"Нигилизм, как понимает его реакция, - свидетельствует
Герцен, - появился не со вчерашнего дня, - Белинский был нигилист в 1838
году - он имел все права на этот титул" ("Новая фаза русской литературы").
С такой же силой, с какой Бакунин, уверовал в спасительность магии
анархизма, Белинский уверовал в спасительность магии социализма. "Увы, друг
мой, - пишет Белинский в июне 1841 года Боткину, - я теперь забился в одну
идею, которая поглотила и пожрала меня всего". "Во мне развилась какая-то
дикая, бешенная фанатическая любовь к свободе и независимости человеческой
личности, которые возможны только при обществе, основанном на правде и
доблести". "Я понял и Французскую революцию и ее римскую помпу, над которой
прежде смеялся. Понял и кровавую любовь Марата к свободе, его кровавую
ненависть ко всему, что хотело отделяться от братства с человечеством хоть
коляскою с гербом". "Итак, - пишет он в другом письме Боткину, - я теперь в
новой крайности, - это идея социализма, которая стала для меня идеей,
бытием бытия, вопросом вопросов, альфою и омегою веры и знания. Все из нее,
для нее и в ней. Она вопрос и решение вопроса. Она (для меня) поглотила и
историю, и религию, и философию".
Н. И. Сатин писал Белинскому в 1837 году из Ставрополя: "Не я ли
говорил тебе, что польза, сделанная без любви, не есть добро положительное.
Жалки те люди, которые сомневаются в этом". Белинский и был одним из таких
людей.
В другом письме, написанном в том же году, Сатин пишет ответившему
на его первое письмо Белинскому: "Во многих твоих истинах проглядывают
давно знакомые, родные истины, но ты воображаешь их гиперболически, с
фанатизмом дервиша, а не со смирением философа. Я убежден, мы верим в одну
истину, мы стремимся к одной цели, но ты, Белинский, извини, ты - Марат
философии...
...У тебя все (да, все, и немецкие философы включительно) -
призраки; у меня есть - избранные. Ты не подозреваешь, может быть, что ты
со своей маратовской фразою уравнял всех, всех выслал на гильотину падения.
...Мудрено ли после этого, что тебе всюду мечтаются призраки,
говорят это случалось иногда и с Маратом...
...Я уже сказал тебе: будет Един Бог, Един Дух, но не будет человек
- Бог, человек - Дух. Я мог бы умножить примеры твоей необычайной
гиперболичности, которую не оправдает никакая философия. Да, Белинский,
фанатизм всегда дурен, а ты немножко фанатик, покайся!
....Нет, нет! Не делайте для человека всего; оставьте жизнь
развиваться, оставьте Бога действовать, оставьте человека свободным...
Человек сам заслужит благодать Божию".
Эта заслуженная отповедь Белинскому была вызвана тем, что Белинский
в тогдашнем периоде своего идейного развития напомнил Сатину непримиримость
и фанатическую страстность Марата. Сатин очень тонко почувствовал в
Белинском Марата философии. Через три года после того, как Сатин так назвал
Белинского, Белинский писал Боткину: "...дело ясно, что Робеспьер был не
ограниченный человек, не интриган, не злодей, не ритор и что тысячелетнее
царство Божие утвердится на земле не сладенькими и восторженными фразами
идеальной и простодушной Жиронды, а террористами - обоюдоострым мечом слова
и дела Робеспьера и Сен-Жюстов" "Я начинаю любить человечество
по-маратовски: чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я кажется,
огнем и мечом истребил: бы остальную". "Социальность, социальность или
смерть". "Знаешь ли, - пишет он в другом письме, - что я теперешний
болезненно ненавижу себя прошедшего. И если бы имел силу и власть, - то
горе было бы тем, которые теперь то, чем я был год назад".
Эта фраза, вместе с фразой о готовности отправить на гильотину
тысячи, во имя блаженства всех, и дала повод философу С. Франку сравнить
Белинского с Дзержинским, сказать, что Белинский - это Дзержинский, не
имевший силы и власти карать тех, которые сегодня верят так, как вчера
верил сам Белинский. А Дзержинский - это тот же самый духовный тип русского
фанатика-утописта, имеющего силу и власть карать всех, кто думает не так
как он.
Гончаров, в статье "Заметки о личности Белинского" свидетельствует,
что Белинский "всматриваясь и вслушиваясь в неясный еще тогда и новый у нас
слух и говор о коммунизме, он наивно, искренне, почти про себя, мечтательно
произнес однажды: "Кончено, будь у меня тысяч сто, их не стоило бы
жертвовать, - но будь у меня миллионы, я отдал бы их". Кому, куда отдал бы?
