И вот в один прекрасный день сестра вошла в палату с открыткой от Бориса Эндрупа. Дивизион, передав оружие испанцам, только что прибыл в Валенсию. Штаб дивизиона и болгарская батарея пока находились в одном из пригородов Валенсии — Катаррохе.
В тот же день меня выписали, и главврач сказал на прощание:
— Желаю вам удачи! В скором времени, вероятно, отправитесь за границу. Спасибо за помощь! Что бы тут у нас ни случилось, Испанию не забывайте! передайте привет своим друзьям...
Я почувствовал, что говорит он от души, и крепко пожал ему руку.
— А найдете вы Катарроху? — спросил он, открывая мне дверь.— Нет, знаете что, подождите немного, я отвезу вас в своей машине.
Он снял телефонную трубку, набрал номер. Вскоре. у выхода стоял кабриолет. Мы уселись на мягкие сиденья. У меня с собой не было ничего, кроме бамбуковой трости, и главврач, заметив это, улыбнулся.
— Сдается мне, вы покидаете Испанию еще беднее, чем приехали сюда.
— Не думаю,— весело отозвался я.— Теперь я гораздо богаче. В своем сердце, в душе я увожу столько добра, что оно не уместилось бы в огромных чемоданах. А главное, таможенные чиновники на границе не смогут его у меня отнять.
Главврач снова улыбнулся:
— Мне остается радоваться, что смогли вам дать в дорогу не только бамбуковую трость и подорванное здоровье, но и кое-что посущественней.
— Даже подорванное здоровье будет для меня дорогой памятью,— ответил я.— Памятью величайшей любви и величайшей ненависти моей жизни.
Мой спутник недоуменно пожал плечами. Он как будто не понял, и я пояснил:
— Только в Испании полюбил я по-настоящему свободу и возненавидел фашизм. Этой любви и ненависти мне с избытком хватит на всю жизнь. Вот за что я благодарен вам.
— Прошу извинить меня, коллега,— помолчав, произнес главврач.— Возможно, я не был достаточно внимателен к вам.
— Вы были очень добры ко мне,— поспешил я заверить.
— Нет, нет, это мое упущение. Но поймите: мы все устали. Война идет без малого три года. Все это время изо дня в день я вижу только кровь да изувеченных людей. Если бы вы знали, как иногда хочется немного отдохнуть...
— Разве думают об отдыхе, когда бандиты держат вас за глотку, норовя задушить?
— Вы правы. И все-таки мы живые люди. Иной раз нервы не выдерживают. Особенно когда не видишь больше выхода. Ведь мы теперь уже не мечтаем о победе, мы теперь желаем одного: справедливого мира.
— Справедливый мир тоже не дается без борьбы. Его надо завоевать.
— А вы верите, что нам это удастся?
— Думаю, что да. Только нельзя поддаваться трусости. Трусость рождает предательство. Трусость — это шестая колонна, которая шагает сейчас под белым флагом на республику. Или вы считаете, что я не прав?
Он не ответил. Его взгляд рассеянно скользил по апельсиновым рощам и застыл у горизонта, где в синеватом мареве сливались море и небо.
— Посмотрите! — воскликнул он, указывая на шесть черных точек на фоне лучистого облака.— Опять полетели бомбить Валенсию. А чем мы можем ответить? Проклятьями, слезами да вздохами...
Черные точки постепенно обретали контуры самолетов. Бомбовозы описали дугу над пригородами, потом повернули к центру, и вскоре оттуда донесся гул взрывов.
— Наверное, по вокзалу! — сказал главврач.
— Нет, это порт,— возразил шофер.— Там, кажется, сейчас пароходы.
Мы въехали в Катарроху. Я поблагодарил и простился.
Друзей я отыскал в одном из корпусов опустевшей фабрики, где, судя по оборудованию, наполовину растасканному, прежде была большая маслобойня. Мое появление произвело фурор.
— Малыш, ты снова на ногах! — тиская меня, кричал Дик.
— Даже на трех! — ответил я, пристукнув тростью.
— Мой медико! — воскликнул Хаим Берман, вскакивая со своей лежанки в углу и бросаясь ко мне с распростертыми объятиями.
— С этой бородой ты похож на дикаря,— подтрунивал Ян Церинь, радостно тряся мою руку.
Тем временем Август Саука обрабатывал мою спину.
— Ах ты, сорняк неистребимый! — орал он.— Опять ты с нами, старина, бородач хромоногий!
— Осторожней ты, сумасшедший стеклодув! — парировал я, уклоняясь от его увесистых ударов.— Лучше скажи, где остальные ребята?
— Пендрик на кухне варит кукурузу, тушит осла,— бодро докладывал Август,— верзила Борька с комиссаром Поповым, Савичем и Максимовым отправились в штаб фронта.
— Гечун, Добрин?
— Эти остались обучать стрельбе испанцев,— сказал Ян Церинь.— Через неделю должны явиться. И тогда...
— И что тогда? — спросил я.— Что?
— Толком никто ничего не знает,— пояснил Август.— Но, видимо, придется нам убираться отсюда.
— Куда?
— И это, Малыш, никому неизвестно,— ответил Дик. — Наверное, во Францию, куда ж еще.
Я устроил себе постель по соседству с Диком, под огромным маховиком. Прямо надо мной висел широкий и пыльный ремень. Дик притащил мне ворох рисовой соломы, ребята разыскали простыни, одеяло. Когда постель была готова, Дик повел меня на кухню к Пендрику.. Тот стоял у большого котла с половником в руке. На радостях он саданул меня раз-другой по спине, так что я вскрикнул от боли:
— Ненормальный, почки отобьешь!
— Тьфу ты, черт, какая бородища! — сказал он, выпустив меня из объятий.— Да ты облик человеческий потерял. Дай-ка ошпарю ее кипятком, сразу облезет!
— Ну нет! Оставь мою бороду в покое!
— Кто же стыдится своих ран! — не унимался он.— Солдат должен гордиться шрамами. На бритву, побрейся, пока вши не завелись!
— Не могу, от голода руки трясутся. Дай мне лучше что-нибудь поесть!
— Пендрик, голубчик, может, и рыбка у тебя где-нибудь припрятана? — вмешался Дик.
— Для Анатола ничего не жалко! — заявил Пендрик и достал сковородку с рыбками. Они были совсем крошечные, меньше мизинца. Я ел их прямо ложкой, по десятку сразу, и надо сказать, вкусны были невероятно.
— Это мы вчера наловили,— пояснил Дик.
— А сеть у вас откуда?
— Москитными сетками. Рыбешек этих на рисовых полях видимо-невидимо. Поспевай вытягивать!
— На озере угри водятся,— вставил Пендрик,— но этих москитной сеткой не возьмешь. Один испанец советовал нам отведать водяных крыс, их тоже тут тьма. Говорит, если в масле зажарить, от кролика не отличишь. Но Дик — на дыбы.
— Еще не хватает, чтобы мы водяных крыс начали пожирать! — выпалил Дик.— Я уж лучше одними фруктами буду питаться, а такую мерзость в рот не возьму.
Я вернул Пендрику пустую сковородку.
— Ну как? — спросил он.
— Ты повар что надо. Свое дело знаешь. Потное лицо Пендрика расплылось в улыбке.
— Вот видишь,— сказал Дик. — Значит, снова надо собираться на рыбалку. В ресторанах такая мелюзга теперь стоит бешеные деньги.
Во второй половине дня из штаба фронта вернулись Эндруп, Попов, Савич и Максимов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128