— Искромсали бы на куски. Эти мавры настоящие изуверы.
— Но почему они так преданы фашистам?
— Им вбили в голову, что за это их ждет вечное блаженство.
— Пожалуй, они получили то, что хотели.
— Да, они все ушли в мир иной! — глянув на небо, усмехнулся Борис и стал подниматься.— Ребята, пошли!
Мы карабкались все выше и выше.
— Не на той ли вон вершине наблюдательный пункт? — спросил я.
— До него еще далеко,— отозвался Борис. Достигнув первой высоты, мы остановились. Здесь
дул прохладный, свежий ветерок. Теперь я в самом деле ощутил усталость.
— Посидим немного? — предложил я Борису, но он отказался.
— Стоит мне сесть, потом трудно подняться. Я уж лучше постою.
Остальные опустили свои ноши и присели на сухую, раскаленную, как лежанка, землю.
— И посидеть-то как следует негде,— сокрушался один из связистов, вынимая колючки из своих альпарат.— Земля да камни — парит как в бане.
— Ничего, скоро опять зачастят дожди,— сказал второй,— тогда, как губка, вберешь в себя влаги на целый год.
— И грязи,— добавил третий.
Повар пустил по кругу кувшин вина, разбавленного водой.
— Хороший напиток,— сказал я.
— Чистое вино лучше,— заметил повар.— Товарищ медико, почему запрещаете пить неразбавленное вино или чистую воду?
— Начнете пить вино, вас ненадолго хватит в такую жару, а от воды мигом схлопочете понос.
— Понос бывает от грязной воды.
— Разве могу я уследить, какую воду вы пьете?
— Вы что сюда приехали — пить вино или воевать? — вмешался Борис.
— Воевать, товарищ командир,— отозвался повар.
— Тогда отставить эти разговоры. Противно слушать.
Борис был в дурном настроении, и я его вполне понимал. Пока мы чесали языки, его трясла лихорадка, донимал ишиас. Человек с железным терпением и тот бы на стену лез. Потому я поспешил переменить разговор.
— Ребята, давайте споем. Здесь можно петь?
— Разве испанцы могут жить без песен? По вечерам, когда утихают бои, тут все горы поют,— сказал Борис.
Один из связистов затянул гимн интернациональной бригады:
Остальные подхватили:
Вдали над горами появилась серая точка чуть побольше стрекозы. Она быстро росла, приближалась, стала похожей на парящего орла, а вскоре на фоне голубого неба уже отчетливо рисовался фашистский самолет-разведчик. Мы поспешили спрятаться. Самолет покружил над долиной, потом повернул к высотам, где проходил передний край обороны республиканцев.
— Фотографирует,—'сказал Борис.— Значит, что-то затевается.
— Да, заварят кашу,— вставил повар.
Из наших окопов открыли огонь из пулеметов. Самолет быстро набрал высоту и скрылся за горами.
Все мы пришли из далекой земли,
Не ненависть в сердце — любовь горит!
Здесь мы отчизну вновь обрели,
Наша отчизна сегодня — Мадрид... (нем.)
367
Мы стали спускаться в долину. Теперь нам хорошо был виден лысый, каменный затылок Сьерра-де-Польо.
— Там наверху у них наблюдательный пункт и пулеметы. Попробуем их убрать.
Сьерра-де-Польо встретила нас дальним огнем пулеметов. Мы перешли на противоположную сторону долины и продолжали путь по тропе, петлявшей в гуще кустарника: там было безопасней.
— Далеко еще? — спросил я.
— Порядочно,— ответил Борис.
Тропа снова карабкалась вверх. Начинался крутой подъем. Борис изо всех сил старался не показывать виду, что идет на последнем дыхании. Когда он перешагивал через каменную глыбу, его, видно, кольнул ишиас, и Борис упал как подкошенный. Я поднял его, посадил на камень.
— Передохнем, куда торопиться...
— Потом будет хуже,— ответил он и снова пошел вперед. С его виска тонкой струйкой стекала кровь.
— Ты расшиб голову. Он вытер ладонью кровь.
— Пустяки, заживет.
Из гущи кустарника ударила пулеметная очередь, с противоположной стороны отвечали. Борис остановился, приставил к глазам бинокль, навел его на Сьерра-де-Польо.
— Вот они где! Посмотри.
Я взял бинокль, взобрался на камень.
— Да, действуют в открытую...
— Тем хуже для них,— сказал Борис, и мы продолжали путь.
Перед нами громоздился крутой склон. Мы взбирались по нему все выше и выше, пока не очутились перед каменной лачугой, крытой ветвями кустарника. Навстречу нам вышел невысокий, широкоплечий, смуглый испанец с франтоватыми усиками. Борис познакомил нас. Это был капитан Марко.
— Ой, ой, медико! — воскликнул он, приветливо улыбаясь и радостно хлопая меня по плечу.— Товарищ Эндруп столько мне о вас рассказывал!
— А мне о вас,— сказал я.— Пришел лечить ваш батальон.
— Мои ребята пышут здоровьем и бегают по скалам, как ящерицы,— ответил Марко.— Правда, один заболел.
— Мы его быстро поставим на ноги.
Из каменной лачуги вылез стройный парень в гимнастерке цвета хаки с комиссарскими нашивками на груди и на фуражке.
— Мой комиссар Хозе,— представил его Марко.— Мы оба из Малаги. И батальон набирали вместе. Я коммунист, Хозе — анархист.
Хозе раскрыл кисет.
— Хорош табак, попробуйте.
— Фашисты поставляют? — спросил я с улыбкой.
— Фашисты,— просто ответил Хозе.— Наши ребята у них выменивают.
— У меня есть кое-что получше,— сказал Борис, доставая из кармана непочатую пачку американских сигарет. Он передал ее капитану Марко.— Это для вас.
Марко взял красивую пачку, подкинул ее и радостно воскликнул:
— Чудесно! Это будет премией ребятам за отличную разведку. Сегодня мы собираемся снять фашистский пулемет на Сьерра-де-Польо.
— Мы попробуем это сделать с помощью пушек,— сказал Борис.
— В таком случае мы проверим, удалось ли вам это.
— Командир дивизии приказал достать «языка»,— пояснил комиссар.
— Захватите в плен мятежников, которые приносят вам табак,— вмешался я.
Хозе лукаво улыбнулся, сверкнув жемчужным рядом зубов.
— Этих не стоит трогать. Хорошие ребята.
— Наши друзья? — спросил я.
— Трудно сказать. Один из них — наверняка.
И Хозе рассказал нам то, что я уже слышал от Па-ко,— о сержанте из Саламеи и его родном брате из Фу-энте, который сражается на стороне мятежников.
Я видел, что Борису эта история пришлась не по душе. Он недовольно фыркнул и покачал головой.
— Как бы эти менялы вместе со сгущенным молоком и нас не променяли!
Хозе поднес к губам палец и прошептал:
— Но, хомбре! Тумба!2
1 Очень хорошо! (исп.)
2 Нет, парень! Могила! (исп.)
Этим он хотел сказать, что его ребята не подведут. Мы покинули штаб батальона и отправились дальше.
— Они могут разболтать фашистам, что здесь наблюдательный пункт,— злится Борис.
— Странная война,— сказал я.
— И все это с ведома самого комиссара!
— Что с него взять — анархист...— сказал я.
Наш наблюдательный пункт был расположен на узкой каменной площадке в расселине двух огромных скал. Эту каменную толщу невозможно было пробить никакими снарядами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128