Суопис отпирает машину. Зажигание барахлит — каждый раз все труднее заводится.
— Зажигание барахлит, — говорит он, даже не глядя, кто подошел к машине и смотрит на него, потеющего за рулем. — Придется дать какому-нибудь шоферюге посмотреть.
— Я могу посмотреть.
Женский голос. Суопис с неприятным удивлением смотрит в спущенное боковое оконце на брюнетку с изогнутыми ресницами. Глаза у нее темно-карие, блестящие, как очищенный каштан, на губах спокойная дружеская улыбка.
— А вы-то разбираетесь?
— Может, и не разбираюсь, но поднимите капот. Суопис раздражен. Издевается она над ним, что
ли?
Сунула голову под капот, сопит там над чем-то, выставив округлые ягодицы, обтянутые клетчатыми брюками. Оливковые туфли на платформе, волосы подстрижены по новейшей моде («Модерн... Молодежь теперь от моды не отстает»).
— Когда зажигание не схватывает, надо сперва посмотреть, в порядке ли аккумулятор, — говорит она, медленно выпрямляясь и задевая локтем стоящего рядом Суописа. — Дистиллированная вода есть?
Не будет, видите ли, у Суописа воды! Аккуратный водитель возит с собой запасы, чтоб не пришлось в беде попрошайничать. В багажнике «Москвича» для таких запасов устроена коробка. Запасные свечи, изоляция, шурупы и множество других мелких быстро изнашивающихся деталей. Здесь же и бутылка дистиллированной воды.
Он хочет сам залить аккумулятор, но девушка говорит, что не стоит обоим пачкать руки. В коробке припасен и сосуд с водой для рук, и мыло с крохотным полотенцем. Но Суопис считает, что надо сперва убедиться, помогло ли это копанье в аккумуляторе, и только потом руки мыть.
— Мой отец — колхозный шофер, — объясняет студентка, когда двигатель начинает мерно жужжать, включившись почти сразу. — С детства любила смотреть, как он чинит грузовик, а потом и сама помогала.
«Инга... Инга Эренайте...» — вдруг вспоминает он ее фамилию, но думает: не ошибся ли? Инга или Ин-грида, не поймешь теперь эти со всего мира импортированные в Литву имена.
— Что ж, благодарю,—говорит он с вежливым
кивком и, конечно, улыбнувшись, потому что здесь не аудитория.—С меня причитается...
— Думаю, не так уж много...
И тут с его уст срываются слова, от которых он сам опешил:
— На обед, наверно, хватило бы.
— С вами — охотно.
Минутку сидит за рулем в полной растерянности. От ее слишком уж серьезного тона, от поспешно брошенного взгляда, в котором он успел уловить нечто такое, что заткнуло рот, открывшийся было для фразы: «Я очень спешу, уважаемая, в другой раз».
— Вы еще не обедали?
— Конечно! Но я пошутила, товарищ доцент, простите.
«Сейчас уйдет. Вот и хорошо. Пускай уходит».
— Пошутили? Но и я без обеда. Как видите, наши интересы совпадают. — Он открыл вторую дверцу у переднего сиденья, в мыслях кляня себя за эту затею, но все равно открывая ее. — Прошу вас, садитесь. Какой ресторан вам больше по душе?
Ей все равно — ресторан или столовая. Наконец, пообедать можно и в диетической.
«Разумеется, можно. Однако это женщина, хоть и студентка».
— Второразрядный ресторан, но кухня хорошая,— говорит он, когда они садятся за столик в самом углу.
— Часто здесь бываете?
— Не-ет, раза два в месяц, не больше. Приятели говорили. Значит, вы у отца научились ремонтировать машины? — Он сам не чувствует, как переходит на игривый тон.
— Мой отец — мастер золотые руки: и шофер, и комбайнер, и механик, а если надо — может и доярку заменить. Не помню ни разу, чтобы он сказал: не могу, не понимаю. Сызмальства мне казалось, что нет такой работы, которая была бы ему не по плечу.
— Вы любите своего отца...—говорит он, как бы спрашивая.
— Люблю? Я его обожаю!
Суопис, откровенно любуясь, смотрит, как бледные щеки Инги заливает румянец, а бархатные глаза блестят жарко и радостно, словно возвещая всему миру стародавнее открытие юного сердца: какое счастье любить!..
Он хочет, чтооы Инга повторила это слово, почти потерявшее за частым повторением смысл, но в ее устах прозвучавшее по-особенному, словно сотворенное заново.
— Уютный зал, — увы, меняет она разговор, украдкой обводя взглядом ресторан.
— Приятно...
— Что же?
— Что вам... здесь нравится.
— Да, я люблю тесные помещения. Мало стекла и шума. Большие окна заставляют меня мерзнуть; так, наверное, чувствует себя рыба в аквариуме.
Суопис отвечает не сразу. Неужели?.. Ну уж, этого не хватало, чтоб он стал стесняться! Преподаватель — студентка... Улыбается мясистыми губами. По своему адресу. Говорит первое, что приходит в голову:
— Если не ошибаюсь, вы из Жемайтии? Ваш выговор...
— Из-под Варняй. — Она произносит эти слова на жемайтийском диалекте и несколько мгновений смотрит на Суописа с теплой, дружеской улыбкой. — Когда-то был славный на всю Литву город, а сейчас это захудалое местечко. Прелестное, уютное, но только местечко.
— Не бывал. Жаль...
— Вам бы понравилось! Есть старый интересный костел, бывший монастырь... Люди рассказывают, что до войны был памятник первому трезвеннику Литвы, но в первый или второй год после войны один тогдашний деятель откромсал ему голову. Тогда меня еще на свете не было, и вся эта история кажется мне сказкой.
«А мне тогда шел десятый или одиннадцатый год...» — мелькнуло в голове у Суописа.
— Обязательно съезжу как-нибудь, уважаемая...
— ...Инга.
— ...уважаемая Инга...
— Стоит! Вы увидите поразительный пейзаж, который потрясает любого живописца. А что за озеро наш Лукстас! В летние каникулы я люблю путешествовать и все-таки две-три недели провожу в родных местах. Видела много живописных уголков, но далеко им до нашего Варняй.
Суопис одобрительно кивает, исподволь заражаясь ее энтузиазмом, и даже то, что он хотел сказать минуту назад («Старое правило: родной край каждому прекраснее всего на свете»), ему кажется неуместным. И он еще раз обещает посетить этот уголок Жемайтии. Не на день-другой, а по меньшей мере на месяц — отдохнуть, размять кисть. И, само собой, не один: его жена тоже чувствительна к красоте природы.
— Ваша жена?
Ох, еще бы нет, его жена. Вероника Суопене. Женщина тончайшей души. Чего доброго, в ней таится талант художника, который, увы, она не смогла развить.
— Она делала и делает все ради моего творчества, уважаемая Инга, — говорит Суопис, гордясь Вероникой, а точнее — собой, заслужившим самопожертвование такой женщины.—Вина не выпьете?
Инга молча качает головой.
— Я бы охотно присоединился, но, увы, руль...— Суопис разводит руками.
— Не обязательно, товарищ доцент, я почти не пью.
— Это хорошо. Старомодно, но хорошо.
— Старомодно? Не думаю. Наша молодежь шумливая, но не сказала бы, что пьяная.
— Упаси боже! Я не думаю так скверно о нашем студенчестве.
Так они беседуют, пока приносят обед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121