Сначала ему было не по себе — он весь день оставался наедине с миссис Оустлер. Он боялся, что однажды она войдет голая к нему в комнату и на него накинется. Ведь мама не только разрешила ему спать с Лесли, она регулярно подзуживала ее переспать с Джеком, особенно когда та мыла посуду после ужина, Джек слушал музыку, а сама она лежала на диване.
— Лесли, почему бы тебе не переспать с Джеком сегодня ночью, а? — кричала Алиса на кухню.
— Мам, ради бога...
— Нет, Алиса, спасибо! — отзывалась из кухни миссис Оустлер.
— А ты попробуй, вдруг тебе понравится, — сказала Алиса как-то за ужином. — Ты не храпишь, Джек? С ним ты спокойно заснешь, Лесли, — не то что со мной. Всю ночь он не сможет, правда, Джек?
— Алиса, прекрати, пожалуйста, — возмутилась Лесли.
— Нет, это ты прекрати, сколько ты еще думаешь спать со мной, а? — рявкнула на нее Алиса. — Надеюсь, когда я впаду в кому, ты бросишь это занятие!
— Мам, мы с Лесли не хотим спать друг с другом, — попытался урезонить ее Джек.
— Нет, вы оба хотите, я же знаю, — ответила мать. — Лесли, ведь ты хочешь спать с Джеком? Ну разумеется, хочешь! — весело сказала она, не дав миссис Оустлер ответить.
Джек мог только воображать, какое дисфункциональное варево изготовила бы из них троих Эмма — в этой "семье" страсти кипели покруче, чем у читательницы сценариев и порнозвезды-бодибилдера. Он в буквальном смысле жил в идеальной атмосфере для работы над таким сюжетом. Ему это нравилось.
Сам сценарий превращался в перемешанный до неразличимости коктейль из плагиата и собственного творчества, в смесь жесткой коммерции и ослепительных лучей света, в которых плавают знакомые, но поразительные пылинки — именно они, "эти обычные, но хорошо подсвеченные вещи больше всего и запоминаются после просмотра", говорила Эмма.
Джек, наверное, был очень верен цели превратить лучшую книгу лучшей подруги в лучший сценарий и поэтому совсем перестал бояться, что на него голышом накинется миссис Оустлер (она почти не беспокоила Джека). Исчезновению этого страха способствовало и поведение Алисы, которая мотала им нервы с особым остервенением, и чем дальше, тем больше.
Иногда Джек спускался на кухню, заварить себе чай или съесть яблоко или банан; частенько он находил там миссис Оустлер, она сидела за кухонным столом с таким видом, словно Алиса или только что вышла из-за него, или с минуты на минуту вернется. В такие моменты миссис Оустлер, как всегда лаконично, излагала ему, подробность за подробностью, все, что знала о его отце.
Ему казалось, что миссис Оустлер все время выглядит уставшей до изнеможения. Воспоминания о том, что Алиса когда-то рассказала ей про Джекова папу, охватывали ее случайно, в непредсказуемой последовательности и в самые неожиданные моменты; Джек в ее обществе чувствовал, будто сидит на пороховой бочке — того и гляди в следующий миг поведает ему какую-то новую тайну мадридского двора. К сожалению, Алиса объясняла внешний вид Лесли иначе — видимо, ее весь день как следует трахал Джек; она с неизменной регулярностью сообщала миссис Оустлер свои наблюдения.
— Ты спала с ним, Лесли, признавайся, — говорила мать, вернувшись домой из "Дочурки Алисы".
— Нет, не спала, — отвечала миссис Оустлер, не двигаясь с места, словно приклеенная.
— Но выглядишь ты так, словно спала, да что там, — говорила Алиса, — словно тебя трахали весь день без продыху!
Было бы легко списать все это на опухоль; уж больно удобно объяснять Алисины возмутительные выходки болезнью. Но она даже говорить стала по-другому. Нет, дикция не пострадала, видимо, уроки мисс Вурц прочно засели у нее в голове — дело было в грубости. Алиса никогда столько не ругалась — в отличие от Эммы, которая сквернословила постоянно, в отличие от миссис Оустлер, которая при случае могла ввернуть крепкое словцо, в отличие от Джека (Алиса никогда не упускала случая упрекнуть его за ругань, к которой он пристрастился "после Калифорнии").
А у Джека работа шла своим чередом. Он даже показал черновой вариант миссис Оустлер — она сказала, что отдала бы правую руку, только бы его прочитать. Он очень удивился, какие сильные чувства вызвал у Лесли сценарий; она похвалила Джека и сказала, что все сделано как нельзя ближе к книге, и даже составила список мелких различий между книгой и сценарием. Список не преследовал цель критиковать Джека — нет, она просто хотела показать ему, что хорошо знает книгу, тщательно прочла сценарий и все заметила. В список, разумеется, попали как изменения, придуманные Эммой, так и Джековы инновации.
— Нет, ты скажи, тебе понравилось? — спросил он Лесли.
— Ужасно понравилось, Джек, — сказала она со слезами на глазах.
Джек Бернс переживал свой первый писательский опыт, и его еще никогда не хвалили за литературные заслуги. Поэтому с того дня что-то сильно изменилось в его отношениях с миссис Оустлер. Их объединило нечто большее, чем надвигающаяся смерть Алисы; теперь их связывала и Эмма — благодаря ей Джек получил возможность сделать из книги сценарий и привлечь к работе Лесли.
А еще их объединял решительный отказ Алисы говорить с сыном про отца — и ответственность, легшая в силу этого на миссис Оустлер; она из кожи вон лезла, только бы припомнить все, что знала об Уильяме. А еще (что было самое гадкое, впрочем, в итоге это стало для них просто забавным) — беспрестанные наглые усилия Алисы заставить их спать друг с другом, прилагаемые ею с необъяснимым упорством. Между тем Джек и Лесли давно решили, что спать друг с другом не будут — по меньшей мере, пока Алиса жива и полна желания сделать их любовниками. Тут была одна сложность — несмотря на слабеющий рассудок, Алиса была права, они все больше и больше хотели спать друг с другом.
Алиса, конечно, совсем выжила из ума, но в какой мере тут виновна опухоль, а в какой — ее неувядающая ненависть к Уильяму Бернсу, миссис Оустлер и Джек так и не узнали.
Однажды ночью Джек застал мать у себя в кровати (то есть в бывшей кровати Эммы), она спала совершенно обнаженная. Он ее разбудил, она сказала, что легла у него, чтобы он мог наконец пойти к Лесли и трахнуть ее. Джек отправился спать в свою комнату, то есть ту, где ему когда-то преподавала жестокие уроки миссис Машаду.
Эта сцена больше не повторилась, но за ней последовали другие. Однажды миссис Оустлер позвонила полиция — ее вызвали соседи "Дочурки Алисы" по Квин-стрит. В заведении вовсю горланил Боб Дилан, при этом дверь была заперта, а ставни закрыты. Да что соседи, жаловались даже проезжающие мимо на автомобилях. Так Джек с миссис Оустлер и узнали, что Алиса закрывала "Дочурку" почти сразу после открытия и на весь день укладывалась дрыхнуть на диване. Но в последнее время во сне ей слышались какие-то голоса, объяснила она им (Лесли же говорила, что Алиса и не думала смыкать глаз, только храпела иногда).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266