Я вспомнил пленного итальянца.
— Что с нашим пленным? Расстреляли? Савич усмехнулся.
— Зачем расстреливать? Переправили дальше. Он много знает, к тому же говорлив. Но до чего самоуверенный тип! В первый раз такого вижу. Однако он прав. Каталонию нам не удержать.
— Думаешь?
— Не будем обольщаться. Барселона сдана, оружия нет, да, откровенно говоря, армии больше нет. Теперь одна надежда — Центр. Но смогут ли они устоять?
— А ты как полагаешь?
— Зачем гадать? Время покажет. Сколько раз Мадрид уже был в безвыходном положении. И все-таки выстоял.
С горной тропы с шумом покатились в пропасть камешки. Подходили остальные роты батальона. Из темноты появились Эндруп и Максимов.
— Все в порядке? — спросил Борис, и Микола Савич ответил:
— Так точно, товарищ командир.
— Хорошо,— сказал Борис.— Я пойду с вами. А ты,— он повернулся к начальнику штаба,— поведешь поляков и чехов. Если нам придется разделиться... тоже.
Савич подал сигнал, рота двинулась дальше. Вел нас Христо Добрин, он и ночью отлично владел компасом и картой. Мы шагали без остановки много часов подряд, то карабкаясь вверх, то спускаясь вниз, и все на север, на север... Испанская часть, обогнавшая нас, затерялась где-то в темноте. Нам казалось, что мы одни, совершенно одни в безмолвных и студеных горах. На самом деле это было не так. По всей Каталонии к северу от Барселоны двигались остатки разбитой армии республиканцев, спеша под прикрытием темноты вырваться из вражеских тисков, чтобы на рассвете на новых позициях продолжать неравную борьбу за каждую высоту, за каждую пядь земли.
Битва была уже проиграна, но она еще продолжалась. Мы находились пока на своей земле и в то же время в глубоком тылу врага. Горы и голые скалы еще оставались за нами, а плодородные долины, селенья и дороги уже перешли к врагу. И он продолжал неудержимо рваться вперед, нисколько не опасаясь измотанных, разрозненных частей республиканцев, плутавших по его тылам. Казалось, враг умышленно не обращает на нас внимания, стараясь еще больше подорвать наш моральный дух, боеспособность. Что может быть обиднее — противник перестает обращать на тебя внимание?
Ночью батальон форсировал несколько речек. Насквозь промокнув в ледяной воде, дрожа от холода, мы снова поднимались в горы, чтобы снова спуститься в долину. До рассвета на дороге встретили республиканскую автоколонну. Она везла продовольствие, боеприпасы, а куда — шоферы сами толком не знали. Мы запаслись патронами, питанием.
— Как же нам быть? — ломал голову начальник колонны.— Местные жители говорят, тут ночью прошли фашистские танки. Значит, они обошли нас, и назад мы не сможем вернуться.
— Мы потеряли свою бригаду,— рассказывал шофер.— Вчера она вела бои южнее Гранольерса. А наша база была в самом городке. Потом приказали отступить. Что теперь делать? Мы долго шарили по карте, стараясь найти безопасную дорогу. И нашли, правда, окольную, дальнюю, но лучшей не было, и мы советовали ехать по ней.
— Может, наши закрепятся на реке Тордера? — гадал начальник автоколонны.
— Возможно,— согласился Борис.— В приказе сказано, что следующая линия обороны — по Тордера. Наверное, так и есть.
Машины развернулись и покатили разыскивать окольную дорогу, а мы снова углубились в горы. До реки Тордера было еще целых пятнадцать километров, а мы должны были выйти к ней, пока не стало совсем светло. Почти все время справа от нас тянулась железная дорога Гранольерс — Жерона. Всего сутки назад мы мчались по ней на фронт, а теперь... Теперь на шпалах мелькали какие-то безмолвные тени. Семафоры были погашены, на станциях ни души. Возможно, через час-другой по этим рельсам прогремит фашистский бронепоезд, расчищая путь на север.
Глава 18
ТРАУРНЫЙ МАРШ В ГОРАХ
Реки, горы, долины... Реки, горы, долины...
Днем стреляли, считая последние патроны, а ночью... Ночью по горам отходили к французской границе. Десять раз вставал рассвет и снова опускалась ночь. Десять раз мы занимали позиции, чтобы к вечеру снова оставить их. Моторизованные части противника ежедневно продвигались по меньшей мере на десять километров, и мы, голодные, смертельно усталые, пытались хоть ненадолго приостановить неудержимую лавину. В один из таких неравных боев танки противника отрезали от нас чехов и поляков, которыми командовал Максимов.
Линия обороны по реке Тордера осталась давно позади. На одиннадцатые сутки под вечер мы оказались среди отвесных горных склонов где-то между реками Тер и Флувия. Нас было тридцать человек, почти безоружных и очень голодных. Последний пулемет Август Саука потопил в крестьянском колодце — кончились патроны. Мы питались кедровыми орехами, диким чесноком и речной водой. Длинные ночные переходы по горам становились все труднее. Связь с другими частями давно была прервана, мы действовали в одиночку, словно партизаны: нападали на автоколонны, тыловые объекты, устраивали засады у мостов, на поворотах дорог. Высоты выше километра белели в снегу, мороз пробирал до костей. Бориса опять донимал ишиас, он едва волочил ноги. Дик с Яном Церинем вели его под руки, опасаясь, что он свалится на какой-нибудь крутизне.
Когда мы вышли к берегам Флувии, противник уже форсировал реку. Что было делать? Решили искать переправу у городка Эспоньеля. Там, судя по карте, был мост. Даже если он охраняется, можно будет попробовать силой пробить дорогу. Ни одного брода нам не удалось разыскать, а сама река вся клокотала: в горах таяли снега.
Пока рота отдыхала, мы с Савичем и Добриным спустились в долину, чтобы поближе познакомиться с местностью. В зарослях на берегу Флувии мы встретили крестьянина-каталонца, приехавшего верхом на осле за хворостом.
— Как дела, сеньор? — осторожно начал Савич, но крестьянин усмехнулся.
— Какой я сеньор! Сеньоры наши вот-вот вернутся, и тогда опять все пойдет по-старому.
— Ты откуда, компаньеро? — спросил я.
— Из Эспоньеля.
— Там фашисты? — спросил Добрин.
— А как же! — воскликнул крестьянин.— Саранчой нагрянули, но теперь-то дальше понеслись. А вы чего ждете? Вот окружат и живьем шкуру спустят.
— Мост через реку не взорван? — спросил я.
— Нет, сынок, не взорван.
— Охраняют?
— А ты думал! — воскликнул старик.— В горах республиканцев видимо-невидимо. Таких же, как вы. Они на мост идут, как рыбка на живца.
— А поблизости есть какой-нибудь брод? — спросил Савич.
— Как не быть, имеется,— ответил крестьянин.— Вам надо спуститься к Большим порогам. Только там опасно, течение больно быстрое.
Поблагодарив старика, мы отправились разыскивать Большие пороги, решив, что с боем прорваться через мост нам будет не по силам. Мы шли по горам, на расстоянии от берега. С каждым километром он становился круче, а шум реки сильнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128