Медпункт в том же доме, вон там в саду... Зоро у нас кормится.
— А вас подкармливает сплетнями.
— Он приятный человек.
— Я и сам так полагал. Но раз он говорит такие вещи, он что-то скрывает за душой.
— Не может быть!
— Я не утверждаю, но я допускаю это.
— Ты не доверяешь ему?
— Нет, и тебе советую быть поосторожней,— ответил я, и мы вернулись к столу.
Появился ароматный кофе и привезенный Яном Церинем коньяк. Мы еще долго болтали, шутили, распевали песни. Дик, надев свою юбку, исполнил боевой шотландский танец. Уже за полночь из сумрачного сада вышел врач. Он был в коричневой шелковой пижаме, в руке — ароматная сигарета.
— Лежу слушаю и не могу уснуть,— сказал он.— Решил посмотреть, что за веселье.
— Товарищ вернулся из госпиталя,— объяснил Август Саука.— Тот самый, что заболел по дороге в Мадрид.
Мануэль Зоро приветливо поздоровался с Яном Церинем и подсел к столу. Ему налили кофе, коньяку. Он пил с большим удовольствием и расспрашивал Це-риня о положении в Мадриде.
— Там все по-старому,— рассказывал Церинь,— только с продовольствием туго.
— Да, сейчас везде тяжело с продовольствием, но это явление временное, с этим мы быстро справимся,— сказал Мануэль Зоро, и в его голосе звучала несокрушимая уверенность. Это было нечто совсем противоположное тому, что рассказывал Пендрик. Неужели Пен-дрик все это выдумал? Зачем? В продолжение всего вечера поведение Мануэля было безукоризненно.
— За победу Народного фронта! — провозгласил он, подняв свой стаканчик коньяку.— Смерть фашизму!
Пендрик смотрел на него во все глаза, как на привидение с того света. Я заподозрил что-то недоброе. По дороге домой я пересказал Борису свой разговор с Пендриком. Борис пожал плечами.
— На Мануэля Зоро это не похоже. Лучший врач дивизиона. Наверное, Пендрик здорово приврал. Конечно, отчасти Мануэль прав. Республика действительно в опасности. Если Франция не откроет границы, нам станет еще трудней.
Потом всю дорогу молчали. Только развеселый Дик, которого Саука и Церинь вели под руки, без умолку распевал шотландские песенки.
Глава б
ЗЕМЛЯ И КРОВЬ
В течение целого месяца республиканцы на Южном фронте вели наступательные операции. Но все эти операции были плохо подготовлены, разрозненны и стоили многих жертв. Отдельные высоты по нескольку раз переходили из рук в руки, и там каждая пядь земли была обагрена кровью. Мы с Борисом, Добриным и Гечуном неделями сидели в горах, выслеживая противника и огнем подавляя его опорные пункты. Но как только республиканцы занимали какую-нибудь высоту, фашисты тут же обрушивали на нее всю мощь своей артиллерии, авиации. Наши летчики были бессильны перед воздушной армадой мятежников. Как-то утром гитлеровские истребители за каких-нибудь^ двадцать минут сбили пять наших самолетов. Это была большая потеря.
Вскоре после сражения к нам на наблюдательный пункт поднялся Мануэль Зоро. Он сказал, что поспешил на помощь, как только прослышал, будто наш наблюдательный пункт подвергся бомбежке.
— Как вы узнали? — удивился Борис.
— Фельдшер испанского батальона вывозил отсюда раненых.
Наблюдательный пункт в самом деле бомбили, но бомбы упали в сотне метров от него. Мы все, конечно, были тронуты вниманием и заботой врача. Он провел у нас весь день, интересовался расположением передовых линий республиканцев и обороны противника, внимательно разглядывал карты с нашими пометками.
Под вечер небо затянули тучи, полил сильный грозовой дождь. Мы укрылись в хибарке, сложенной из камня, и слушали, как от раскатов грома содрогается горный массив.
— Кончилось лето, теперь польют дожди,— сказал Мануэль Зоро.— Ужасная пора. Земля превращается в кашу, а сверху все время хлещет вода. Осень в Испании неприятная.
— Зато отдохнем,— сказал я.— Люди устали от боев, теперь хоть дух переведут.
Зоро усмехнулся.
— Едва ли... Вчера в Астурии капитулировали последние республиканские части. Теперь все побережье Кантабрии в руках Франко. Десять фашистских дивизий с авиацией, артиллерией будут переброшены на Юг и в Центр.
— Откуда у вас такие сведения? — насторожился я, вспомнив недавнюю беседу с Пендриком.
— Не верите? — спросил Мануэль Зоро, спокойно выдержав мой взгляд.— Позвоните в штаб дивизиона. Там, наверное, уже в курсе дела.
Я позвонил в штаб дивизиона. Мануэль Зоро оказался прав. На Севере случилось то, что давно ожидали: сопротивление республиканцев было сломлено.
