— Поможем Испании!
— Да, и поможем Испании! Нас предупредили, что у республики нет иного оружия, кроме старых винтовок и пулеметов. Но даже ддя них не хватает патронов. Давайте решим, что нам делать. Идти ли снова на фронт?
— На фронт! — ответил зал.— Все, как один, на фронт!
— Нет, товарищи, всем на фронт нельзя,— возразил Попов.— Среди нас немало больных и раненых, их надо вывезти в пограничные госпитали. Наш медицинский персонал поедет с ними, а если надо, эвакуирует их дальше. Если других предложений нет, давайте голосовать, товарищи. Кто за то, чтобы взять оружие и снова идти на фронт помочь нашим братьям испанцам в борьбе против фашизма? Прошу поднять руки!
Зал всколыхнулся. Кверху поднялся лес рук.
— Так! — сказал Попов.— Кто против? Против не было ни одного.
—- Хорошо,— сказал Попов.— Прошу всех вернуться в свои казармы. Штаб интернациональной бригады распределит всех по отрядам и назначит командиров. Будьте готовы к отъезду!
В зале запели гимн республики, потом «Интернационал». Когда смолкли последние звуки, народ хлынул из театра. Четким строем, чеканя шаг, мы прошли по улицам Палафружеля, распевая песни. Адам Огринь со своими ребятами затянул свой фронтовой гимн:
Революционеры, антитанкисты, Мы для свободы жизни не щадим. Вот мы стоим, пускай идут фашисты. Ребята, залп! Над танком взвился дым...
Мы с Хаимом Берманом шагали позади батареи.
— Скажите, медико, что мне делать? — в отчаянии спрашивал Хаим.— Я не намерен слушаться комиссара.
— Ты что! Это необходимо! Больных и раненых нельзя оставить без присмотра!
— У нас десятки врачей, санитаров, пускай они едут!
— Они и так поедут,— сказал я.
— Вы тоже?
— Я? Я попал в медики по недоразумению. Я все время был на фронте. Даже ранили меня в разведке,— похвалился я.— Какой я медико!
— Но ведь и на фронте нужны санитары,— не унимался Хаим.
— Конечно,— сказал я.— Наверное, о нас позаботятся испанцы. У интербригад нет теперь ни санитарных машин, ни медикаментов. Потому-то вас и посылают в тыл.— Когда Хаим немного успокоился, я попросил, чтобы во время странствий по госпиталям он помог мне разыскать Роситу Альварес. Вернувшись в лагерь, я настрочил Росите письмо, в котором сообщал, что недавно был у ее родителей, что мать с отцом чувствуют себя хорошо, шлют ей приветы. О себе добавил, что нахожусь в Каталонии, снова собираюсь на фронт, ее не забыл и надеюсь когда-нибудь встретить.
Берман обещал мне сделать все возможное, чтобы передать моей милой, как он выразился, письмецо вместе с сотней тысяч приветов.
— Достаточно будет и тысячи! — отшутился я.
— Нет, медико. Когда любишь, нужно отдать все без остатка. Даже если у самого ничего не останется.
— Хаим, мы с нею друзья, не больше,— сказал я.— А ищу эту девушку потому, что обещал ее родителям.
— Не оправдывайтесь, медико. Будь вы просто друзьями, вас бы это так не волновало. Меня-то вам стесняться нечего.
— Ну ладно, пускай будет так.
— Вот увидате, я обязательно разыщу ее! — пообещал Хаим, а я-то знал, что он не любит бросать слов на ветер.
Пока наши командиры совещались, мы готовились в поход. Ребята примеряли обмундирование. Август Саука, по своему обыкновению, долго вертелся перед зеркалом. Ян Церинь драил в углу сапоги, а Дик подгонял Пендрику шинель.
— Вот эта на тебе — о'кей! — воскликнул он, разглаживая мятое плечо.— Повару сойдет.
— Нет уж! — злился Пендрик.— Мне эта стряпня осточертела! Вы как хотите, а я пойду воевать. Довольно!
— Малыш, он рехнулся! Наверное, объелся! — повернувшись ко мне, сказал Дик.— Он вздумал бросить нашу кухню на произвол судьбы. Объясни ему, пожалуйста, как мы поступаем с дезертирами.
— Он прав! — поддержал я Пендрика.— И с меня тылов довольно. Теперь ты постой у плиты!
— Малыш, у меня нет таланта! — возразил Дик.— Всю жизнь прожил холостяком, разве что треску сумею в масле зажарить.
Пендрик долго прихорашивался перед зеркалом. Шинель сидела на нем хорошо, и он остался доволен.
— Еще бы только винтовочку — и порядок, правда, Дик?
— Если не дадут пушек, пойду в пулеметчики,— сказал Дик.— Обожаю крупные калибры. Ох, как прочешу этих гадов! Век будут помнить!
Вернулись командиры. Борис Эндруп объявил, что наш дивизион из-за отсутствия орудий переформирован ь стрелковый батальон, а польская, чехословацкая и болгарская батареи, соответственно, в стрелковые роты. Командиром батальона назначен он, Борис Эндруп, а комиссаром — Попов. Командовать болгарской ротой поручено Миколе Савичу.
— Но где оружие, где? — спрашивал Савич. Борис только руками развел.
— Пока ничего неизвестно. В Палафружеле оружия нет. Надо идти в Барселону.
— А если в дороге понадобится? — сказал Савич.
— Не понадобится,— успокоил его комиссар.— Барселона пока держится. Там и получим.
— А вдруг?..— настаивал Савич.
— Не беспокойся, поезд будут охранять.
— Ладно,— согласился Савич.— На вашу ответственность. Ехать на фронт без оружия —- сумасшествие.
— Другого выхода нет,— заключил Борис и повернулся к Дику: — Дик, согласен быть моим связным?
— С большим удовольствием! — отозвался Дик, вставая по стойке «смирно».
Борис усмехнулся.
— Удовольствия мало, Дик. Телефонной связи не будет. Придется бегать под носом у противника.
— Это по мне, товарищ командир. Можете на меня положиться.
— В таком случае решено.
— Так точно, товарищ командир! Решено!
— Но ведь ты собирался стать пулеметчиком,— напомнил Пендрик Дику.
— Мало ли что собирался,— проворчал сердито Дик.— Слово командира для меня закон.
Мы уже собрались на вокзал, как вдруг откуда ни возьмись — Христо Добрин и Кароль Гечун. Их перебросили из Валенсии на обычном самолете. Все были страшно рады, особенно Микола Савич.
— Вы, ребята, в самый раз прибыли! — обнимая обоих сразу, говорил Савич.— А я тут ломаю голову, кого назначить командирами взводов. Теперь все в порядке. Первым взводом будет командовать Анатол Скулте, вторым — Христо Добрин, а третьим — Кароль Гечун. Придется поменять специальность, ничего не поделаешь,— добавил он.— Раздобудем пушки, опять начнем палить.
— А что, есть надежда? — спросил я.
— Надежда всегда есть. Кое-какие орудия можно хоть сейчас достать, да нет снарядов — вот в чем беда.
Мы тут же приняли командование взводами и вывели своих солдат на смотр. Савич прошелся вдоль строя и доложил командиру батальона, что рота готова к отправке на фронт. Вышли в сумерках. Во главе колонны шагали Эндруп и Попов. За ними польская рота, потом чехи и, наконец, наша, болгарская рота. На вокзале уже собралось несколько вновь созданных частей. Во главе одного отряда я увидел Адама Огриня, но поговорить не удалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128