В коммуну, для коммуны, на коммуну? Любопытно было бы спорить, в какую
кружку положил бы он эти миллионы, когда одно какое-то смутное понятие
носилось в воздухе, кое-как перескочившее к нам через границу, и когда
самое название "коммуны" было еще для многих ново. А он готов был класть в
кружку миллионы - и положил бы, если бы они были у него и если бы была
кружка".
Насильственное приведение глупых людей к социалистическому счастью,
которое развивал в своих письмах Белинский - это готовая программа героя
"Бесов" Шигалева, и будущая программа члена Ордена Р. И. - Ленина,
Дзержинского и всех остальных членов Ордена, принявших активное участие в
строительстве социализма на руинах Российской Империи.
Комментируя заявление Белинского, что он готов любить человечество
"по-маратовски; чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется,
огнем и мечем истребил бы остальную", Бердяев пишет: "Белинский
предшественник большевистской морали". "В Белинском был уже потенциальный
марксист". "Белинский - центральная фигура в истории русской мысли XIX
века. И он более других должен быть поставлен в идейную генеалогию русского
коммунизма, как один из его предшественников, гораздо более чем Герцен и
др. люди 40-х и даже 60-х годов. Он близок к коммунизму не только по своему
моральному сознанию, но и по социальным взглядам". "По Белинскому можно
изучать внутренние мотивы, породившие миросозерцание русской революционной
интеллигенции, которое долго будет господствовать и в конце концов породит
русский коммунизм". "Он прямой предшественник Чернышевского и, в конце
концов, даже марксизма". А в статье "Кошмар Злого добра" Бердяев заявляет:
"Уже у Белинского в последний его период можно найти оправдание "чекизма".
От Белинского до Дзержинского лежит прямая столбовая дорога маратовской
любви к человечеству.
XXII
Согласно интеллигентского мифа, петрашевцы - такие же невинные
овечки, как и декабристы. Но это лживый миф. Салтыков-Щедрин, бывший
петрашевец, признается в "За рубежом", что кружок Петрашевского прилепился
идейно "к Франции Сен-Симона, Кабе, Фурье, Луи Блана (масона - Б. Б.) и в
особенности Жорж Занда". "Мы не могли без сладостного трепета помыслить о
"великих принципах 1789 года", "и с упоением зачитывались "Историей
десятилетия" Луи Блана".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415
Герцен, - появился не со вчерашнего дня, - Белинский был нигилист в 1838
году - он имел все права на этот титул" ("Новая фаза русской литературы").
С такой же силой, с какой Бакунин, уверовал в спасительность магии
анархизма, Белинский уверовал в спасительность магии социализма. "Увы, друг
мой, - пишет Белинский в июне 1841 года Боткину, - я теперь забился в одну
идею, которая поглотила и пожрала меня всего". "Во мне развилась какая-то
дикая, бешенная фанатическая любовь к свободе и независимости человеческой
личности, которые возможны только при обществе, основанном на правде и
доблести". "Я понял и Французскую революцию и ее римскую помпу, над которой
прежде смеялся. Понял и кровавую любовь Марата к свободе, его кровавую
ненависть ко всему, что хотело отделяться от братства с человечеством хоть
коляскою с гербом". "Итак, - пишет он в другом письме Боткину, - я теперь в
новой крайности, - это идея социализма, которая стала для меня идеей,
бытием бытия, вопросом вопросов, альфою и омегою веры и знания. Все из нее,
для нее и в ней. Она вопрос и решение вопроса. Она (для меня) поглотила и
историю, и религию, и философию".
Н. И. Сатин писал Белинскому в 1837 году из Ставрополя: "Не я ли
говорил тебе, что польза, сделанная без любви, не есть добро положительное.
Жалки те люди, которые сомневаются в этом". Белинский и был одним из таких
людей.
В другом письме, написанном в том же году, Сатин пишет ответившему
на его первое письмо Белинскому: "Во многих твоих истинах проглядывают
давно знакомые, родные истины, но ты воображаешь их гиперболически, с
фанатизмом дервиша, а не со смирением философа. Я убежден, мы верим в одну
истину, мы стремимся к одной цели, но ты, Белинский, извини, ты - Марат
философии...
...У тебя все (да, все, и немецкие философы включительно) -
призраки; у меня есть - избранные. Ты не подозреваешь, может быть, что ты
со своей маратовской фразою уравнял всех, всех выслал на гильотину падения.
...Мудрено ли после этого, что тебе всюду мечтаются призраки,
говорят это случалось иногда и с Маратом...
