— Пожалуй, да.
— Жаль парня. Но могло быть и хуже.
— Конечно.
От поселка тянуло едким дымом. Горело несколько домов. Пламя уже лизало красную черепицу и побеленные трубы. Одна крыша провалилась у нас на глазах, метнув к небу сноп горячих искр. Над грудой развалин и пепелищем угрюмо вздымалась колокольня с позеленевшим колоколом. И вдруг он покачнулся, загудел...
— Ты смотри! — воскликнул Дик.— Звонят!
— Какой-нибудь сумасшедший,— сказал я.
— А может быть, молодчики из пятой колонны,— предположил Добрин.— Подают фашистам сигнал.
— Возможно,— согласился Август.
Но в тот же момент раздался оглушительный грохот, и церковь взлетела на воздух. Башня покачнулась, накренилась и рухнула в серые клубы дыма.
— Боеприпасы. Там были боеприпасы,— почему-то прошептал Август.— Нам нечем стрелять, а тут взрывают...
— Откуда ты знаешь! — выпалил Дик.— Вот дойдем, увидим.
Будто сговорившись, мы сняли с плеч винтовки, щелкнули затворами.
— В цепь! — скомандовал Добрин.
Крайние дома были уже близко. Дым заволакивал кривые улочки.
— Где они могут быть? — гадал Добрин.
— Пошли на площадь! — сказал я.— Наверное, в поселковой управе.
Управа стояла как раз напротив взорванной церкви. Под ногами неприятно скрежетало битое стекло. Дверь была сорвана с петель, я толкнул ее ногой и вошел в коридор.
— Руки вверх! — крикнули по-испански.
Я увидел перед собой дула винтовок и поднял руки. Сначала мне казалось, что это просто недоразумение, что сейчас же все объяснится. Но нет, передо мной стояли вооруженные молодчики из пятой колонны.
— Назад! — успел я крикнуть товарищам, прежде чем меня схватили, свалили и заткнули рот.
— Заткнись, паскуда! — кто-то злобно прошипел над ухом и пнул прикладом в бок.— Мокрого места не останется, если будешь орать!
По мне пробежали чьи-то сапоги. С улицы донеслись выстрелы и взрывы ручных гранат. Двое подхватили меня за локти, словно мешок, вволокли в какую-то комнату, бросили на пол и захлопнули дверь.
Это была камера, обычная камера с решеткой и голыми стенами. У стены на койке, завернувшись в плащ, лежал человек. Лежал он ко мне спиной, потом медленно обернулся и едва слышно произнес:
— Это ты, Анатол?
— Борис!
— Тише! Где остальные?
— Мы пришли за вами.
— Напрасно. Они ночью всех перебили. Наши до последнего держались в церкви, пока ее не взорвали. Фашисты уже здесь?
— Пока нет, Борис. А рота на старом месте.
— Это хорошо,— и он облегченно вздохнул.— Им надо поскорей уходить, а то попадут в окружение.
— Они нас в беде не оставят,— сказал я.— Они постараются выручить нас.
— Напрасно,— прошептал Борис.— Сами попадут в ловушку. Этих бандитов немного, но они хитры.
Я поднялся, подсел к Борису.
— Ты ранен?
— Как видишь.
— Куда?
— В спину. Ноги парализованы. Осколком бомбы...— Он дотронулся рукой до живота.— И здесь, наверное, осколок. Боли ужасные.
Я приподнял подол рубахи. Все тело было в крови, но я постарался его успокоить:
— Ничего страшного. Кажется, слегка задет позвоночник.
— Нет, осколок прошел дальше,— сказал он.— Все нутро грызет. Да теперь уж все равно конец.
— Не вешай головы, еще не все потеряно!
— Разве я когда-нибудь вешал голову?
— И теперь не надо. Где Савич, Попов?
— В соседней камере. Тоже попались... А из штаба бригады почти все погибли. Кое-кто укрылся в церкви.
