— Мы вам поможем,— сказал я бельгийцу.
— Не надо, я сам,— ответил он негромко.— Спасибо. Пендрик тоже высвободил свой локоть.
— Как-нибудь,— сказал он Суруму,— немного осталось.
Начали спускаться к леднику. Провожатый внимательно ощупывал дорогу. Снег был зернистый, твердый и звонко хрустел под ногами. Пройдя наискосок по склону ледника, мы очутились в его нижней части, у небольшого ледяного обрыва. Он был невысок, всего несколько метров, а из-под наледи бил сильный поток, увлекая за собой куски льда и камни. Кромка ледника дрожала, как от землетрясения.
Под обрывом, среди множества прозрачных ручейков, пробивалась желтоватая травка и росли подснежники. Хромого бельгийца спустили вниз на веревках, боясь, как бы он снова не повредил ногу. Остальные спрыгнули сами. Каждый спешил поскорей добраться до пограничного столба.
Мы с Жаном Сурумом, Яном Церинем и Августом Саукой одновременно достигли границы. Долго стояли, словно завороженные, и молча смотрели на увитую голубой дымкой страну. В лучах солнца под нами купались облака, а поверх облаков вздымались синеватые остроконечные горы Каталонии. В оконцах между тучами сверкали ручьи и речки, сочные луга горных долин с пасущимися стадами, мохнатые сосновые боры и кроваво-красные пятна цветущего кустарника. А надо всем этим царили покой и тишина. И как-то не верилось, что там9 за горами и сосновыми борами, ревут самолеты, рвутся бомбы, рушатся дома, умирают люди. Этот покой, эта тишина и невыразимая красота никак не вязались с войной, грохотом пушек и смертью.
Скоро по ту сторону границы на небольвюй скалистой площадке собралась вся наша партия. Снизу, размахивая фуражками, потрясая сжатыми кулаками и что-то крича, к нам бежали трое испанцев с карабинами.
— Пограничники,— с нескрываемым удовольствием произнес провожатый.— Они всегда здесь встречают.
— У1уа 1оз 8оШаоо8 с!е 1а ЦЪег&д! 1 — кричали они на ходу. Наш провожатый, взволнованный их возгласами, захваченный величием мгновенья, стиснув кулак — знак международного приветствия и солидарности,— запел «Интернационал», все мы, как один, каждый га* своем родном языке пели вместе с ним. Испанские пограничники тоже пели, не переставая проворно и ловко подниматься по крутому склону.
— У1уа 1о8 т1егпасюпа1е8! 2 — кричал один из них, подняв над головой винтовку.— Мо разагап! Уешегетоз!3
Мы встретились и обнялись, как братья. Испанцы угощали нас белым хлебом, сушеным инжиром, солеными маслинами и крепким красным вином из маленьких мехов, болтавшихся у них за плечами.
Когда вино было выпито, стали спускаться в долину. Навстречу бежали сочные луга в зарослях цветущей глицинии — белые, розовые и красные сугробы на зеленом бархате травы. Нелюдимая стена Пиренеев все больше отдалялась, и, когда мы оглядывались назад, было трудно поверить, что мы ее преодолели. Уже миновали линию облаков и с каждым шагом были ближе к теплой, цветущей, обагренной кровью испанской земле. С горных вершин и ледников вместе с нами в долину спускался стремительный поток. Слившись на своем пути с другими ручьями, он врывался в долину бурной рекой, теснимый гранитными глыбами и цветущими олеандрами. На лугу паслись пестрые коровы, белые козы и овцы. Навстречу бежали пастухи с криками:
— Да здравствует республика! Смерть фашистам!
Мы ступили на изъезженный повозками, истоптанный мулами проселок. Крестьянин, ехавший верхом, кричал нам:
Мы шли и в каждом встречном взгляде читали любовь и приветливость, и это наполняло сердца силой и отвагой. Даже те, кто был изнурен дорогой, теперь шагали бодро, с гордо поднятой головой, словно желая искупить свою недавнюю слабость и малодушие.
— Просто не верится, что мы в Испании,— сказал Пендрик и добавил: — Ох, и тяжко мне было в горах!
1 Да здравствуют солдаты свободы! (исп.)
2 Да здравствуют интернационалисты! (исп,)
3 Они не пройдут! Мы победим! (исп.)
4 Добрый день, братья! До встречи в день победы! (исп.)
— Мне тоже,— сказал я, чтобы утешить его.— Да что теперь об этом? Теперь это все позади. Но там будет еще тяжелее.
Пендрик вздохнул и ничего не ответил. Показалась горная деревенька. На площади собрался народ, в основном женщины, старики и дети. Нас тотчас окружили, говорили по-испански, по-каталонски, но мы мало что могли разобрать из всего этого. Было ясно одно: нас встречают как друзей — с радостью и надеждой. С краткой, богатой жестами речью к нам обратился староста деревни. Потом нас пригласили позавтракать в разукрашенный флагами дом. На длинных столах дымились миски с бараниной, в глиняных кувшинах стояло вино, а рядом еще не успевшие остыть караваи пшеничного хлеба. Народ хлынул за нами. Но никто, креме нас, за стол не сел. Все толпились вдоль стен и любовно наблюдали, как мы утоляем голод. Я посадил на колени худенького мальчугана. Он сиял от счастья. Предложил ему белого хлеба и кусок баранины, но он, глотая слюнки, ответил:
Было видно, что мальчуган голоден, и все-таки он отказался. Стоявшая рядом бледная женщина в черном объяснила мне, что это все приготовлено только для нас, потому что мы идем на фронт. Провожатый помог нам объясниться, и я узнал, что мальчик был ее сыном, а муж и двое старших сыновей ушли добровольцами на фронт. Я был растроган и крепко пожал ее твердую шероховатую руку. Женщина расплакалась. Вытирая слезы уголком черной косынки, она сказала:
— Сейчас всем в Испании тяжело. Победим, заживем по-другому. Спасибо, что пришли на помощь.
У меня как-то сразу пропал аппетит. Староста деревни объявил, что этот завтрак нам устроили семьи фронтовиков. Поднялся Жан Сурум, от нашего имени поблагодарил за радушную встречу и дал обещание до последней капли крови сражаться за свободу Испании плечом к плечу с ее героическим народом.
Весь зал оживился, послышались тяжкие женские вздохи, и только теперь на многих лицах я заметил горестный отпечаток ЕОЙНЫ. Эта деревенька лежала вдали от фронтовых окопов, от грохота пушек и града бомб, но тень смерти уже витала над нею,
1 Нет, сиььор, спасибо! Я не хочу (исп.).
Глава 3
МАДРИД
Мы ехали в Мадрид. Под вечер эшелон остановился на запасных путях возле маленькой, спрятавшейся под высокими эвкалиптами станции. Было душно. Солдаты, одетые в форму интербригад — стальные каски поверх беретов,— изнывали от жары. В тени эвкалиптов прятались крестьяне со своими осликами. Из плетеных корзин, висевших на спинах животных, выглядывали дыни, арбузы. Словно черные стволы пулеметов, торчали горлышки винных бутылей, закупоренные длинными пробками. Крестьяне были в заношенных штанах из бумазеи, в темных блузах, в соломенных или фетровых шляпах. Их лица, руки были желто-серы, как выжженная солнцем степь, и такие же морщинистые, как кисеты, которые они то и дело протягивали солдатам, предлагая скрутить цигарку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128