Мы с Борисом вышли проститься.
— Значит, все в порядке? — спросил он и, получив утвердительный ответ, продолжал: — Хорошо. Так и передам товарищу Седому. Ну, счастливо, ребята, не вешайте носа! Из-за вас мне, наверное, достанется от капитана.
— Он еще ничего не знает?
— Сообщу, когда выйдем в море,— сказал Сурум.— Если бы вы знали, как мне все осточертело. Вечно Лавируй, всегда дрожи за чужую судьбу... Я б охотно поехал с тобой, Борис, в Испанию!
— Еще не поздно приобрести билет,— полушутя заметил Борис.
Сурум вздохнул.
— Не могу. Задание партии. Вы думали, я занимаюсь этим по собственной инициативе? Конечно, это тоже своего рода борьба за Испанию, но руки чешутся взять винтовку и воевать по-настоящему. Если там дело затянется, мы, возможно, еще встретимся с Борисом. Передайте привет Дику. Он хороший парень...
Послышался свисток. Мы расцеловались и прыгнули в вагон. Поезд тронулся. Мы бросились к окну. Жан Сурум стоял в толпе с высоко поднятой рукой. Нам показалось, что лицо его было грустным и озабоченным...
Громко стучали колеса, поезд метался с одних путей на другие, пока не выбрался из лабиринта на верную дорогу. Паровоз с ревом проносился мимо голых стен домов, садов, заборов. Пейзажи сменялись, как й калейдоскопе. Дик не проявлял ни малейшего интереса к тому, что творилось за окном. Он забрался в уголок и скоро задремал — прошлой ночью ему спать почти не пришлось. А мы с Борисом не отходили от окна. Трое остальных пассажиров, двое мужчин и престарелая дама, были заняты вечерними газетами.
Холмистые равнины сменялись просторными долинами, по ним были рассыпаны фермы в окружении садов, огородов, виноградников. То там, то здесь, как на параде, красовались ряды высоких, стройных тополей, а рядом с ними, точно старые кряжистые генералы в своих зеленых мундирах, стояли ветвистые вязы и пышные каштаны. Коровы, овцы на лугах, автомашины на шоссе, понурая лошаденка с бочонками вина в повозке, лающий пес у железной дороги, тенистый виадук в голубоватой дымке, спокойные вечерние облака, сверкающие на солнце заводи Сены... Шпили церквей, силуэты древних замков, крепостей, сочный колорит севера и вместе с тем щедрость, обилие юга. Готическая башня Руанского собора, мост через Сену... Нормандия...
За Руаном нас нагнали сумерки. Мелькавшие за окнами пейзажи постепенно покрывались серой пеленой. Когда подъезжали к Парижу, кое-где на окраине уже зажигались огни. Мы вышли на вокзале Сен-Лазар и с большим трудом пробрались к выходу. Дик пришел в себя от богатырского сна лишь на Гаврской площади.
И тут он ни с того ни с сего остановился, вскинул кверху руки и крикнул:
— Привет, Париж!
— Послушай, ты можешь обойтись без этого? — серьезно сказал Борис.— Лучше подумай, где заночевать.
Дик рассмеялся.
— В Ливерпуле или Глазго я б отвел вас в ночлежку Армии спасения, а здесь, как вы догадываетесь, ничего не знаю. Может, поискать какой-нибудь дешевенький отель в предместье?
— Кто тебя пустит в отель без документов? — сказал я.
— Тогда заночуем на улице. Чего тут особенного?
— Перестаньте молоть вздор! — одернул нас Борис, останавливаясь перед картой Парижа у входа в метро. Он достал из кармана записную книжку, в ней был адрес штаб-квартиры латышских политэмигрантов. Мы с Диком помогли найти нужную улицу. Она находилась недалеко от Монмартра, и мы решили отправиться туда пешком. После долгих поисков отыскали этот переулок у Северного вокзала и дом, ветхий, поблекший. Борис позвонил. Дверь открыла щуплая евреечка.
— Я — Маша,— представилась она, когда мы назвали свои имена.— Я жду вас третью неделю.
— В дороге были осложнения,— пояснил Борис.
— Знаю,— с улыбкой сказала она,— меня известили.— Она провела нас в пере днюю.— Обождите здесь. Я только поднимусь наверх, переоденусь. Я живу на втором этаже вон того дома, во дворе. Туда трудно добираться, приходится ходить по доске. Обождите...
Мы присели, Маша ушла.
— Откуда она вас знает? — удивился Дик и, не дождавшись ответа, сказал: — Милая женщина. Интересно, она и меня сумеет пристроить?
Скоро Маша вернулась.
— Я отведу вас в маленький испанский отель, это рядом. Там живут те, кто едет в Испанию. А вам, товарищ Скулте,— сказала она деловито,— позже подыщу другое место. Надо вам сказать, вы вовремя исчезли. Полиция сбилась с ног, разыскивая вас.
— А Гиту Юдину они не тронули? — спросил я.
— Гиту Юдину?
— Мою жену.
— Она тоже в подполье'
— Она студентка.