— Ее взорвали у нас на глазах. А этим мерзавцам от своих же здорово досталось.
— Да, бомбили крепко. Уцелела небольшая горсточка, но она пока держится, ждет фашистов. Интересно, как дела на фронте...
На улице завязалась отчаянная перестрелка. За окном с грохотом упала водосточная труба, и я невольно вздрогнул.
Борис лежал с закрытыми глазами, стиснув зубы, тяжело дыша.
— Борис!
Он не ответил.
— Борис, ты меня слышишь?
Он молчал. На лбу его выступили капельки пота. Только теперь я понял по-настоящему, что жизнь Бориса на волоске. Была бы под рукой санитарная машина, возможно, его удалось бы спасти... Но что происходит на улице? Кто в кого стреляет?
В коридоре раздался грохот. Ручная граната. Дверь камеры обдало осколками. Потом торопливые шаги.
— Анатолио! — крикнул кто-то, и я узнал голос Добрина. Подбежав к двери, я забарабанил в нее кулаками.
— Мы здесь! Откройте! Мы здесь...
Несколько дружных, сильных ударов — и дверь поддалась. Вместе с нею в камеру ввалился Дик.
— Анатолио! — Он бросился ко мне на шею.— Ты жив! Скорей, нам надо бежать!
Он тянул меня к двери. В камеру влетели Добрин и Саука.
— Чего ждешь, Анатол, скорей! Мы заняли поселок. Но времени в обрез. Сюда мчится итальянская моторизованная часть.
— Борис! — крикнул я.
Борис открыл глаза и через силу улыбнулся.
— Он тяжело ранен. Его надо спасти!
Дик выбежал из камеры и скоро вернулся в сопровождении солдат. Они где-то раздобыли носилки.
— Несите его в горы! Только осторожно! Иначе он погибнет! — наказал я.
— Попов... Савич...— прошептал Борис, когда его выносили из камеры.
Тем временем Рубэн отыскал в кармане убитого фашиста связку ключей и отпер все двери. С Поповым и Савичем мы встретились в коридоре. Разговаривать не было времени.
— Скорей, скорей! — торопил Добрин.
Мы вышли на улицу. Поселок все еще горел, но пожар затухал понемногу. На окраине застрочили первые фашистские пулеметы.
Мы покинули поселок, пересекли дорогу и двинулись в горы. Дик со своим отделением нес Бориса. Я пытался их нагнать, но они шли удивительно быстро.
За первым холмом они остановились отдохнуть, в небе загудели самолеты, и они, подняв носилки, скрылись в кустарнике. Я обернулся. Рота растянулась длинной вереницей, но все держались в строю. Отступление прикрывал Кароль Гечун со своими ребятами.
Шли долго и быстро, стараясь подальше забраться в горы. Сопротивляться было бесполезно, кончались патроны. Их стоило приберечь на крайний случай.
Разболелась моя раненая коленка. Наверное, бандиты саданули по ней прикладом или каблуком. К обычной боли я успел привыкнуть, но теперь казалось, туда вогнали гвоздь. Я скакал, спотыкаясь о камни, и припадал на больную ногу. Далеко в горах устроили привал. Дик и его ребята остановились первыми, осторожно поставив на землю носилки с Борисом.
Дик, чем-то взволнованный, бежал нам навстречу.
— Малыш! Малыш! — кричал он.— Малыш!
— В чем дело?
— Борису плохо. Он бредит. Скорей!
Позабыв о своей коленке, я побежал. Вокруг носилок толпились солдаты. Борис был бледен, губы плотно сжаты, большие руки сложены на груди.
— Отойдите,— попросил я.— Оставьте нас одних... вдвоем... Идите, идите...
— За мной! — скомандовал Микола Савич, и все ОТОШЛИ В СТОООНУ — Борис...— прошептал я, но он не отвечал.— Борис...
За горами, там, где лежал покинутый нами поселок, громыхала артиллерия и трещали пулеметы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128