В "Истории русской литературы XVIII века" Д. Благого (Москва 1955
г.) мы, например, читаем:
"Большинство его Лейпцигских товарищей ушло в масонство: в числе их
оказался и самый большой его друг А. М. Кутузов. Некоторое время (до 1775
года) и сам Радищев посещал собрания одной из масонских лож."
Радищев вернулся в Россию в 1771 году и если он посещал масонские
ложи до 1775 года, он в течении пяти лет открыто был масоном. Радищев
перевел для масонского издательства видного масона Новикова "Размышления о
греческой истории", одного из самых радикальных представителей французской
просветительной философии Мабли.
"Употребляемый Мабли термин "деспотизм" Радищев переводит как
"самодержавство", то есть сознательно искажает значение самодержавия.
"Самодержавство, - пишет А. Радищев в примечании, - есть наипротивнейшее
человеческому естеству состояние.
...Если мы уделяем закону часть наших прав и нашея природные власти,
то дабы оная употребляема была в нашу пользу; о сем делаем с обществом
безмолвный договор. Если он нарушен, то и мы освобождаемся от наших
обязанностей. Неправосудие Государя дает народу, его судии, то же и более
над ним право, какое ему дает закон над преступниками. Государь есть первым
гражданин народного общества".
Ушел ли в 1775 году Радищев от масонов, или только сделал вид, что
ушел, мы не, знаем. Но известно, что и позже он состоял в "просветительных"
обществах, созданных масонами. В середине 80 годов он вступает в
организованное масоном Антоновским в Петербурге "Общество друзей словесных
наук" и сотрудничал в издаваемом Обществом журнале "Беседующий Гражданин".
Когда он издает "Путешествие из Петербурга в Москву", то посвящает его
своему близкому другу А. М. Кутузову, ставшему видным деятелем ордена
Розенкрейцеров. Так что масонские связи первого русского интеллигента
несомненны.
Во всех книгах, посвященных Радищеву представителями русской
интеллигенции, всегда превозносили великий ум и великую образованность
Радищева. Пушкин живо интересовавшийся А. Радищевым дает совершенно иную
оценку уму и образованию Радищева. В статьях "Александр Радищев" и "Мысли
на дороге", написанных Пушкиным в зрелую пору жизни, когда окончательно
сложилось его мудрое политическое мировоззрение, он характеризует его как
"представителя полупросвещения":
"Беспокойное любопытство, более нежели жажда познания, была
отличительная черта ума его". Об учении Радищева в Лейпцигском университете
Пушкин замечает, что оно не пошло ему "впрок". Радищев и его друг Ушаков не
учились, а "проказничали и вольнодумствовали". "Им попался в руки
Гельвеций. Они жадно изучили начала его пошлой и бесплодной метафизики".
"Теперь было бы для нас непонятно, - пишет Пушкин, - каким образом
холодный и сухой Гельвеций мог сделаться любимцем молодых людей, пылких и
чувствительных, если бы мы по несчастью не знали, как соблазнительны для
развивающихся умов мысли и правила новые "отвергаемые законом и преданием".
"В Радищеве отразилась вся французская философия его века:
скептицизм Вольтера, филантропия Руссо, политически цинизм Дидрота и
Рейналя; но все в нескладном, искаженном виде, как все предметы криво
отражаются в кривом зеркале. Он есть истинный представитель
полупросвещения. Невежественное презрение ко всему прошедшему, слабоумное
изумление перед своим веком, слепое пристрастие к новизне, частные
поверхностные сведения, наобум приноровленные ко всему - вот что мы видим в
Радищеве".
Общение с масонами только усугубило недостатки свойственного
Радищеву мировоззрения. "Таинственность их бесед, - сообщает Пушкин, -
воспламенила его воображение. Он написал свое "Путешествие из Петербурга в
Москву" - сатирическое воззвание к возмущению, напечатал в домашней
типографии и спокойно пустил в продажу".
Ясный ум Пушкина не мог оправдать дикую затею Радищева выпустить его
книгу "Путешествие из Петербурга в Москву" в 1790 году, во время, когда во
Франции свирепствовал революционный террор. Пушкин дает следующую оценку
поступку А. Радищева:
"...Если мысленно перенесемся мы к 1791 году, если вспомним
тогдашние политические обстоятельства, если представим себе силу нашего
правительства, наши законы, не изменившиеся со времени Петра I, их
строгость, в то время еще не смягченную двадцатипятилетним царствованием
Александра, самодержца, умевшего уважать человечество; если подумаем: какие
суровые люди окружали престол Екатерины, то преступление Радищева покажется
нам действием сумасшедшего..."
И Пушкин дальше развивает свою мысль, почему он считает поступок
Радищева "действием сумасшедшего". "...Мелкий чиновник, человек без всякой
власти, без всякой опоры, дерзает вооружиться противу общего порядка,
противу самодержавия, противу Екатерины! И заметьте: заговорщик надеется на
соединенные силы своих товарищей; член тайного общества, в случае неудачи,
или готовится изветом заслужить себе помилование, или, смотря на
многочисленность своих соумышленников, полагается на безнаказанность. Но
Радищев один. У него нет ни товарищей, ни соумышленников. В случае неуспеха
- а какого успеха может он ожидать? - он один отвечает за все, он один
представляется жертвой закону."
Пушкин решительно осуждает Радищева, не находя для него никакого
извинения: "...Мы никогда не почитали Радищева великим человеком, - пишет
он. - Поступок его всегда казался нам преступлением, ничем не извиняемым, а
"Путешествие в Москву" весьма посредственною книгою, но со всем тем не
можем не признать преступника с духом необыкновенным; политического
фанатика, заблудшегося, конечно, но действующего с удивительным
самоотвержением и с какою-то рыцарскою совестливостью."
Положение русского крестьянства при Екатерине было конечно, весьма
тяжелым, но Радищев, по мнению Пушкина, все же слишком сгущает краски.
"Путешествие в Москву" причина его несчастья и славы, - пишет Пушкин, -
есть как мы уже сказали очень посредственное произведение, не говоря уже о
варварском слоге. Сетование на несчастное состояние народа, на насилие
вельмож и прочее, преувеличены и пошлы. Порывы чувствительности, жеманной и
надутой, иногда чрезвычайно смешны".
Пушкин отмечает, что даже самые бедные из крестьян имеют жилище.
Пушкин и считает, что несмотря на все свое бесправие, русский крестьянин
имеет больше фактических прав, чем имели их в то время крестьяне Западной
Европы. Ссылаясь на Фонвизина Пушкин пишет:
"Фонвизин, лет 15 перед тем путешествовавший по Франции, говорит,
что по чистой совести, судьба русского крестьянина показалась ему
счастливее судьбы французского крестьянина".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415