— Гита Юдина, студентка? Ах да, вспоминаю,— сказала Маша.— У нее из-за вас неприятности. Но она, наверное, скоро приедет в Париж.
— К тому времени я должен уладить с гостиницей,— сказал я.— Две небольшие комнатки с балконом. Вы мне поможете?
— Не беспокойтесь, все уладим. У меня кое-что имеется для вас на примете.
У Северного вокзала мы спустились в метро и вышли на площади Клиши.
— Товарищи, запомните эту станцию,— сказала Маша.— Вам здесь часто придется выходить. Ваш отель рядом. За тем углом, в переулке. Завтра я заеду за вами в одиннадцать и отвезу в комитет поддержки республиканской Испании. Там вас зачислят на довольствие и запишут в одну из групп для отправки в Испанию.
— Когда это будет? Скоро? — спросил Борис.
— Да, скоро,— ответила Маша.— С вами все просто. А вот как быть с Диком, ума не приложу.
— А очень просто! — воскликнул Дик.— Поеду, п баста.
— Кто вас послал? — спросила Маша.
— Я сам себя послал,— ответил Дик.
— Но ведь так нельзя,— сказала Маша.— Мы берем только с рекомендацией. На товарища Эндрупа есть, а насчет вас... Вы из какой организации?
— Я член профсоюза ливерпульских докеров,— не без гордости ответил Дик.— Я сказал им, что хочу в Испанию, воевать против Франко. Председатель сказал мне: «Отлично, Дик. Ты всегда был сорвиголова, поезжай». Разве это не рекомендация? Если меня не запишут, не надо, я и сам доберусь до Испании, но обратно ни за что не поеду. Да как я им на глаза покажусь? До смерти засмеют!
— Хорошо, завтра поговорим,— успокоила его Маша.— Вот ваш отель.— Мы стояли перед двухэтажным домом с двумя входами. Один вел в гостиницу, другой в ресторан.— Пока я буду договариваться, можете поужинать.
Мы зашли в ресторан, сели за мраморный столик. Небольшой зал был наполнен до отказа. Преобладали молодые люди. Вокруг звучал многоязыкий говор. Дик отправился к стойке и скоро вернулся, радостно потирая свой длинный нос.
— Теперь предоставьте распоряжаться мне,— сказал он.— Хочу отблагодарить вас за помощь. Чертовски стосковался по хорошей еде и выпивке.— Он полил ломтик белого хлеба оливковым маслом, а сверху насыпал добрую щепоть соли и перца.
— Готовьте закуску, сейчас принесут кое-что существенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
— Значит, все в порядке? — спросил он и, получив утвердительный ответ, продолжал: — Хорошо. Так и передам товарищу Седому. Ну, счастливо, ребята, не вешайте носа! Из-за вас мне, наверное, достанется от капитана.
— Он еще ничего не знает?
— Сообщу, когда выйдем в море,— сказал Сурум.— Если бы вы знали, как мне все осточертело. Вечно Лавируй, всегда дрожи за чужую судьбу... Я б охотно поехал с тобой, Борис, в Испанию!
— Еще не поздно приобрести билет,— полушутя заметил Борис.
Сурум вздохнул.
— Не могу. Задание партии. Вы думали, я занимаюсь этим по собственной инициативе? Конечно, это тоже своего рода борьба за Испанию, но руки чешутся взять винтовку и воевать по-настоящему. Если там дело затянется, мы, возможно, еще встретимся с Борисом. Передайте привет Дику. Он хороший парень...
Послышался свисток. Мы расцеловались и прыгнули в вагон. Поезд тронулся. Мы бросились к окну. Жан Сурум стоял в толпе с высоко поднятой рукой. Нам показалось, что лицо его было грустным и озабоченным...
Громко стучали колеса, поезд метался с одних путей на другие, пока не выбрался из лабиринта на верную дорогу. Паровоз с ревом проносился мимо голых стен домов, садов, заборов. Пейзажи сменялись, как й калейдоскопе. Дик не проявлял ни малейшего интереса к тому, что творилось за окном. Он забрался в уголок и скоро задремал — прошлой ночью ему спать почти не пришлось. А мы с Борисом не отходили от окна. Трое остальных пассажиров, двое мужчин и престарелая дама, были заняты вечерними газетами.
Холмистые равнины сменялись просторными долинами, по ним были рассыпаны фермы в окружении садов, огородов, виноградников. То там, то здесь, как на параде, красовались ряды высоких, стройных тополей, а рядом с ними, точно старые кряжистые генералы в своих зеленых мундирах, стояли ветвистые вязы и пышные каштаны. Коровы, овцы на лугах, автомашины на шоссе, понурая лошаденка с бочонками вина в повозке, лающий пес у железной дороги, тенистый виадук в голубоватой дымке, спокойные вечерние облака, сверкающие на солнце заводи Сены... Шпили церквей, силуэты древних замков, крепостей, сочный колорит севера и вместе с тем щедрость, обилие юга. Готическая башня Руанского собора, мост через Сену... Нормандия...