— Ну, что я вам говорил? — сказал, усмехаясь, Зоро.
Я не ответил. Я был слишком подавлен новостью, хотя полностью не представлял еще всех последствий. Однако это не поколебало оптимизма Бориса.
— У противника превосходство в авиации, артиллерии, танках. Но в осенний период дождей, с низкими обложными тучами, туманами, бездорожьем, это преимущество сводится почти на нет. Тем временем мы подготовимся, подтянем новые резервы и сравняемся в технике. А весной по всем фронтам перейдем в наступление.
— Что ж, надеяться можно,— заметил Мануэль Зоро.
— Вы не верите? — в свою очередь спросил я.
— В чудеса не верю,— ответил он со вздохом.— Я много езжу по тылам и прихожу к выводу, что положение день ото дня становится хуже. Иностранцы утверждают, что мы, испанцы, можем прокормиться одной оливой в день. Но ведь теперь у многих нет даже этой оливы.
— В этом меньше всего виновата республика,— заметил Борис.
— В этом виновата война,— сказал Мануэль Зоро.— В городе, в деревне — всюду нехватка рабочих рук. Урожай в этом году плохой. И тот забирает фронт. В народе так и говорят: фронту — мясо, тылу — шкура.
Но даже это неверно: из шкуры делают кожу, из кожи шьют сапоги офицерам. Так что тылу достается только шерсти клок от шкуры.
— Перестаньте! — оборвал его Борис.— Кроме вас, Мануэль Зоро, тут никто не имеет сапог. Ваше место по ту сторону окопов. Там вас внимательно выслушают.
Мануэль Зоро посмотрел на свои блестящие сапоги и встал. От волнения у него дрожали руки, лицо было бледно.
— Я испанец, и вы не смеете кричать на меня,— произнес он, не скрывая неприязни.— Вы забыли, что находитесь в Испании.
— А вы забыли, что находитесь в республике,— отрезал Борис.— Удивляюсь, почему вы до сих пор на свободе.
— Может, попробуете отнять ее у меня? — прохрипел Зоро.— Я честный анархист и всегда говорю то, что думаю, хотя нам и затыкают рты.
— Кто это вам затыкает рты?
— Штыки иностранцев. На той стороне распоряжаются немцы, итальянцы, здесь иностранные коммунисты. Дайте нам самим решить свою судьбу! Нам, испанцам...
— Вы говорите сейчас не как испанец, а как предатель республики! — все больше горячился Борис— Капитулянт! А вы отдаете себе отчет, что означает капитуляция?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
— А вас подкармливает сплетнями.
— Он приятный человек.
— Я и сам так полагал. Но раз он говорит такие вещи, он что-то скрывает за душой.
— Не может быть!
— Я не утверждаю, но я допускаю это.
— Ты не доверяешь ему?
— Нет, и тебе советую быть поосторожней,— ответил я, и мы вернулись к столу.
Появился ароматный кофе и привезенный Яном Церинем коньяк. Мы еще долго болтали, шутили, распевали песни. Дик, надев свою юбку, исполнил боевой шотландский танец. Уже за полночь из сумрачного сада вышел врач. Он был в коричневой шелковой пижаме, в руке — ароматная сигарета.
— Лежу слушаю и не могу уснуть,— сказал он.— Решил посмотреть, что за веселье.
— Товарищ вернулся из госпиталя,— объяснил Август Саука.— Тот самый, что заболел по дороге в Мадрид.
Мануэль Зоро приветливо поздоровался с Яном Церинем и подсел к столу. Ему налили кофе, коньяку. Он пил с большим удовольствием и расспрашивал Це-риня о положении в Мадриде.
— Там все по-старому,— рассказывал Церинь,— только с продовольствием туго.
— Да, сейчас везде тяжело с продовольствием, но это явление временное, с этим мы быстро справимся,— сказал Мануэль Зоро, и в его голосе звучала несокрушимая уверенность. Это было нечто совсем противоположное тому, что рассказывал Пендрик. Неужели Пен-дрик все это выдумал? Зачем? В продолжение всего вечера поведение Мануэля было безукоризненно.
— За победу Народного фронта! — провозгласил он, подняв свой стаканчик коньяку.— Смерть фашизму!
Пендрик смотрел на него во все глаза, как на привидение с того света. Я заподозрил что-то недоброе. По дороге домой я пересказал Борису свой разговор с Пендриком. Борис пожал плечами.
— На Мануэля Зоро это не похоже. Лучший врач дивизиона. Наверное, Пендрик здорово приврал. Конечно, отчасти Мануэль прав. Республика действительно в опасности. Если Франция не откроет границы, нам станет еще трудней.
Потом всю дорогу молчали. Только развеселый Дик, которого Саука и Церинь вели под руки, без умолку распевал шотландские песенки.
