Там-то и гремели самые жестокие бои. Земля дымилась, горы стонали, в небе стоял нескончаемый гул моторов.
Тогда я впервые по-настоящему понял смысл и величие битвы под Мадридом: снять осаду города, отогнать врага от столицы. Капитан Цветков объяснил, что второстепенная задача этой операции — оттянуть те силы противника на Северном фронте, которые после падения Бильбао сосредоточиваются для наступления на Сантан-дер. Массированные налеты авиации, большое скопление артиллерии, показания пленных — все говорит о том, что
мятежники перебросили с севера на Мадридский фронт большое количество живой силы и техники. А это значит, что республиканские части на Северном фронте, измотанные, обескровленные долгими боями, смогут перевести дух и готовиться к новым операциям.
— Зато нам сейчас приходится туго,— добавил Цветков.— У нас огромные потери. Противник тоже несет большие потери, но не такие, как мы.
— Почему? — спросил я. Цветков усмехнулся.
— Сам не видишь? У них больше танков, самолетов, пушек. Не будь у них превосходства в технике, мы давно бы прогнали их от Мадрида. Не хватает оружия! Разве ж это пушки, из которых мы стреляем?
— Но палят они здорово,— вступился Борис.
— Не спорю! — с улыбкой сказал Цветков.— Вы хорошо стреляете, но пушки скверные, допотопные. Их место в музее. У Франко модернизированная итальянская, немецкая артиллерия, а может, и английская и американская... Фашистам гонят все что угодно и морем, и по суше, а нам... Для нас границы закрыты, побережье блокировано. Что поделаешь? Будем стрелять из таких, какие есть.
— Ты забываешь о людях,— заметил Попов.— Люди у нас лучше. Там много наймитов, которые воюют за деньги.
— Ты прав, товарищ комиссар,— поднимаясь, сказал Цветков.— Это мне известно. Это всем известно. Но в войне не последнее слово за техникой.
Мы продолжали подъем. Борис теперь нес бочонок, а я — мешок с продовольствием. Склон становился круче, тропа извилистей. Пот градом катился с меня. Минут через двадцать я выбился из сил.
— Еще далеко? — спросил я Бориса.
— Порядочно,— уклончиво ответил Борис.— Может, нам поменяться ношами?
— Ничего, донесу. Только пить страшно хочется.
— Скоро будет ручей. Чудесная вода.
— Далеко?
— Да нет, рукой подать. Вон видишь скалу и макушки деревьев? Под ней.
Скала и деревья, ,на мой взгляд, были чертовски далеко, но я сказал:
— Да, совсем близко.
Когда мы подошли к ручью, от меня валил пар, как из жарко натопленной бани. Упав на холодные камни, я долго с жадностью пил студеную воду. Зачерпнул воды в берет и лил ее на плечи, на шею, с радостью замечая, «то боль понемногу проходит,
— Смотри не простудись,— сказал Попов.— Еще схватишь воспаление легких.
— Наоборот, это здорово помогает,— ответил я, продолжая свои водные процедуры.— Вот не думал, что на такой вышине такая жара.
— Подожди, ночью успеешь продрогнуть,— сказал Борис.— Днем тут пекло, а ночью как в холодильнике.
— Уж лучше холодильник, чем пекло.
Брунете бомбили фашистские самолеты. Наших истребителей не было видно. Артиллерия мятежников беспрерывно громила Вильянуэву-де-ла-Каньяду. Мы молча разглядывали затуманенную долину, с высоты казавшуюся вымершей. Вдруг Борис вскрикнул, вскочил с места и тронул Цветкова за локоть.
— Товарищ капитан, Навальгамелью видите?
— Вижу,— ответил Цветков, глядя в бинокль.
— Теперь посмотрите южнее! Оливковая роща у дороги! Красные вспышки и облачка дыма. Кажется, там артиллерия фашистов.
Цветков молча разглядывал указанное место. Снова послышался залп.
— Да,— сказал Цветков, достал из планшетки карту и что-то отметил в ней.— Там несколько батарей. Давайте поспешим!
Подхватив свою ношу, мы стали быстро подниматься* Неподалеку от ручья, укрывшись за скалой, стояли солдаты и с помощью светового прибора передавали в долину непонятные сигналы.
— Кто вы такие? — спросил Цветков.
— Наблюдатели артиллерийского корпуса.
— Где батареи противника?
— В оливковой роще под Навальгамельей,— ответил сержант-наблюдатель.— Наши орудия никак не могут накрыть их.
— Сейчас мы их накроем,— не без гордости произнес Цветков.
— Вы славяне?
— Мы интернационалисты,— ответил Попов.
— Прихлопните этих гадов! — крикнул вдогонку испанский сержант, добавив для убедительности отборную ругань.
На высоте 1030, где был расположен наблюдательный пункт, нас встретили Максимов, Савич, Христо Добрин и Кароль Гечун. Они были голодны и первым делом набросились на принесенную пищу.