За Руаном нас нагнали сумерки. Мелькавшие за окнами пейзажи постепенно покрывались серой пеленой. Когда подъезжали к Парижу, кое-где на окраине уже зажигались огни. Мы вышли на вокзале Сен-Лазар и с большим трудом пробрались к выходу. Дик пришел в себя от богатырского сна лишь на Гаврской площади.
И тут он ни с того ни с сего остановился, вскинул кверху руки и крикнул:
— Привет, Париж!
— Послушай, ты можешь обойтись без этого? — серьезно сказал Борис.— Лучше подумай, где заночевать.
Дик рассмеялся.
— В Ливерпуле или Глазго я б отвел вас в ночлежку Армии спасения, а здесь, как вы догадываетесь, ничего не знаю. Может, поискать какой-нибудь дешевенький отель в предместье?
— Кто тебя пустит в отель без документов? — сказал я.
— Тогда заночуем на улице. Чего тут особенного?
— Перестаньте молоть вздор! — одернул нас Борис, останавливаясь перед картой Парижа у входа в метро. Он достал из кармана записную книжку, в ней был адрес штаб-квартиры латышских политэмигрантов. Мы с Диком помогли найти нужную улицу. Она находилась недалеко от Монмартра, и мы решили отправиться туда пешком. После долгих поисков отыскали этот переулок у Северного вокзала и дом, ветхий, поблекший. Борис позвонил. Дверь открыла щуплая евреечка.
— Я — Маша,— представилась она, когда мы назвали свои имена.— Я жду вас третью неделю.
— В дороге были осложнения,— пояснил Борис.
— Знаю,— с улыбкой сказала она,— меня известили.— Она провела нас в пере днюю.— Обождите здесь. Я только поднимусь наверх, переоденусь. Я живу на втором этаже вон того дома, во дворе. Туда трудно добираться, приходится ходить по доске. Обождите...
Мы присели, Маша ушла.
— Откуда она вас знает? — удивился Дик и, не дождавшись ответа, сказал: — Милая женщина. Интересно, она и меня сумеет пристроить?
Скоро Маша вернулась.
— Я отведу вас в маленький испанский отель, это рядом. Там живут те, кто едет в Испанию. А вам, товарищ Скулте,— сказала она деловито,— позже подыщу другое место. Надо вам сказать, вы вовремя исчезли. Полиция сбилась с ног, разыскивая вас.
— А Гиту Юдину они не тронули? — спросил я.
— Гиту Юдину?
— Мою жену.
— Она тоже в подполье'
— Она студентка.
— Гита Юдина, студентка? Ах да, вспоминаю,— сказала Маша.— У нее из-за вас неприятности. Но она, наверное, скоро приедет в Париж.
— К тому времени я должен уладить с гостиницей,— сказал я.— Две небольшие комнатки с балконом. Вы мне поможете?
— Не беспокойтесь, все уладим. У меня кое-что имеется для вас на примете.
У Северного вокзала мы спустились в метро и вышли на площади Клиши.
— Товарищи, запомните эту станцию,— сказала Маша.— Вам здесь часто придется выходить. Ваш отель рядом. За тем углом, в переулке. Завтра я заеду за вами в одиннадцать и отвезу в комитет поддержки республиканской Испании. Там вас зачислят на довольствие и запишут в одну из групп для отправки в Испанию.
— Когда это будет? Скоро? — спросил Борис.
— Да, скоро,— ответила Маша.— С вами все просто. А вот как быть с Диком, ума не приложу.
— А очень просто! — воскликнул Дик.— Поеду, п баста.
— Кто вас послал? — спросила Маша.
— Я сам себя послал,— ответил Дик.
— Но ведь так нельзя,— сказала Маша.— Мы берем только с рекомендацией. На товарища Эндрупа есть, а насчет вас... Вы из какой организации?
— Я член профсоюза ливерпульских докеров,— не без гордости ответил Дик.— Я сказал им, что хочу в Испанию, воевать против Франко. Председатель сказал мне: «Отлично, Дик. Ты всегда был сорвиголова, поезжай». Разве это не рекомендация? Если меня не запишут, не надо, я и сам доберусь до Испании, но обратно ни за что не поеду. Да как я им на глаза покажусь? До смерти засмеют!
— Хорошо, завтра поговорим,— успокоила его Маша.— Вот ваш отель.— Мы стояли перед двухэтажным домом с двумя входами. Один вел в гостиницу, другой в ресторан.— Пока я буду договариваться, можете поужинать.
Мы зашли в ресторан, сели за мраморный столик. Небольшой зал был наполнен до отказа. Преобладали молодые люди. Вокруг звучал многоязыкий говор. Дик отправился к стойке и скоро вернулся, радостно потирая свой длинный нос.
— Теперь предоставьте распоряжаться мне,— сказал он.— Хочу отблагодарить вас за помощь. Чертовски стосковался по хорошей еде и выпивке.— Он полил ломтик белого хлеба оливковым маслом, а сверху насыпал добрую щепоть соли и перца.
— Готовьте закуску, сейчас принесут кое-что существенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128