ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Вам пора.
Они смущенно поцеловались с Борисом. И мы с Ги-той, целуясь, вдруг почувствовали смущение.
— А ты будешь писать мне?
— Как только приедем, сразу напишу.
— Идите, а то опоздаете. Когда поезд выйдет из вокзала, посмотрите в окошко. Мы со Сподрой будем стоять у моста и махать вам на прощанье.
— Счастливого пути! — сказала Сподра.
— Не забудь, милый! — напомнила Гита.— В четыре...
— В четыре,— ответил я.— Мы будем ждать тебя. Приезжай поскорей. Приезжай, как только сможешь. До свиданья!
Мы взвалили на спины свои рюкзаки и отправились на вокзал. Гита со Сподрой поспешили к Даугаве.
Глава 15
ЖИЗНЬ МЕНЯЕТ КУРС
В здании вокзала царило необычное оживление. На лестнице, спускавшейся из зала ожидания на перрон, дежурило несколько полицейских. Они внимательно разглядывали пеструю толпу, а толпа разглядывала их. Взад и вперед шныряли подозрительные субъекты, скорее всего шпики охранки. Все говорило о том, что здесь провожают важную персону или ловят важного преступника. Затерявшись в толпе, мы настороженно наблюдали. Надо было решать — идти нам дальше или повернуть обратно. По вокзальным часам до отхода поезда оставалось четверть часа. Нервы были напряжены до предела. Большая стрелка неумолимо двигалась вперед, толпа росла, полицейские были чем-то обеспокоены. Я пытался что-нибудь придумать, но в голову лезло только два вопроса: «Не нас ли они поджидают?» и «Что делать?».
Борис взял меня за локоть и потянул назад. Мы стали пробираться к выходу. На площади мирно дремали извозчики. Мы прыгнули в одну из пролеток, и Борис велел ехать на Заречье.
Свистнул в воздухе кнут, лошадь рванула с места, и копыта зацокали по булыжнику. Мы ехали вдоль железнодорожной насыпи и все смотрели, не видно ли Гиты со Сподрой. У самой Даугавы нас догнал экспресс Рига — Берлин — Париж. Извергая дым и пар, с тяжким хрипом локомотив набирал скорость. Блестя на солнце своими окнами, мимо нас прогремели вагоны. Был среди них и наш вагон с одним свободным купе. Борис как-то странно улыбнулся и сказал:
— Видишь?
— Вижу,— ответил я как можно спокойнее.— Но где наши девушки?
— Может, так лучше,— сказал он и, помолчав, добавил: — Пожалуй, так лучше...
Мы ехали довольно долго. Наконец пролетка остановилась возле домика на окраине. Борис заплатил и отпустил извозчика.
— Ну? — сказал я.
Борис вздохнул с облегчением.
— Хорошо хоть так...— И, вытерев ладонью со лба пот, объяснил: — Здесь живет мой приятель. Подумаем вместе, что делать.
— Все же стоило рискнуть,— сказал я, потому что никак не мог примириться со случившимся. Но Борис был другого мнения.
— Рисковать можно, когда есть надежда на выигрыш. А у нас была одна возможность — провал.
Мы вскинули на плечи рюкзаки и вошли во двор. Нас встретил седоватый, почтенного вида мужчина.
— Борис! — воскликнул он.— Какими ветрами?
— Жизнь меняет курс. Зашли в твою гавань. Можно бросить якорь?
— Милости просим! — отозвался он, любезно распахивая перед нами дверь.
Мы очутились в светлой и чистой комнате. Положили в угол рюкзаки, сняли пальто, и Борис познакомил меня с хозяином.
— Это мой друг Седой, старый морской волк. В революцию служил на «Авроре».
Потом он со всеми подробностями поведал хозяину о нашей неудаче. Видно, у Бориса не было' от него секретов.
— Мне ясно одно,— сказал Седой.— Теперь вам нельзя появляться в городе. Сегодня я повидаюсь с одним человеком, посоветуюсь. Пока побудьте здесь, располагайтесь как дома. Уходя, я запру калитку. Можете в сад выйти погулять, только не показывайтесь на улице.
Я хотел было известить Гиту и Сподру о случившемся, но Седой отсоветовал. Он взял у каждого из нас по фотокарточке и отправился в город.
Вернулся Седой поздно вечером и тут же велел нам собираться.
— Сегодня ночью вас спрячут на корабле, а завтра вы отплываете в Стокгольм. Оттуда в Ливерпуль и Гавр. Рюкзаки придется оставить здесь. Возьмите только то, что уместится в карманах. Я познакомлю вас с одним моряком, старшим механиком Жаном Сурумом. Он позаботится о вас. Прошу беспрекословно выполнять все его указания. О вас будут знать еще несколько человек, но сами им ничего не рассказывайте. .
Пока Седой нас инструктировал, мы с Борисом раскладывали по карманам необходимое для дороги: бритву, мыло, полотенце, зубные щетки, пасту. Сигарет не взяли — Седой сказал, что табаком и питанием нас обеспечат. Потом хозяин передал нам морские удостоверения с нашими именами, фамилиями, печатями и фотографиями.
— Берегите их! Они не раз вам пригодятся. Эти удостоверения получше ваших заграничных паспортов. Если что случится в дороге и вы окажетесь на мели, доставайте эти книжечки, ступайте на корабль. Мы, мол, черные, кочегары, видавшие виды, давайте нам работу! Если вам будет худо и потребуется помощь, имейте в виду, что во всех крупнейших портах есть интернациональные клубы моряков. Там вас в беде не оставят. А теперь нам пора...
Мы вышли на улицу, сели в такси и поехали в Старую Ригу. Шофер остановил такси на берегу Даугавы у входа в портовый кабачок. Он был набит до отказа и гудел, как пчелиный улей. Пиво, водка лились рекой, подвыпившие женщины любезничали со случайными дружками. Каждая старалась превзойти своих товарок в громогласности и грубости. В одном углу за столиком одиноко сидели трое моряков. Седой повел нас к ним.
— Вот мои друзья,— представил он нас. Поднялся невысокий смуглый человек и приветливо
произнес:
— Жан Сурум. Присаживайтесь.
— Счастливого пути! — сказал Седой, прощаясь со всеми.— Я тороплюсь.
— Все будет в порядке! — отозвался Сурум.— До свиданья!
Седой ушел. Мы остались с моряками.
— Это мои ребята,— сказал Жан Сурум, кивнув на двух остальных.— Кочегары. Прошу любить и жаловать.
Мы обменялись рукопожатиями. Один был худой и длинный, почти лысый, с горбатым носом и заметно навеселе.
— Август Ванадзинь,— пролепетал он.
— А этот малыш,— продолжал Сурум, кивнув на второго, упитанного парня с расплывшимся в улыбке женственным лицом,— Петр Звирбулис. Как видите, птицы разного полета, однако уживаются, как пара канареек в клетке.
— Какое там уживаются! — возразил Петер Звирбулис.— Когда вас не бывает, пух и перья летят.
— И больше всего мне перепадает,— пошутил долговязый.— Видите, волос на макушке почти не осталось.
— Ладно, хватит тебе ныть, Вырвизуб, пошел за пивом! — прервал его Звирбулис, и только теперь я обратил внимание, что и голосок у него тонкий, совсем как у женщины.
1 Ванадзиньв переводе означает ястребок; звирбулис — воробей.
— Ты, Пендрик, не командуй! — отрезал Ванад-зинь.— А вообще по случаю знакомства выпить не мешает. Может, и покрепче что-нибудь, а?
— Правильно, тащи покрепче,— снова зачирикал Звирбулис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128