— Какие новости? — спросил Цветков.
— Хорошего мало,— не переставая жевать, ответил Максимов.— Командир корпуса запретил стрелять без особого разрешения. Не хватает снарядов.
— Запретил стрелять? — удивился Цветков.— А мы сейчас будем стрелять. Товарищ Эндруп, подготовьте данные!
— Не надо горячиться,— проворчал Максимов.
— Нет, мы должны горячиться,— с жаром возразил Цветков.— Должны, иначе противник нас в муку перемелет.
— Мне это нравится! — воскликнул весельчак Добрин, раздирая белоснежными зубами жесткую ослятину.
Борис с карандашом и планшеткой уже сидел за телеметром. Я с помощью стереотрубы определял углы прицела. Как всегда, Борис быстро произвел расчеты и передал командиру дивизиона листок с необходимыми углами прицела и дальностью полета. Передав по телефону «приготовиться», Цветков перевел эти цифры в соответствующие команды. Как только в трубке послышался голос связиста: «Готовы!» — Цветков приказал первой батарее открыть огонь.
Мы приникли к окулярам. Цветков смотрел в стереотрубу, Борис крутил рогатый телеметр, а я следил в буссоль.
Ударили наши пушки, и в тот же момент дали залп батареи мятежников — они держали под огнем дорогу в Брунете, по которой двигались колонны солдат и транспорт.
Просвистели снаряды наших орудий, и в серебристо-зеленой рощице под Навальгамельей взметнулись к небу тучи пыли и дыма. По всей окрестности прокатился страшный грохот, отозвавшийся эхом далеко в горах.
— Ур-ра! — дружно вырвался возглас радости, и Цветков приказал открыть огонь остальным батареям дивизиона. Пушки мятежников замолчали.
С наблюдательного пункта корпуса пришел сержант и сказал:
— Командир корпуса просил напомнить, что тяжелая артиллерия ведет огонь только по указанию штаба корпуса.
Цветков вспылил:
— Передайте своему командиру, что мы ведем огонь по указанию своей совести. Мы обеспечиваем правый фланг, подавляем артиллерию противника.- Такова поставленная перед нами задача. Если же она снята, то нам здесь делать нечего.
— Так и передать? — спросил сержант.
— Так и передайте,— отрезал Цветков. В разговор вмешался комиссар Попов.
— Товарищ командир, давайте пока прекратим огонь, а я спущусь переговорю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Тогда я впервые по-настоящему понял смысл и величие битвы под Мадридом: снять осаду города, отогнать врага от столицы. Капитан Цветков объяснил, что второстепенная задача этой операции — оттянуть те силы противника на Северном фронте, которые после падения Бильбао сосредоточиваются для наступления на Сантан-дер. Массированные налеты авиации, большое скопление артиллерии, показания пленных — все говорит о том, что
мятежники перебросили с севера на Мадридский фронт большое количество живой силы и техники. А это значит, что республиканские части на Северном фронте, измотанные, обескровленные долгими боями, смогут перевести дух и готовиться к новым операциям.
— Зато нам сейчас приходится туго,— добавил Цветков.— У нас огромные потери. Противник тоже несет большие потери, но не такие, как мы.
— Почему? — спросил я. Цветков усмехнулся.
— Сам не видишь? У них больше танков, самолетов, пушек. Не будь у них превосходства в технике, мы давно бы прогнали их от Мадрида. Не хватает оружия! Разве ж это пушки, из которых мы стреляем?
— Но палят они здорово,— вступился Борис.
— Не спорю! — с улыбкой сказал Цветков.— Вы хорошо стреляете, но пушки скверные, допотопные. Их место в музее. У Франко модернизированная итальянская, немецкая артиллерия, а может, и английская и американская... Фашистам гонят все что угодно и морем, и по суше, а нам... Для нас границы закрыты, побережье блокировано. Что поделаешь? Будем стрелять из таких, какие есть.
— Ты забываешь о людях,— заметил Попов.— Люди у нас лучше. Там много наймитов, которые воюют за деньги.
— Ты прав, товарищ комиссар,— поднимаясь, сказал Цветков.— Это мне известно. Это всем известно. Но в войне не последнее слово за техникой.
Мы продолжали подъем. Борис теперь нес бочонок, а я — мешок с продовольствием. Склон становился круче, тропа извилистей. Пот градом катился с меня. Минут через двадцать я выбился из сил.
— Еще далеко? — спросил я Бориса.
— Порядочно,— уклончиво ответил Борис.— Может, нам поменяться ношами?
— Ничего, донесу. Только пить страшно хочется.
— Скоро будет ручей. Чудесная вода.
— Далеко?
— Да нет, рукой подать. Вон видишь скалу и макушки деревьев? Под ней.