...Я уже сказал тебе: будет Един Бог, Един Дух, но не будет человек
- Бог, человек - Дух. Я мог бы умножить примеры твоей необычайной
гиперболичности, которую не оправдает никакая философия. Да, Белинский,
фанатизм всегда дурен, а ты немножко фанатик, покайся!
....Нет, нет! Не делайте для человека всего; оставьте жизнь
развиваться, оставьте Бога действовать, оставьте человека свободным...
Человек сам заслужит благодать Божию".
Эта заслуженная отповедь Белинскому была вызвана тем, что Белинский
в тогдашнем периоде своего идейного развития напомнил Сатину непримиримость
и фанатическую страстность Марата. Сатин очень тонко почувствовал в
Белинском Марата философии. Через три года после того, как Сатин так назвал
Белинского, Белинский писал Боткину: "...дело ясно, что Робеспьер был не
ограниченный человек, не интриган, не злодей, не ритор и что тысячелетнее
царство Божие утвердится на земле не сладенькими и восторженными фразами
идеальной и простодушной Жиронды, а террористами - обоюдоострым мечом слова
и дела Робеспьера и Сен-Жюстов" "Я начинаю любить человечество
по-маратовски: чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я кажется,
огнем и мечом истребил: бы остальную". "Социальность, социальность или
смерть". "Знаешь ли, - пишет он в другом письме, - что я теперешний
болезненно ненавижу себя прошедшего. И если бы имел силу и власть, - то
горе было бы тем, которые теперь то, чем я был год назад".
Эта фраза, вместе с фразой о готовности отправить на гильотину
тысячи, во имя блаженства всех, и дала повод философу С. Франку сравнить
Белинского с Дзержинским, сказать, что Белинский - это Дзержинский, не
имевший силы и власти карать тех, которые сегодня верят так, как вчера
верил сам Белинский. А Дзержинский - это тот же самый духовный тип русского
фанатика-утописта, имеющего силу и власть карать всех, кто думает не так
как он.
Гончаров, в статье "Заметки о личности Белинского" свидетельствует,
что Белинский "всматриваясь и вслушиваясь в неясный еще тогда и новый у нас
слух и говор о коммунизме, он наивно, искренне, почти про себя, мечтательно
произнес однажды: "Кончено, будь у меня тысяч сто, их не стоило бы
жертвовать, - но будь у меня миллионы, я отдал бы их". Кому, куда отдал бы?
В коммуну, для коммуны, на коммуну? Любопытно было бы спорить, в какую
кружку положил бы он эти миллионы, когда одно какое-то смутное понятие
носилось в воздухе, кое-как перескочившее к нам через границу, и когда
самое название "коммуны" было еще для многих ново. А он готов был класть в
кружку миллионы - и положил бы, если бы они были у него и если бы была
кружка".
Насильственное приведение глупых людей к социалистическому счастью,
которое развивал в своих письмах Белинский - это готовая программа героя
"Бесов" Шигалева, и будущая программа члена Ордена Р. И. - Ленина,
Дзержинского и всех остальных членов Ордена, принявших активное участие в
строительстве социализма на руинах Российской Империи.
Комментируя заявление Белинского, что он готов любить человечество
"по-маратовски; чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется,
огнем и мечем истребил бы остальную", Бердяев пишет: "Белинский
предшественник большевистской морали". "В Белинском был уже потенциальный
марксист". "Белинский - центральная фигура в истории русской мысли XIX
века. И он более других должен быть поставлен в идейную генеалогию русского
коммунизма, как один из его предшественников, гораздо более чем Герцен и
др. люди 40-х и даже 60-х годов. Он близок к коммунизму не только по своему
моральному сознанию, но и по социальным взглядам". "По Белинскому можно
изучать внутренние мотивы, породившие миросозерцание русской революционной
интеллигенции, которое долго будет господствовать и в конце концов породит
русский коммунизм". "Он прямой предшественник Чернышевского и, в конце
концов, даже марксизма". А в статье "Кошмар Злого добра" Бердяев заявляет:
"Уже у Белинского в последний его период можно найти оправдание "чекизма".
От Белинского до Дзержинского лежит прямая столбовая дорога маратовской
любви к человечеству.
XXII
Согласно интеллигентского мифа, петрашевцы - такие же невинные
овечки, как и декабристы. Но это лживый миф. Салтыков-Щедрин, бывший
петрашевец, признается в "За рубежом", что кружок Петрашевского прилепился
идейно "к Франции Сен-Симона, Кабе, Фурье, Луи Блана (масона - Б. Б.) и в
особенности Жорж Занда". "Мы не могли без сладостного трепета помыслить о
"великих принципах 1789 года", "и с упоением зачитывались "Историей
десятилетия" Луи Блана".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415