По уступам разросся кустарник, в нем петляла узкая грязная тропа. Как только подтянулись последние, мы пошли по ней вверх.
Пендрик поскользнулся, но я успел схватить и удержать его. Он что-то прокричал, но поток ревел с такой силой, что невозможно было ничего разобрать. Пендрик сплюнул и пошел дальше.
Через час проводник остановился и махнул, чтобы мы сели.
Старосты групп проверили людей. К нам подошел Сурум.
— Ну как? — спросил он.
— Ничего,— отозвался я. Пендрик был сумрачен.
— Дело дрянь,— сказал он.— Мои тапки промокли. Тропинка все равно что каток. Если и дальше так пойдет, нам крышка.
— Дальше будет легче,— успокоил его Сурум.— Здесь ущелье, кусты, потому и сырость.
— Ты не ной раньше времени,— сказал я Пендрику.— То ли еще будет на фронте.
Пендрик не ответил. Уставившись в бурлящий поток, он сидел и помалкивал.
Снизу по цепочке передали, что все в порядке, и мы снова тронулись в путь. Кусты расступились, тропка вильнула в сторону от ручья и, змеясь, поползла в горы. При каждом неосторожном шаге сверху сыпались камешки. Здесь было суше, веревочные подошвы почти не скользили, идти стало легче. Грозный рев потока постепенно затихал вдали, мы шли навстречу тишине и ночи. Ясный диск луны освещал тропинку, по которой растянулся наш призрачный караван. Теперь он был виден из конца в конец — заросли кончились. Замыкающие шествие казались муравьями на мшистом зеленом ковре.
Тропа нас уводила все дальше от лунного света, в тень высокой горы. Люди молча карабкались по крутому склону, сплошь усыпанному камнями. Кто-то задел камень, и он с грохотом и треском покатился вниз. Оттуда донесся испуганный крик. Проводник остановился и по цепочке передал команду форсировать крутой склон по группам. Он забил в скалу крюк, привязал веревку и кинул ее нам. Скоро мы уже стояли на залитом лунным светом уступе. Ожидая остальных, присели отдохнуть. Рядом
со мной на влажный гранит, учащенно дыша, опустился Жан Сурум. Полюбовавшись лунным пейзажем, он произнес:
— Какая красота! Какой покой!
— Где-то внизу бьют часы,— сказал я. Он прислушался.
— Да, наверное, пастухам,— и, помолчав, добавил: — Красота!
Опять сверху сорвался камень, но теперь он был не страшен: почти все достигли уступа. После небольшого отдыха мы продолжали путь в прежнем порядке.
Теперь тропа шла по гребню горы. Я оглянулся, пытаясь отыскать в долине дом, где мы ночевали, но так и не нашел, видно, он остался далеко позади. И шум потока сюда не доносился. Только где-то внизу нежно позвякивали звоночки.
Узкий гребень оборвался у огромной остроконечной скалы. Словно древняя, полуразрушенная башня рыцарского замка, она упиралась в ясное небо. И чем ближе мы подходили к ней, тем круче становились^ скаты. Стоило глянуть вниз, как начинала кружиться голова.
— Никто не отстал? — спросил по цепочке проводник, и с другого конца ответили:
— Все в строю...
У скалы в густой тени собрались все шестьдесят человек. В долине раздались выстрелы. В ночной тишине они прозвучали оглушительно резко. Эхо летело из ущелья в ущелье.
— Отдохнем немного, переждем,— сказал проводник.
Пока мы молча рассаживались, проводник подошел к скале.
— Здесь вбиты в камень стальные крюки. По ним нужно подняться до небольшой площадки. Оттуда вниз ведет камин. В стенке камина тоже крюки. Еще привяжем веревку. У кого сильные руки, может спускаться на веревке. Но только осторожно. Среди вас есть альпинисты?
Поднялось несколько человек.
— Вы мне поможете растолковать, что и как нужно делать,— продолжал проводник.— Камин заканчивается крутым каменистым скатом. Приземляться на него нужно медленно, лучше всего сидя. Потом привстать и осторожно, стараясь не столкнуть камни, спуститься вниз, чтобы освободить место следующему.
— А что это за камин? — спросил меня Август Саука.
— Понятия не имею,— ответил я.— Сейчас узнаем.
Первыми поднялись на скалу проводник и двое альпинистов-латиноамериканцев. В узкую щель они опустили веревку, закрепили ее и дали знак начинать подъем. По стальным крюкам вскарабкался Жан Сурум, за ним остальные. В стенах щели — камина — торчали ранее вбитые крюки, но мы предпочли спуститься по веревке. Проводник с помощью альпинистов объяснил нам, как это лучше сделать, и вскоре Жан Сурум был уже внизу. Он остался стоять там, чтобы помочь приземляться остальным.
