Мы не пуритане и далеко не догматики, к искусству ныне мы относимся иначе, чем, положим, лет пятнадцать назад, — мы вот обсуждаем книгу и говорим, что это хорошая книга, хоть и не без изъянов! Но это, разумеется, не означает, что можно взять дубинку и высадить окна своей избы. Или открыть дверь настежь и во все горло завопить: «Эй, зайдите полюбоваться, сколько сора в нашей избе !» Болтливые снобы этого только и ждут. Достаточно неосторожно бросить на тропинку соломинку, как они тут же наломают из нее целый воз дров, постаравшись в глазах мировой общественности оклеветать нашу страну. Однако, с другой стороны, следует отметить, что неразумно сидеть среди этого сора, считая, что высиживаешь яйца, из которых завтра-послезавтра вылупится первое поколение коммунистического общества. Нет, товарищи, настроения парадности тоже свое отжили. Однако нельзя перегибать палку и в обратную сторону! Нам нужны сбалансированность, политический такт, даже, сказал бы я, скромность, чем, увы, не грешит товарищ Скардис. Вот, к примеру, в романе выведен некий морально обанкротившийся тип. Бюрократ, равнодушный к нуждам трудящихся. Короче, образчик классового перерожденца. Я согласен, в жизни встречаются и подобные явления. Встречаются... Прочитав книгу до конца, начинаешь в это верить: у товарища Скардиса есть талант заговаривать зубы. Но когда закрываешь последнюю страницу романа и, вырвавшись из плена художественного гипноза, начинаешь трезво, критически оценивать произведение, тогда, товарищи, сразу начинаешь сомневаться в концепции автора. А где же социальные корни, позвольте спросить? Как этот весьма заслуженный человек, бывший подпольщик, а сейчас руководитель крупного учреждения мог докатиться до того, что автор посмел сравнить его с каменной статуей Будды? Это незаурядный изъян книги, товарищ Скардис. Я не говорю: бери своего Миклюса за шиворот и выбрасывай из романа. Зачем? Этот заизвестковавшийся старикан, надо признать,—любопытный тип бюрократа. Не поверхностный, в чем-то новый, только надо его как следует подчистить, подравнять, отшлифовать. Фантазия — необходимый реквизит для писателя, но нельзя же из мухи лепить слона, товарищ Скардис. В этом смысле следует сделать несколько замечаний и по поводу художественного решения некоторых проблем, касающихся деревни, а также разобрать тему молодежи, которая, сказал бы я, местами режет ухо, поскольку автор слишком уж категоричен, суров и лезет в широкие обобщения. К примеру, в романе доказывается, что деревня якобы сейчас сильнее пьянствует, чем до войны, и что это якобы происходит потому, что коллективизация вышибла у крестьянина из-под ног базис заинтересованности, вытекающий из беспощадной борьбы за существование, а высокие идеалы новой морали этот крестьянин якобы пока еще не усвоил. А откуда же сотни и тысячи героев социалистического труда, орденоносцев, позвольте спросить? Где же, если не в сегодняшней деревне, родилась исполинская, заслуживающая величайшего уважения армия передовиков сельского хозяйства? У меня, как я уже упоминал, вызывает сомнение и концепция молодежной темы, затронутой в книге, но пускай по этому вопросу выскажутся коллеги. Скажем, представитель аппарата Союза писателей товарищ Шапока или товарищ Рамунайтис, наш прозаик лирико-романтиче-ского направления, которому лучше, чем другим, знаком мир молодых...»
«Да, я согласен с товарищем Умбертасом, — сказал товарищ Рамунайтис, прозаик лирико-романтического направления, которому больше, чем другим, знакомы проблемы мира молодых и о котором поговаривали, что, написав книгу, он делает зарубку на письменном столе, этим акцентируя бессмертие произведения и оставляя любопытную психологическую деталь для будущих своих биографов.—Я полностью согласен, стало быть, с товарищем Умбертасом, особенно в том, что касается, стало быть, положительной оценки книги. Действительно любопытное, на мой взгляд, достойное всяческого внимания, стало быть, хотя и в чем-то спорное произведение. Автору мое мнение известно, я уже пожал ему руку: побольше бы таких книг, стало быть. Но, с другой стороны, стало быть, издательство совершенно верно поступило, на мой взгляд, устроив обсуждение книги вместе с представителями, стало быть, Союза. Да, замечания товарища Умбертаса во многом весьма и весьма серьезны.
Я имею в виду критические замечания, стало быть. В вопросах деревни я, стало быть, мало компетентен, здесь, на мой взгляд, товарищ Шапока может сказать веское слово, а вот что касается молодежной темы, стало быть... Действительно, может, автор в чем-то и слишком категоричен, стало быть, как верно, на мой взгляд, заметил товарищ Умбертас. Слишком много конкретности или меткости, не знаю, как вернее выразиться, стало быть. В чем-то даже пугает, стало быть, вроде и не по себе становится, на мой взгляд. Разумеется, это хорошо, что писатель, стало быть, прибирает читателя к рукам. Талант! Но, видите ли, товарищи, на мой взгляд, иногда подобные хвосты (простите за столь вульгарное выражение) отвлекают внимание от основной идеи, и таким образом, стало быть... В общем и целом, что тут рассусоливать. Автор не маленький ребенок, сам должен понять, что никто худа ему не желает. Роман-то ведь хороший, как мы с товарищем Умбертасом верно заметили, если б не эти злополучные хвосты, стало быть. Но не стоит унывать, стало быть, не так уж сложно их подчистить, в издательстве есть опытные редакторы, стало быть...»
— Это значит выхолостить книгу...—робко буркнул кто-то неподалеку от меня.
— Холощеный хряк скорее жирок набирает,— громко отозвался Шапока, который даже в самые трагические минуты жизни не терял чувства юмора (довольно грубого, надо признать), кроме тяжких часов творческого труда, когда, бедняга, мучился за письменным столом, высиживая свои сатирические рассказы.
— Почтенный представитель писательского аппарата, — съязвил, кажется, Пятрас Ионайтис, сейчас уже не помню, — не кажется ли вам, что мы слишком поверхностны? Разбираем произведение по частям, как наш уважаемый товарищ Рамунайтис, а что, если нам углубиться в суть произведения, не четвертуя его?.. Автор поставил бутылку донышком вверх. Ну и пускай ! Почему мы должны перевернуть ее на донышко, как все прочие бутылки?
— Товарищ Ионайтис! В чем вы меня заподозрили?—обиделся Рамунайтис. — Я говорю, что думаю; а думаю так потому, стало быть, что пока еще не потерял чувства реальности, хоть я и романтик.
Я сидел, опустив голову, перед раскрытым блокнотом и ничего не записывал. Еще перед тем как войти в эту комнату, понял, что судьба романа решена. Правда, пока Умбертас не выступил, у меня еще были кое-какие надежды, но теперь... Без сомнения, после Рамунайтиса будет говорить товарищ Шапока, 50" трудник аппарата Союза, после него, быть может, Йо-найтис или Петренас, а после них опять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121