Скала и деревья, ,на мой взгляд, были чертовски далеко, но я сказал:
— Да, совсем близко.
Когда мы подошли к ручью, от меня валил пар, как из жарко натопленной бани. Упав на холодные камни, я долго с жадностью пил студеную воду. Зачерпнул воды в берет и лил ее на плечи, на шею, с радостью замечая, «то боль понемногу проходит,
— Смотри не простудись,— сказал Попов.— Еще схватишь воспаление легких.
— Наоборот, это здорово помогает,— ответил я, продолжая свои водные процедуры.— Вот не думал, что на такой вышине такая жара.
— Подожди, ночью успеешь продрогнуть,— сказал Борис.— Днем тут пекло, а ночью как в холодильнике.
— Уж лучше холодильник, чем пекло.
Брунете бомбили фашистские самолеты. Наших истребителей не было видно. Артиллерия мятежников беспрерывно громила Вильянуэву-де-ла-Каньяду. Мы молча разглядывали затуманенную долину, с высоты казавшуюся вымершей. Вдруг Борис вскрикнул, вскочил с места и тронул Цветкова за локоть.
— Товарищ капитан, Навальгамелью видите?
— Вижу,— ответил Цветков, глядя в бинокль.
— Теперь посмотрите южнее! Оливковая роща у дороги! Красные вспышки и облачка дыма. Кажется, там артиллерия фашистов.
Цветков молча разглядывал указанное место. Снова послышался залп.
— Да,— сказал Цветков, достал из планшетки карту и что-то отметил в ней.— Там несколько батарей. Давайте поспешим!
Подхватив свою ношу, мы стали быстро подниматься* Неподалеку от ручья, укрывшись за скалой, стояли солдаты и с помощью светового прибора передавали в долину непонятные сигналы.
— Кто вы такие? — спросил Цветков.
— Наблюдатели артиллерийского корпуса.
— Где батареи противника?
— В оливковой роще под Навальгамельей,— ответил сержант-наблюдатель.— Наши орудия никак не могут накрыть их.
— Сейчас мы их накроем,— не без гордости произнес Цветков.
— Вы славяне?
— Мы интернационалисты,— ответил Попов.
— Прихлопните этих гадов! — крикнул вдогонку испанский сержант, добавив для убедительности отборную ругань.
На высоте 1030, где был расположен наблюдательный пункт, нас встретили Максимов, Савич, Христо Добрин и Кароль Гечун. Они были голодны и первым делом набросились на принесенную пищу.
— Какие новости? — спросил Цветков.
— Хорошего мало,— не переставая жевать, ответил Максимов.— Командир корпуса запретил стрелять без особого разрешения. Не хватает снарядов.
— Запретил стрелять? — удивился Цветков.— А мы сейчас будем стрелять. Товарищ Эндруп, подготовьте данные!
— Не надо горячиться,— проворчал Максимов.
— Нет, мы должны горячиться,— с жаром возразил Цветков.— Должны, иначе противник нас в муку перемелет.
— Мне это нравится! — воскликнул весельчак Добрин, раздирая белоснежными зубами жесткую ослятину.
Борис с карандашом и планшеткой уже сидел за телеметром. Я с помощью стереотрубы определял углы прицела. Как всегда, Борис быстро произвел расчеты и передал командиру дивизиона листок с необходимыми углами прицела и дальностью полета. Передав по телефону «приготовиться», Цветков перевел эти цифры в соответствующие команды. Как только в трубке послышался голос связиста: «Готовы!» — Цветков приказал первой батарее открыть огонь.
Мы приникли к окулярам. Цветков смотрел в стереотрубу, Борис крутил рогатый телеметр, а я следил в буссоль.
Ударили наши пушки, и в тот же момент дали залп батареи мятежников — они держали под огнем дорогу в Брунете, по которой двигались колонны солдат и транспорт.
Просвистели снаряды наших орудий, и в серебристо-зеленой рощице под Навальгамельей взметнулись к небу тучи пыли и дыма. По всей окрестности прокатился страшный грохот, отозвавшийся эхом далеко в горах.
— Ур-ра! — дружно вырвался возглас радости, и Цветков приказал открыть огонь остальным батареям дивизиона. Пушки мятежников замолчали.
С наблюдательного пункта корпуса пришел сержант и сказал:
— Командир корпуса просил напомнить, что тяжелая артиллерия ведет огонь только по указанию штаба корпуса.
Цветков вспылил:
— Передайте своему командиру, что мы ведем огонь по указанию своей совести. Мы обеспечиваем правый фланг, подавляем артиллерию противника.- Такова поставленная перед нами задача. Если же она снята, то нам здесь делать нечего.
— Так и передать? — спросил сержант.
— Так и передайте,— отрезал Цветков. В разговор вмешался комиссар Попов.
— Товарищ командир, давайте пока прекратим огонь, а я спущусь переговорю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128