Однако добрые отношения между
тестем и зятем от того не испортились: оба они легко забыли происшедшее.
Серьезнее был случай со старым придворным человеком родственником царя по
матери Родионом Матвеевичем Стрешневым, о котором Алексей Михайлович был
высокого мнения. Старик отказался, по старости, от того, чтобы вместе с
царем "отворить" себе кровь. Алексей Михайлович вспылил, потому что отказ
представился высокоумием и гордостью, - и ударил Стрешнева. А потом он не
знал, как задобрить и утешить почитаемого им человека, просил мира и слал
ему богатые подарки.
Но не только тем, что царь легко прощал и мирился доказывается его
душевная доброта. Общий голос современников называет его очень добрым
человеком. Царь любил благотворить. В его дворце в особых палатах на полном
царском иждивении жили так называемые "верховые (то есть дворцовые)
богомольцы , "верховые нищие" и "юродивые". "Богомольцы были древние
старики, почитаемые за старость и житейский опыт, за благочестие и
мудрость. Царь в зимние вечера слушал из рассказы про старое время о том,
что было "за тридцать и за сорок лет и больши". Он покоил их старость
также, как чтил безумие, Христа ради юродивых, делавшее их неумытными и
бесстрашными обличителями и пророками в глазах всего общества того времени.
Один из таких юродивых, именно Василий Босой или "Уродивый", играл большую
роль при царе Алексее, как его советник и наставник. О "брате нашем
Василии" не раз встречаются почтительные упоминания в царской переписке.
Опекая подобный люд при жизни, царь устраивал "богомольцам" и "нищим"
торжественные похороны после их кончины и в их память учреждал "кормы" и
раздавал милостыню по церквам .и тюрьмам. Такая же милостыня шла от царя и
по большим праздникам; иногда он сам обходил тюрьмы, раздавая подаяние
"несчастным". В особенности пред "великим" или "светлым" днем Св. Пасхи, на
"страшной" неделе, посещал царь тюрьмы и богадельни, оделял милостыней и
нередко освобождал тюремных "сидельцев", выкупал неоплатных должников,
помогал неимущим и больным. В обычные дни той эпохи рутинные формы "подачи"
и "корма" нищим Алексей Михайлович сумел внести сознательную стихию любви к
добру и людям".
Отец Петра I, по словам С. Платонова "ревниво оберегал чистоту
религии и, без сомнения, был одним из православнейших москвичей; только его
ум и начитанность позволяли ему гораздо шире понимать православие, чем
понимало большинство его современников. Его религиозное сознание шло
несомненно дальше обряда: он был философ-моралист; и его философское
мировоззрение было строго-религиозным. Ко всему окружающему он относился с
высоты религиозной морали, и эта мораль, исходя из светлой, мягкой и доброй
души царя, была не сухим кодексом отвлеченных нравственных правил, суровых
и безжизненных, а звучала мягким, прочувствованным, любящим словом,
сказывалась полным ясного житейского смысла теплым отношением к людям.
Склонность к размышлению, вместе с добродушием и мягкостью природы,
выработали в Алексее Михайловиче замечательную для того времени тонкость
чувства, поэтому и его мораль высказывалась иногда поразительно хорошо,
тепло и симпатично, особенно тогда, когда ему приходилось кого-нибудь
утешать".
"...Не одна нищета и физические страдания трогали царя Алексея
Михайловича. Всякое горе, всякая беда находили в его душе отклик и
сочувствие. Он был способен и склонен к самым теплым и деликатным дружеским
утешениям, лучше всего рисующим его глубокую душевную доброту. В этом
отношении замечательны его знаменитые письма к двум огорченным отцами князю
Никите Ивановичу Одоевскому и Афанасию Лаврентьевичу Ордин-Нащокину об их
сыновьях. У кн. Одоевского умер внезапно его "первенец" взрослый сын князь
Михаил в то время, когда его отец был в Казани. Царь Алексей сам особым
письмом известил отца о горькой потере. Он начал письмо похвалами
почившему, причем выразил эти похвалы косвенно - в виде рассказа о том, как
чинно и хорошо обходились князь Михаил и его младший брат князь Федор с
ним, государем, когда государь был у них в селе Вешнякове. Затем царь
описал легкую и благочестивую кончину князя Михаила: после причастия он
"как есть уснул; отнюдь рыдания не было, ни терзания".
Светлые тоны описания здесь взяты были, разумеется, нарочно, чтобы
смягчить первую печаль отца. А потом следовали слова утешения, пространные,
порою прямо нежные слова. В основе их положена та мысль,. что светлая
кончина человека без страданий, "в добродетель и в покаянии добре", есть
милость Господня, которой следует радоваться даже и в минуты естественного
горя. "Радуйся и веселися, что Бог совсем свершил, изволил взять с милостию
своею; и ты принимай с радостию сию печаль, а не в кручину себе и не в
оскорбление". "Нельзя, что не поскорбеть и не прослезиться, - прослезиться
надобно, да в меру, чтоб Бога наипаче не прогневать!" Не довольствуясь
словесным утешением Алексей Михайлович пришел на помощь Одоевским и самым
делом: принял на себя и похороны: "на все погребальные я послал (пишет он),
сколько Бог изволил, потому что впрямь узнал и проведал про вас, что опричь
Бога на небеси, а на земли опричь меня, никого у вас нет". В конце
утешительного послания царь своеручно приписал последние ласковые слова:
"Князь Никита Иванович! не оскорбляйся, токмо уповай на Бога и на нас будь
надежен"!
Комментируя это письмо царя, С. Платонов заключает: "В этом письме
ясно виден человек чрезвычайно деликатный, умеющий любить и понимать
нравственный мир других, умеющий и говорить, и думать и чувствовать очень
тонко".
"...То же чувство деликатности, основанной на нравственной
вдумчивости, сказывается в любопытнейшем выговоре царя воеводе князю Юрию
Алексеевичу Долгорукому. Долгорукий в 1658 году удачно действовал против
Литвы и взял в плен гетмана Гонсевского. Но его успех был следствием его
личной инициативы: он действовал по соображению с обстановкой, без спроса и
ведома царского. Мало того, он почему-то не известил царя вовремя о своих
действиях и, главным образом, об отступлении от Вильны, которое в Москве не
одобрили. Выходило так, что за одно надлежало Долгорукого хвалить, а за
другое порицать. Царь Алексей находил нужным официально выказать
недовольство поведением Долгорукого, а неофициально послал ему письмо с
мягким и милостивым выговором. "Позволяем тебя без вести (то есть без
реляции Долгорукого) и жаловать обещаемся", писал государь, но тут
добавлял, что эта похвала частная и негласная; "и хотим с милостивым словом
послать и с иною нашею государевою милостию, да нельзя послать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415