На обратном пути пошли вдоль проселочной дорога до росстаней, но и тут никто с дороги не сворачивал в сторону.
«Да и чего его здесь искать? После такого дела этот Прошка небось убежал за тысячу верст, поймай-ка теперь его»,— словно оправдываясь, уверяли в волиопол-коме друг друга мужики.
Никитич хотя и слушал их, но сам думал о другом: у Ильки Кропота Прошку застали, к нему он и должен вернуться. Не утерпев, однажды ночью Никитич с милиционером снова наведался к мельнику. Осмотрели они подполье, сеновал, заглянули на подволоку, но на этот раз никого обнаружить не удалось.
— Ведь не привечали его,— освещая подполье семилинейной лампой, оправдывалась грузная Кропотиха.— Кто он нам такой будет? А никто! Совсем-насовсем чужой. Да разви будем мы с Ильей чужого укрывать?
— Не чужой он вам по классу, а свояк,— уходя, бросил Никитич.
— По классу? — удивилась хозяйка.— По какому классу свой-то? — и, закрыв на запор дверь, в тревоге стала ждать Прошкиного прихода.
Но Прошка не пришел.
Как-то на рассвете Макуха возвращалась домой с мельницы. Ночью она проканителилась в помолке и теперь дорогой, прикорнув на мешках, задремала. Неожиданно лошадь остановилась и, поднявшись на дыбки, кинулась в сторону. Макуха, ухватившись за грядки саней, оглянулась: следом неслось лохматое чудище — ноги человечьи, а туловище, точно у зверя, все в шерсти, и на голове вроде рога, совсем как черт. Черт этот с ревом вскочил в сани и, вцепившись в нее лапами, начал душить. Тут-то Ма«уха и поняла, что это вовсе не черт, а человек в вывернутом наизнанку полушубке. Откуда и взялась только у Макухи сила, она ударила его кулаком по башке, потом окрестила кнутовищем, хлестнула по лошади — и ускакала прочь, оставив черта на дороге.
В Полое сразу же все решили, что это был не кто
иной, как Прошка. Хотели бежать за Никитичем, но Ваня-чудотворец остановил:
— А чего время терять, разве сами не справимся? Макуха пойдет, Олешку с Фанькой прихватим... Ссекам не ссекем башку, а все одно обратаем черта. Забирайте ружья — и за мной!
Желающих идти на черта набралось человек десять. Федярка, повесив на плечо дедово ружье, тоже встал на лыжи — деревня-то у леса живет, почти у каждого в дому лыжи есть.
Поднялись за Столбцы, подошли к тому месту, где Макуха повстречалась с чертом. На пути встретился Гавря Прялка — он тоже ездил на мельницу, но старик никого не видел. Начали мужики искать возле дороги следы, убежал-то он все равно куда-нибудь в лес, хотя какой тут большой лес — лесок, да речка Ветлужка по низу. Осмотрели все около дороги — следов нет. Остановились у распахнутых ворот мужики, закурили, поразмыслили меж собой: не по изгороди же он убежал?
— А чего мудреного, он, черт-от, цепкий. Может, где рядом, тут же притаился?
— Все может быть,— согласился с Прялкой Ваня-чудотворец.— Нынь, говорят, чудеса в решете варят.— Он сердито сплюнул и, взобравшись на сугроб, пошел вдоль изгороди.
От мороза изгородь вся в инее, жердочки словно бахромой подернуты, но кое-где эта бахрома потревожена, будто кто руками за них цеплялся. Ваня-чудотворец начал приглядываться и вдруг, саженях в десяти от дороги, увидел на снегу свежую лыжню, проложенную от изгороди.
Ваня помахал мужикам рукой—давай, мол, за мной —и первым пошел по загадочной лыжне к лесу.
Скрываясь в мелколесье, лыжня вывела ржанопо-лойцев к Ветлужке — противоположный берег, высокий, обрывистый, с еловым частоколом поверху, лбисто нависал над речкой.
«Как дальше быть? Место-то открытое, идти или нет? — остановившись, начали советоваться мужики.— Идти надо, а кому идти? Если он, басурман, там, под лбиной, то не с пустыми руками сидит».
— Тебе идти с проведкой придется, Алексей,— ска зал Ваня-чудотворец.
— Не служат ноги, ребя, проваливаются во снегу,—ответил тот.
Ваня только махнул рукой и, выплюнув цигарку,спустился по откосу сам.
— А ну, выходи с того берега какой ты есть! — крикнул он.
Неожиданно в ответ раздался выстрел, и пуля, свистя, пролетела, казалось, возле самого уха.
Ваня-чудотворец выругался и, бухнувшись в снег, тоже выстрелил. На выстрел Прошка ответил двумя новыми. Ваня почувствовал, как у него вроде обожгло плечо, он схватился рукой, и липкая жижа свела пальцы. Поднявшись на берег, Ваня-чудотворец ска-вал:
— Вот тебе, Алексей, ружье, иди и веди его со всеми потрохами.
— Лыжи не держат, говорю...
— Становись на мои, они ширше. И с пустыми руками ни-ни —не возвращайся!
Кузовков нехотя натянул на валенки веревчатые крепления, перекрестился; неуклюже переставляя ноги, покатился под уклон и, не удержав равновесия, растянулся на снегу. С противоположной стороны снова раздался выстрел.
— Не могу,— вернувшись, слезно сказал Алешка,— мотри-ко, он ведь стреляет...
— А мы-то думали, он тебя в гости пригласит,— съязвил кто-то, но Ваня-чудотворец теперь был неумолим:
— Тебе надо идти, Алексей!