Кое-кого пришлось спускать, обвязав веревкой. Все это требовало времени. Когда мы через несколько часов снова тронулись в путь, все стучали зубами от холода. После отдыха шли быстрее, тем более что тропинка вилась по ровной долине. Под ногами в холодной росе шелестела густая, сочная трава. Звон колокольчиков был теперь совсем близок, и скоро в прозрачной темноте показались силуэты коров и овец. Из лесочка вышел пастух и поздоровался с нашим проводником.
— Ничего подозрительного? — спросил проводник.
— Недавно стреляли,— ответил пастух.— Наверное, пограничники.
— У реки никого?
— Никого. Только вот плохо — вода поднялась. Сегодня был ливень с грозой.
— Там тоже лило,— сказал провожатый.— Так что, переправимся?
— Пожалуй,— неуверенно протянул пастух.— Если бы днем, тогда навряд ли, но сейчас в горах морозит, снега не тают, течение убавилось.
— Ладно,— сказал проводник и опять зашагал своим легким, проворным шагом. Старик пастух шел рядом с ним. Помолчав немного, он заметил, ни к кому не обращаясь:
— Днем-то брод кипел, что твой котел. Такие камешки ворочал — не дай бог!.,
— Пускай себе ворочает,— произнес проводник.— Отличные ребята, перейдут.
— Перейдут,— согласился пастух.
В лесу одному американцу вдруг сделалось плохо. Он отказался идти дальше, лег на мшистый покров и тихо стонал. Проводник дал ему глоток коньяку, но
это не помогло. Я проверил пульс. Он был совсем слабый.
— Он все жаловался, что его тошнит и болит голова. В камине сорвался, получил сотрясение,— объяснил староста группы.
— Горная болезнь,— проговорил пастух.— Оставьте его у меня. Все равно ему не дойти. Пускай отдохнет, окрепнет. Придет со следующей партией.
— Завтра или послезавтра,— добавил провожатый.
— Я за ним присмотрю, не беспокойтесь, идите,— уговаривал пастух.— Уже светать скоро начнет.
Больной лежал во мху, не шевелясь.
— Хороший парень, но слабоват,— сказал его друг.— Бухгалтер из Нью-Йорка. Мы его в камине обвязали веревкой, но он все же умудрился упасть.
— Пускай остается,— решил проводник и, обращаясь к пастуху, добавил: — Ты, старик, позаботься о нем. Если не поправится, отведу обратно. Не первый раз таких видим...
Мы простились с пастухом и стали углубляться в лесок.
— А знаешь,— прошептал Август Саука,— я тоже скверно себя чувствую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Пендрик поскользнулся, но я успел схватить и удержать его. Он что-то прокричал, но поток ревел с такой силой, что невозможно было ничего разобрать. Пендрик сплюнул и пошел дальше.
Через час проводник остановился и махнул, чтобы мы сели.
Старосты групп проверили людей. К нам подошел Сурум.
— Ну как? — спросил он.
— Ничего,— отозвался я. Пендрик был сумрачен.
— Дело дрянь,— сказал он.— Мои тапки промокли. Тропинка все равно что каток. Если и дальше так пойдет, нам крышка.
— Дальше будет легче,— успокоил его Сурум.— Здесь ущелье, кусты, потому и сырость.
— Ты не ной раньше времени,— сказал я Пендрику.— То ли еще будет на фронте.
Пендрик не ответил. Уставившись в бурлящий поток, он сидел и помалкивал.
Снизу по цепочке передали, что все в порядке, и мы снова тронулись в путь. Кусты расступились, тропка вильнула в сторону от ручья и, змеясь, поползла в горы. При каждом неосторожном шаге сверху сыпались камешки. Здесь было суше, веревочные подошвы почти не скользили, идти стало легче. Грозный рев потока постепенно затихал вдали, мы шли навстречу тишине и ночи. Ясный диск луны освещал тропинку, по которой растянулся наш призрачный караван. Теперь он был виден из конца в конец — заросли кончились. Замыкающие шествие казались муравьями на мшистом зеленом ковре.
Тропа нас уводила все дальше от лунного света, в тень высокой горы. Люди молча карабкались по крутому склону, сплошь усыпанному камнями. Кто-то задел камень, и он с грохотом и треском покатился вниз. Оттуда донесся испуганный крик. Проводник остановился и по цепочке передал команду форсировать крутой склон по группам. Он забил в скалу крюк, привязал веревку и кинул ее нам. Скоро мы уже стояли на залитом лунным светом уступе. Ожидая остальных, присели отдохнуть. Рядом
со мной на влажный гранит, учащенно дыша, опустился Жан Сурум. Полюбовавшись лунным пейзажем, он произнес:
— Какая красота! Какой покой!
— Где-то внизу бьют часы,— сказал я. Он прислушался.
— Да, наверное, пастухам,— и, помолчав, добавил: — Красота!
Опять сверху сорвался камень, но теперь он был не страшен: почти все достигли уступа. После небольшого отдыха мы продолжали путь в прежнем порядке.
