Наивный характер зарождавшегося русского масонства не удовлетворил
сначала Ивана Елагина. Он не обнаружил в русских ложах, по его словам, "ни
тени какого-либо учения, ниже преподаний нравственных". Он видел только
"предметы неудобоносимые, обряды странные, действия почти безрассудные; и
слышал символы нерассудительные, катехизисы уму не соответствующие; повести
общему в мире повествованию прекословные, объяснения темные и здравому
рассудку противные".
"С таким предубеждением проводил я многие годы в искании в ложах и
света обетованного и равенства мнимого: но ни того, ни другого, ниже
никакие пользы не нашел, колико не старался".
Но позже Иван Елагин "узнал" в масонских идеях "истинный свет" и в
царствование Екатерины II создал даже свою особую "Елагинскую" систему
масонства, за что отличен был руководителями европейского масонства званием
Великого Провинциального Мастера для России.
При всей своей наивности масонство Елизаветинской поры достигает
своей цели.
Масонство объединяет в своих ложах всех идущих по пути "Великого
Петра", всех преклонявшихся перед западной культурой и отвернувшихся от
русской культуры, всех зараженные европейскими "прогрессивными идеями "и
атеизмом. Масонство дает скороспелым русским "вольтерам" и безбожникам то,
чего им не хватало до сих пор, чтобы активно влиять на духовную жизнь
русского общества - организацию. Русское масонство объединяет всех, кто
презирает искалеченную Петром I Россию и принадлежит душой западному миру.
"Чем успешнее русский ум XVIII и XIX столетий усваивал себе плоды
чужих идей, тем скучнее и непригляднее казалась ему своя родная
действительность. Она была так непохожа на мир, в котором выросли его идеи.
Он никак не мог примириться с родной обстановкой, и ему ни разу не пришло в
голову, что эту обстановку может улучшить упорным трудом, чтобы приблизить
ее к любимым идеям, что и на Западе эти идеи не вычитаны в уютном кабинете,
а выработаны потом к политы кровью.
Так как его умственное содержание давалось ему легко, так как да
брал его за деньги, как бы брал все из магазина, то он не мог подумать, что
идея есть результат упорного и тяжелого труда поколений. Почувствовав
отвращение к родной действительности, русский образованный ум должен был
почувствовать себя одиноким. В мире у него не было почвы. Та почва, на
которой он срывал философские цветки, была ему чужда, а та, на которой он
стоял, совсем не давала цветов. Тогда им овладела та космополитическая
беспредельная скорбь, которая так пышно развилась в образованных людях
нашего века." (40)
Увлечение французской философией и французскими политическими
учениями приводят к сильному росту безбожия в высших кругах общества. Яркие
свидетельства об этом мы находим в автобиографических воспоминаниях Д.
Фонвизина.
"В то же самое время, - пишет Фонвизин, - вступил я в тесную дружбу
с одним князем, молодым писателем (1763 г.) и вошел в общество, о коем я
доныне без ужаса вспомнить не могу. (41) Ибо лучшее препровождение времени
состояло в богохулии и кощунстве. В первом не принимал я никакого участия и
содрогался, слыша ругательства безбожников: а в кощунстве играл я и сам не
последнюю роль, ибо всего легче шутить над святыней и, обращать в смех то,
что должно быть почтено. В сие время сочинил я послание к Шумилову, в коем
некоторые стихи являют тогдашнее мое заблуждение, так что от сего сочинения
у многих прослыл я безбожником. Но Господи! Тебе известно сердце мое; Ты
знаешь, что оно всегда благоговейно Тебя почитало и что сие сочинение было
действие не безверия, но безрассудной остроты моей".
В другом месте своих воспоминаний Фонвизин показывает, как глубоко
безбожие проникло в высшие слои европеизировавшегося высшего общества,
обитавшего в "Северном Парадизе": "Приехал ко мне тот князь с коим я имел
неприятное общество". Этот князь позвал Фонвизина к графу, имя которого
Фонвизин не называет.
"Сей граф, - сообщает Фонвизин, - был человек знатный по чинам,
почитаемый умным человеком, но погрязший в сладострастие. Он был уже старых
лет (следовательно, его юность прошла в царствование Петра I. - Б. Б.) и
все дозволял себе потому, что ничему не верил. Сей старый грешник отвергал
даже бытие высшего Существа."
"...Ему вздумалось за обедом открыть свой образ мыслей, или, лучше
сказать, свое безбожие при молодых людях, за столом бывших и при слугах.
Рассуждения его были софистические и безумие явное..."
Описанное выше относится к 1763 году, то есть происходило всего
через два года после смерти Елизаветы. Такое "духовное" наследство оставила
она Императрице-философу - Екатерине II.
Подобная зараженность французской атеистической и рационалистической
философии создало чрезвычайно удобную почву для распространения масонства
разных направлений.
XIX. УМОНЕИСТОВЦЫ ЕЛИЗАВЕТИНСКОЙ ЭПОХИ
Сумароков, Болтин, Щербатов и многие другие подвизавшиеся в эпоху
Елизаветы в области литературы, истории, философии и театра - в большинстве
своем не имеют ничего общего ни с православием, ни с духовными традициями
русской культуры. Все они вольтерьянцы, масоны или мистики европейского
толка. Князь Щербатов определяет православие как суеверие, только как
"народное умоначертание". Православие, по его мнению, есть источник
народного малодушия, пугая народ гневом Божиим, оно препятствовало
политической деятельности народных масс.
Для историка Болтина допетровская Русь - царство религиозного обмана
и религиозного суеверия, духовенство - источник народного невежества.
Поклонение иконам, посты, вера в чудеса, молитва перед принятием пищи и
другие религиозные обряды - все это для Болтина грубое суеверие, результат
религиозного обмана народа духовенством.
Сумароков в своих лже-классических пьесах пропагандирует
атеистические идеи Вольтера и идеи Монтескье о "совершенном управлении
государством": в своих напыщенных одах изображает русскую жизнь как
"кладезь суеверия, ханжества, предрассудков и пороков". Его "поэзия" знает
только одну краску - деготь". Так же, как позже Чаадаев, он не видит ни в
прошлом России, ни в настоящем ни одного светлого пятна. Искалеченные
европеизацией русские верхи он принимает за всю Россию и не находит для нее
ни одного теплого слова.
В последние годы жизни в творчестве Сумарокова проскальзывают мысли
о законности и необходимости борьбы с самодержавием. Особенно выпукло эта
тема развернута в его предпоследней трагедии "Димитрий Самозванец". Да и в
большинстве других трагедий Сумароков всегда есть эпизоды, показывающие
бунт против царей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415