должно быть теперь около сорока пяти лет.
— Какая глупость! — вдруг воскликнул Андреас, сильно испугав Джека. — Ну зачем, ну зачем она так распорядилась своим талантом! Такие длинные пальцы, идеальные для органа! А она! Подумать только, выбрать фортепиано! — Брейвик только что не сплюнул. — Какая глупость!
Джек помнил и ее длинные руки, и ее длинные пальцы. Он помнил и ее толстую русую косу, как она украшала ее абсолютно прямую спину, доставая почти до попы. И еще ее крошечные груди — особенно левую, куда Джек приклеил пластырь.
Говорила Ингрид My (ныне Амундсен), кривя губы и обнажая сжатые зубы; мускулы на шее напрягались, нижняя челюсть выдвигалась вперед, словно она собиралась плеваться. Какая трагедия, подумал Джек, что у такой красивой девушки может в один миг так разительно меняться лицо! Стоит ей заговорить, как она обращается в страшилище.
Джек даже немного боялся увидеть ее вновь.
— Эта девица, от нее сердце замирает, Джек, — сказала ему мама двадцать восемь лет назад.
— У тебя отцовские глаза и рот, — прошептала Ингрид, неразборчиво, как обычно, можно было подумать, что она говорит "нос", а не "рот". А потом поцеловала Джека в губы, он едва не упал в обморок. Она прираскрыла губы, ее зубы стукнулись о его. Естественно, Джек сразу забеспокоился — а что, если трудности с речью заразные?
Может, у нее что-то не так с языком? Как знать? Джек не спросил Андреаса, почему Ингрид плохо говорит, а у самой Ингрид, конечно, и не думал спрашивать.
Джек позвонил ей из "Бристоля", боясь, что она откажется с ним встречаться. В самом деле, зачем ей ворошить прошлое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266
— Я еще кое-что хотел спросить, — начал он. — Помнится, в соборе нас встретила уборщица, пожилая женщина, я бы сказал, властная, с сильным характером... Она хорошо говорила по-английски.
— Это решительно невозможно, — отрезал Брейвик. — Наши уборщицы не знают по-английски ни слова.
— Эта говорила по-английски блестяще.
— В таком случае это была не уборщица, — раздраженно сказал Брейвик. — Если вы не помните ее имя, то я не смогу...
— У нее была в руках швабра, она опиралась на нее, тыкала ею в маму, размахивала ей, — сказал Джек. — Кажется, ее звали Эльза-Мария Лотта.
Брейвик презрительно усмехнулся:
— Это мать Ингрид! Верно вы подметили, властная женщина! Но "блестяще" — это перебор, она говорила по-английски не более чем сносно.
— Фамилия точно Лотта, и у нее точно была швабра, — настаивал Джек.
— Она развелась с отцом Ингрид и снова вышла замуж, — сказал Андреас. — Швабры у нее не было — вы приняли за швабру ее трость. Она сломала лодыжку, выходя из трамвая перед собором, каблук застрял между рельсами; лодыжка неправильно срослась, поэтому она всегда ходила с тростью.
— У нее были очень сухие руки, как у уборщиц, — схватился за последнюю соломинку Джек.
— Она занималась гончарным делом, знаете, творческая натура и все такое. У гончаров всегда очень сухие руки, — объяснил Брейвик.
Нечего и говорить, Эльза-Мария ненавидела Алису, а в итоге возненавидела и Андреаса Брейвика (Джеку не составило труда вообразить, как это произошло).
Джек попросил у органиста адрес Ингрид My.
— Зачем вам ее видеть, — сказал тот, — она с тех пор не стала говорить разборчивее.
Джек стал уговаривать его, и Андреас, поупиравшись, записал ему адрес бывшей невесты.
Оказалось, Андреас Брейвик неплохо осведомлен о том, какая нынче жизнь у Ингрид My; после всего сказанного (и вдобавок каким тоном!) Джек очень этому удивился.
— Она вышла замуж и стала Ингрид Амундсен, — сказал Андреас, — потом развелась и переехала в квартиру на третьем этаже на Тересесгате, на левой стороне, окна на север. От центра Осло пешком двадцать пять минут.
Брейвик говорил так четко и с таким видом, словно долго репетировал этот монолог.
— Мимо проходит трамвай, синяя линия, — медленно продолжил он, — а после того как построили новую больницу, Риксхопитале, стало еще больше общественного транспорта. Шум ей досаждал поначалу, а теперь, наверное, она его уже и не слышит.
Ингрид Амундсен зарабатывает на жизнь частными уроками фортепиано, принимает учеников у себя.