Глава б
ЗЕМЛЯ И КРОВЬ
В течение целого месяца республиканцы на Южном фронте вели наступательные операции. Но все эти операции были плохо подготовлены, разрозненны и стоили многих жертв. Отдельные высоты по нескольку раз переходили из рук в руки, и там каждая пядь земли была обагрена кровью. Мы с Борисом, Добриным и Гечуном неделями сидели в горах, выслеживая противника и огнем подавляя его опорные пункты. Но как только республиканцы занимали какую-нибудь высоту, фашисты тут же обрушивали на нее всю мощь своей артиллерии, авиации. Наши летчики были бессильны перед воздушной армадой мятежников. Как-то утром гитлеровские истребители за каких-нибудь^ двадцать минут сбили пять наших самолетов. Это была большая потеря.
Вскоре после сражения к нам на наблюдательный пункт поднялся Мануэль Зоро. Он сказал, что поспешил на помощь, как только прослышал, будто наш наблюдательный пункт подвергся бомбежке.
— Как вы узнали? — удивился Борис.
— Фельдшер испанского батальона вывозил отсюда раненых.
Наблюдательный пункт в самом деле бомбили, но бомбы упали в сотне метров от него. Мы все, конечно, были тронуты вниманием и заботой врача. Он провел у нас весь день, интересовался расположением передовых линий республиканцев и обороны противника, внимательно разглядывал карты с нашими пометками.
Под вечер небо затянули тучи, полил сильный грозовой дождь. Мы укрылись в хибарке, сложенной из камня, и слушали, как от раскатов грома содрогается горный массив.
— Кончилось лето, теперь польют дожди,— сказал Мануэль Зоро.— Ужасная пора. Земля превращается в кашу, а сверху все время хлещет вода. Осень в Испании неприятная.
— Зато отдохнем,— сказал я.— Люди устали от боев, теперь хоть дух переведут.
Зоро усмехнулся.
— Едва ли... Вчера в Астурии капитулировали последние республиканские части. Теперь все побережье Кантабрии в руках Франко. Десять фашистских дивизий с авиацией, артиллерией будут переброшены на Юг и в Центр.
— Откуда у вас такие сведения? — насторожился я, вспомнив недавнюю беседу с Пендриком.
— Не верите? — спросил Мануэль Зоро, спокойно выдержав мой взгляд.— Позвоните в штаб дивизиона. Там, наверное, уже в курсе дела.
Я позвонил в штаб дивизиона. Мануэль Зоро оказался прав. На Севере случилось то, что давно ожидали: сопротивление республиканцев было сломлено.
— Ну, что я вам говорил? — сказал, усмехаясь, Зоро.
Я не ответил. Я был слишком подавлен новостью, хотя полностью не представлял еще всех последствий. Однако это не поколебало оптимизма Бориса.
— У противника превосходство в авиации, артиллерии, танках. Но в осенний период дождей, с низкими обложными тучами, туманами, бездорожьем, это преимущество сводится почти на нет. Тем временем мы подготовимся, подтянем новые резервы и сравняемся в технике. А весной по всем фронтам перейдем в наступление.
— Что ж, надеяться можно,— заметил Мануэль Зоро.
— Вы не верите? — в свою очередь спросил я.
— В чудеса не верю,— ответил он со вздохом.— Я много езжу по тылам и прихожу к выводу, что положение день ото дня становится хуже. Иностранцы утверждают, что мы, испанцы, можем прокормиться одной оливой в день. Но ведь теперь у многих нет даже этой оливы.
— В этом меньше всего виновата республика,— заметил Борис.
— В этом виновата война,— сказал Мануэль Зоро.— В городе, в деревне — всюду нехватка рабочих рук. Урожай в этом году плохой. И тот забирает фронт. В народе так и говорят: фронту — мясо, тылу — шкура.
Но даже это неверно: из шкуры делают кожу, из кожи шьют сапоги офицерам. Так что тылу достается только шерсти клок от шкуры.
— Перестаньте! — оборвал его Борис.— Кроме вас, Мануэль Зоро, тут никто не имеет сапог. Ваше место по ту сторону окопов. Там вас внимательно выслушают.
Мануэль Зоро посмотрел на свои блестящие сапоги и встал. От волнения у него дрожали руки, лицо было бледно.
— Я испанец, и вы не смеете кричать на меня,— произнес он, не скрывая неприязни.— Вы забыли, что находитесь в Испании.
— А вы забыли, что находитесь в республике,— отрезал Борис.— Удивляюсь, почему вы до сих пор на свободе.
— Может, попробуете отнять ее у меня? — прохрипел Зоро.— Я честный анархист и всегда говорю то, что думаю, хотя нам и затыкают рты.
— Кто это вам затыкает рты?
— Штыки иностранцев. На той стороне распоряжаются немцы, итальянцы, здесь иностранные коммунисты. Дайте нам самим решить свою судьбу! Нам, испанцам...
— Вы говорите сейчас не как испанец, а как предатель республики! — все больше горячился Борис— Капитулянт! А вы отдаете себе отчет, что означает капитуляция?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128