Это не
мой вымысел, вымысел человека, который избрал своим духовным учителем не
декабристов, а Пушкина, который является блестящим представителем русского
либерального консерватизма. К такому же точно выводу пришла и лучшая часть
декабристов, которые дожили до эпохи Великих реформ.
Князь С. Волконский сообщает на этот счет следующие любопытные
данные:
"...Отец ваш, - пишет княгиня Мария Николаевна в последних строках
своих "Записок", - как вы знаете, по возвращении на родину был принят
радушно, а некоторыми - даже восторженно". Чтобы оценить характер этого
радушия и этой восторженности надо припомнить внутренне политический
момент, в который вернулись декабристы. Будущие реформы Александра II уже
носились в воздухе; еще не было ничего официального, но падение крепостного
права и гласное судопроизводство обсуждались везде. Вернувшись из ссылки,
декабристы попали в тот же круг мыслей и чувств, за который поплатились и в
котором прожили там в Сибири в течение тридцати лет; но то, что в их время
было тайно, то теперь стало явно. Просидев в подполье и выйдя на свет, они
оказались на уровне лучшего, что было в тогдашней общественной мысли не
только широких кругов, но и кругов официальных. Был, конечно, и в них
известный, как теперь выражаются, сдвиг. За тридцать лет произошел осадок,
уравновесились в характерах отношения между увлечением и рассудком. Не хочу
этим сказать, что они от чего бы то ни было отказались. В своих "Записках",
писаниях на семьдесят восьмом году жизни, Сергей Григорьевич говорит: "Мои
убеждения привели меня в Верховный Уголовный Суд, на каторгу, к
тридцатилетнему изгнанию, и те мне менее ни от одного слова своего и сейчас
не откажусь". Эти слова, из цензурных соображений должны были быть выпущены
при издании "Записок", но один экземпляр был напечатан без пропуска; этот
редчайший экземпляр отец мой подарил мне; он остался в моем уездном городе
среди вещей, объявленных народной собственностью... Нет, они не
отказывались, но они увидели, что, в то время как их насилие потерпело
неудачу, стремления их осуществляются естественным путем. Не мудрено
радушие, понятна восторженность, с которыми они были встречены; они были
страдальцами за то самое, чем сейчас горели все. Прогрессивное движение в
представителях власти с одной стороны и утешение бури и натиска в них самих
с другой, сблизили два когда-то враждебных полюса, заставили их сойтись на
середине".
Декабристы не пришли ни к левому революционному крылу западников, ни
даже к умеренному правому крылу своих почитателей, которые по-прежнему
видели в декабристах непримиримых врагов самодержавия.
"...Больше всего оказался им сродни, как это ни странно, - пишет С.
Волконский, - может показаться на первый взгляд, - кружок славянофилов. В
домах Самариных, Хомяковых и Аксаковых, вот где Сергей Григорьевич
чувствовал себя духовно дома. Для этого сближения, кроме тех причин,
которые ясны из предшествующего, т.е. причин политически-исторического
характера, были и причины психологического свойства, роднившие декабристов
с славянофилами. Прежде всего, те и другие горели любовью к родине,
любовью, равной которой в наши дни уже не найти, - любовью такой сильной,
что в ней перегорали различия убеждений. Декабристы и по воспитанию, и по
стремлениям, и по вкусам своим, были, конечно, западники, и если они
сошлись с людьми, пустившими в оборот выражение "гнилой запад", то потому,
что встретились с ними в любви к родине, в ней слились".
* * *
Немало декабристов дожило до того мгновения, когда крепостное право
пало по мановению Царя.
Дожил до этого радостного дня и декабрист князь Сергей Волконский.
"...В Париже застал Сергея Григорьевича день 19-го февраля. Это,
можно сказать, был завершающий день его жизни. Он был в русской церкви на
молебне, когда читался манифест об освобождении крестьян. можно ли
представить себе, что он чувствовал, когда с высоты амвона читались царские
слова, возвещавшие то самое, ради чего он выстрадал каторгу и изгнание? Да,
он мог сказать: "Ныне отпущаеши раба твоего с миром".
Надо думать, что князь Сергей Волконский в этот торжественный для
всей России день понял, какую глубочайшую, непоправимую ошибку сделал он и
другие декабристы, идя на восстание в 1825 году.
Сколько даровитых людей, которые могли бы принести большую пользу
России на разных поприщах государственной деятельности, растратили
бесполезно свою жизнь, в ссылке и тюрьмах.
Ход истории имеет свои суровые законы. Не всегда и Царь, несмотря на
всю силу власти, которой он располагает, может выполнить то, чего
немедленно желают необузданные политические мечтатели. Много наверно
грустных мыслей пронеслось в голове декабриста Сергея Волконского, когда он
находился на молебне в русской церкви в Париже, по случаю освобождения
крестьян.
Что может быть грустнее и тяжелее сознания, бесполезно прожитой, по
собственной вине, жизни?
Между прочим, как сообщает потомок С. Волконского, автор книги "О
декабристах": "...бумаги, отобранные в бывшем доме Волконского, были
израсходованы в уборной уездной Чрезвычайной Комиссии".
XXI. ИСТОРИЧЕСКИЙ ДОЛГ НАШЕГО ПОКОЛЕНИЯ
Прошло уже больше столетия. В Англии о полковнике Деспарди и его
казненных друзьях никто не вспоминает. У нас же за это время исторические
кликуши из числа профессиональных разрушителей России нагородили кучу
вздора о декабристах. Написаны кипы книг, в которых декабристы обрисованы
небывалыми героями. А декабристское восстание, как светлое пятно на
грязно-кровавом прошлом России.
Декабристское восстание нанесло неисчислимый вред России! Оно
посеяло разрыв между правительством и частью общества. Монархия, не имея
опоры в обществе, принуждена была опереться на бюрократию. Все старания
царей привлечь общество к государственному строительству не увенчались
успехом. Чем дальше, тем правительство и общество, состоявшее в те времена
почти исключительно из дворянства, расходились все дальше и дальше. Не веря
дворянству, Император Николай Первый оперся на бюрократию. Это было началом
многих бед. Никакому обществу никакая бюрократия, конечно, понравиться не
может. Бюрократия все дальше и дальше отдаляла Царя от народа. Русское же
"передовое общество" стало жить по уродливой формуле, по которой долго жить
не может ни одно государство: "Чем хуже, тем лучше".
Радовались каждой неудаче правительства. Ругали за глупость
чиновников, а сами вместо того, чтобы стать умными чиновниками, окончив
университеты шли в бомбометальщики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415