— Тересесгате милая, спокойная улица, — продолжил Андреас, закрыв глаза, словно в таком виде мог по ней пройти, не споткнувшись (и не раз проходил, конечно), — на южной стороне, ближе к стадиону, всего в пяти минутах от дома Ингрид, есть несколько кафе, неплохой книжный с букинистическим отделом и еще, конечно, супермаркет "Семь-Одиннадцать". Ближе к ее дому, на ее стороне улицы, есть еще один большой продуктовый, называется "Рими", а у трамвайной остановки "Стенсгате" еще и овощной, его хозяева иммигранты, наверное, турки. Там можно купить кое-что импортное — маринованные оливки, редкие сыры. Милый, приятный магазинчик, небольшой, но весьма уютный.
Брейвик замолчал.
— Вы бывали у нее в квартире? — спросил Джек.
Брейвик с грустью отрицательно покачал головой.
— Старое здание, четыре этажа, построено в 1875 году. Наверное, не слишком красивое внутри, обветшало. Зная Ингрид, можно предположить, что она и полы не меняла, до сих пор деревянные; может, что-то она и отремонтировала, но своими руками. Ну и дети помогли, конечно, — я так думаю.
— Сколько им лет?
— Старшая дочь живет с парнем, которого встретила в университете, детей пока нет, — сказал Брейвик. — Они снимают квартиру в районе Софиенберг, очень популярное, стильное место для молодежи. Им на трамвае до матери двадцать минут, а на велосипеде, наверное, десять—пятнадцать. Если они заведут детей, то, наверное, уедут из центра Осло куда-нибудь в Холмлиа, недорогой район, там до сих пор немало норвежцев, почти столько же, сколько иммигрантов.
— А кто у нее еще есть?
— Еще есть младший сын, он учится в университете в Бергене, приезжает к маме только на каникулы.
Услышав все это, Джек изменил свое мнение об Андреасе Брейвике и чуть не пообещал зайти к нему еще раз после визита к Ингрид и описать ему ее квартиру, чтобы органист мог вообразить себе внутреннюю сторону ее жизни и выучить ее так же хорошо, как внешнюю. Впрочем, это было бы жестоко. Андреас ведь, наверное, не знал, в каком виде Джек видел его бывшую невесту.
Ингрид My было шестнадцать лет, когда Джек бинтовал ей татуировку на левой груди. Он помнил, что пластырь не хотел приклеиваться — девушка все еще потела от напряжения.
— Тебе раньше приходилось это делать? — спросила его Ингрид.
— Еще бы, конечно, — солгал Джек.
— Нет, не ври. К женской груди тебе еще не случалось прикасаться.
Приладив пластырь, Джек почувствовал, как горит ее татуировка — ее горячее сердце рвется наружу сквозь бинт.
Как и Андреасу Брейвику, Ингрид Амундсен должно быть теперь около сорока пяти лет.
— Какая глупость! — вдруг воскликнул Андреас, сильно испугав Джека. — Ну зачем, ну зачем она так распорядилась своим талантом! Такие длинные пальцы, идеальные для органа! А она! Подумать только, выбрать фортепиано! — Брейвик только что не сплюнул. — Какая глупость!
Джек помнил и ее длинные руки, и ее длинные пальцы. Он помнил и ее толстую русую косу, как она украшала ее абсолютно прямую спину, доставая почти до попы. И еще ее крошечные груди — особенно левую, куда Джек приклеил пластырь.
Говорила Ингрид My (ныне Амундсен), кривя губы и обнажая сжатые зубы; мускулы на шее напрягались, нижняя челюсть выдвигалась вперед, словно она собиралась плеваться. Какая трагедия, подумал Джек, что у такой красивой девушки может в один миг так разительно меняться лицо! Стоит ей заговорить, как она обращается в страшилище.
Джек даже немного боялся увидеть ее вновь.
— Эта девица, от нее сердце замирает, Джек, — сказала ему мама двадцать восемь лет назад.
— У тебя отцовские глаза и рот, — прошептала Ингрид, неразборчиво, как обычно, можно было подумать, что она говорит "нос", а не "рот". А потом поцеловала Джека в губы, он едва не упал в обморок. Она прираскрыла губы, ее зубы стукнулись о его. Естественно, Джек сразу забеспокоился — а что, если трудности с речью заразные?
Может, у нее что-то не так с языком? Как знать? Джек не спросил Андреаса, почему Ингрид плохо говорит, а у самой Ингрид, конечно, и не думал спрашивать.
Джек позвонил ей из "Бристоля", боясь, что она откажется с ним встречаться. В самом деле, зачем ей ворошить прошлое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266