Теперь тропа шла по гребню горы. Я оглянулся, пытаясь отыскать в долине дом, где мы ночевали, но так и не нашел, видно, он остался далеко позади. И шум потока сюда не доносился. Только где-то внизу нежно позвякивали звоночки.
Узкий гребень оборвался у огромной остроконечной скалы. Словно древняя, полуразрушенная башня рыцарского замка, она упиралась в ясное небо. И чем ближе мы подходили к ней, тем круче становились^ скаты. Стоило глянуть вниз, как начинала кружиться голова.
— Никто не отстал? — спросил по цепочке проводник, и с другого конца ответили:
— Все в строю...
У скалы в густой тени собрались все шестьдесят человек. В долине раздались выстрелы. В ночной тишине они прозвучали оглушительно резко. Эхо летело из ущелья в ущелье.
— Отдохнем немного, переждем,— сказал проводник.
Пока мы молча рассаживались, проводник подошел к скале.
— Здесь вбиты в камень стальные крюки. По ним нужно подняться до небольшой площадки. Оттуда вниз ведет камин. В стенке камина тоже крюки. Еще привяжем веревку. У кого сильные руки, может спускаться на веревке. Но только осторожно. Среди вас есть альпинисты?
Поднялось несколько человек.
— Вы мне поможете растолковать, что и как нужно делать,— продолжал проводник.— Камин заканчивается крутым каменистым скатом. Приземляться на него нужно медленно, лучше всего сидя. Потом привстать и осторожно, стараясь не столкнуть камни, спуститься вниз, чтобы освободить место следующему.
— А что это за камин? — спросил меня Август Саука.
— Понятия не имею,— ответил я.— Сейчас узнаем.
Первыми поднялись на скалу проводник и двое альпинистов-латиноамериканцев. В узкую щель они опустили веревку, закрепили ее и дали знак начинать подъем. По стальным крюкам вскарабкался Жан Сурум, за ним остальные. В стенах щели — камина — торчали ранее вбитые крюки, но мы предпочли спуститься по веревке. Проводник с помощью альпинистов объяснил нам, как это лучше сделать, и вскоре Жан Сурум был уже внизу. Он остался стоять там, чтобы помочь приземляться остальным.
Кое-кого пришлось спускать, обвязав веревкой. Все это требовало времени. Когда мы через несколько часов снова тронулись в путь, все стучали зубами от холода. После отдыха шли быстрее, тем более что тропинка вилась по ровной долине. Под ногами в холодной росе шелестела густая, сочная трава. Звон колокольчиков был теперь совсем близок, и скоро в прозрачной темноте показались силуэты коров и овец. Из лесочка вышел пастух и поздоровался с нашим проводником.
— Ничего подозрительного? — спросил проводник.
— Недавно стреляли,— ответил пастух.— Наверное, пограничники.
— У реки никого?
— Никого. Только вот плохо — вода поднялась. Сегодня был ливень с грозой.
— Там тоже лило,— сказал провожатый.— Так что, переправимся?
— Пожалуй,— неуверенно протянул пастух.— Если бы днем, тогда навряд ли, но сейчас в горах морозит, снега не тают, течение убавилось.
— Ладно,— сказал проводник и опять зашагал своим легким, проворным шагом. Старик пастух шел рядом с ним. Помолчав немного, он заметил, ни к кому не обращаясь:
— Днем-то брод кипел, что твой котел. Такие камешки ворочал — не дай бог!.,
— Пускай себе ворочает,— произнес проводник.— Отличные ребята, перейдут.
— Перейдут,— согласился пастух.
В лесу одному американцу вдруг сделалось плохо. Он отказался идти дальше, лег на мшистый покров и тихо стонал. Проводник дал ему глоток коньяку, но
это не помогло. Я проверил пульс. Он был совсем слабый.
— Он все жаловался, что его тошнит и болит голова. В камине сорвался, получил сотрясение,— объяснил староста группы.
— Горная болезнь,— проговорил пастух.— Оставьте его у меня. Все равно ему не дойти. Пускай отдохнет, окрепнет. Придет со следующей партией.
— Завтра или послезавтра,— добавил провожатый.
— Я за ним присмотрю, не беспокойтесь, идите,— уговаривал пастух.— Уже светать скоро начнет.
Больной лежал во мху, не шевелясь.
— Хороший парень, но слабоват,— сказал его друг.— Бухгалтер из Нью-Йорка. Мы его в камине обвязали веревкой, но он все же умудрился упасть.
— Пускай остается,— решил проводник и, обращаясь к пастуху, добавил: — Ты, старик, позаботься о нем. Если не поправится, отведу обратно. Не первый раз таких видим...
Мы простились с пастухом и стали углубляться в лесок.
— А знаешь,— прошептал Август Саука,— я тоже скверно себя чувствую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128