— Давай я подберусь,— послышался голос Федярки.
— До тебя очередь не дошла,— отодвинув рукой в сторону мальчишку, сказал все время молчавший Фанька.— Пойду я...
— Не справиться, Ефанаил...
Фанька, потускнев, сердито глянул на отца:
— Кому же идти, кроме нас с тобой? — и, достав из кармана тупорылый наган и дозарядив его, сунул обратно.— Я пойду, мужики...
Фанька надвинул на ухо шапку и неуклюже, подавшись всем коробом вперед, стал спускаться. На глазах у всех он перешел речку и повернул к тому загадочному кусту, который рос под обрывом. Там, где речка пово-
рачивала влево и своим течением как бы образовывала ендову, остановился.
— Не стреляй, Прохор, это я, Фанька,— спокойно сказал он.— Без оружия, видишь, иду... Поговорить надо.
— Давай, поговорим,— послышалось в ответ.
Из-за можжевельника показался кривоногий Прош-ка в своем кителе махорочного цвета. Ружье он держал в руке; хотя ствол был и опущен в землю, но, казалось, вот-вот он вздернет его и выстрелит.
— Покурим, что ль, — подойдя, предложил Фанька и, окинув взглядом утоптанную возле куста площадку, присел на лежавшее здесь комлистое бревно.
Достав табак, отсыпал его в бумажный желобок, протянул кисет Прошке.
— Смотри-ко, отыскал ведь? — беря кисет, настороженно-хитровато блеснул Прошка глазами-щелочками. Потом сел напротив и, обхватив руками ружье, принялся свертывать цигарку.
— Это ты в меня оттуль палил, что ли?—погодя, спросил он равнодушно.
— Я в тебя не стрелял, это охотники...
— Охотники, они и есть охотники, — покосился Прошка и, сунув цигарку в рот, прикурил из Фаньки-ных пригоршней. — Зачем пожаловал, свояк?
— Сдаваться надо, Прохор.
— Это кому я должен? Уж не тебе ли?
— Зачем мне, мы и так с тобой окружены.
— Не взять! — вскочил Прошка с прилипшей к губам цигаркой; глазки его зло заблестели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
«Да и чего его здесь искать? После такого дела этот Прошка небось убежал за тысячу верст, поймай-ка теперь его»,— словно оправдываясь, уверяли в волиопол-коме друг друга мужики.
Никитич хотя и слушал их, но сам думал о другом: у Ильки Кропота Прошку застали, к нему он и должен вернуться. Не утерпев, однажды ночью Никитич с милиционером снова наведался к мельнику. Осмотрели они подполье, сеновал, заглянули на подволоку, но на этот раз никого обнаружить не удалось.
— Ведь не привечали его,— освещая подполье семилинейной лампой, оправдывалась грузная Кропотиха.— Кто он нам такой будет? А никто! Совсем-насовсем чужой. Да разви будем мы с Ильей чужого укрывать?
— Не чужой он вам по классу, а свояк,— уходя, бросил Никитич.
— По классу? — удивилась хозяйка.— По какому классу свой-то? — и, закрыв на запор дверь, в тревоге стала ждать Прошкиного прихода.
Но Прошка не пришел.
Как-то на рассвете Макуха возвращалась домой с мельницы. Ночью она проканителилась в помолке и теперь дорогой, прикорнув на мешках, задремала. Неожиданно лошадь остановилась и, поднявшись на дыбки, кинулась в сторону. Макуха, ухватившись за грядки саней, оглянулась: следом неслось лохматое чудище — ноги человечьи, а туловище, точно у зверя, все в шерсти, и на голове вроде рога, совсем как черт. Черт этот с ревом вскочил в сани и, вцепившись в нее лапами, начал душить. Тут-то Ма«уха и поняла, что это вовсе не черт, а человек в вывернутом наизнанку полушубке. Откуда и взялась только у Макухи сила, она ударила его кулаком по башке, потом окрестила кнутовищем, хлестнула по лошади — и ускакала прочь, оставив черта на дороге.
В Полое сразу же все решили, что это был не кто
иной, как Прошка. Хотели бежать за Никитичем, но Ваня-чудотворец остановил:
— А чего время терять, разве сами не справимся? Макуха пойдет, Олешку с Фанькой прихватим... Ссекам не ссекем башку, а все одно обратаем черта. Забирайте ружья — и за мной!
Желающих идти на черта набралось человек десять. Федярка, повесив на плечо дедово ружье, тоже встал на лыжи — деревня-то у леса живет, почти у каждого в дому лыжи есть.
Поднялись за Столбцы, подошли к тому месту, где Макуха повстречалась с чертом. На пути встретился Гавря Прялка — он тоже ездил на мельницу, но старик никого не видел. Начали мужики искать возле дороги следы, убежал-то он все равно куда-нибудь в лес, хотя какой тут большой лес — лесок, да речка Ветлужка по низу. Осмотрели все около дороги — следов нет. Остановились у распахнутых ворот мужики, закурили, поразмыслили меж собой: не по изгороди же он убежал?
— А чего мудреного, он, черт-от, цепкий. Может, где рядом, тут же притаился?
— Все может быть,— согласился с Прялкой Ваня-чудотворец.— Нынь, говорят, чудеса в решете варят.— Он сердито сплюнул и, взобравшись на сугроб, пошел вдоль изгороди.
От мороза изгородь вся в инее, жердочки словно бахромой подернуты, но кое-где эта бахрома потревожена, будто кто руками за них цеплялся. Ваня-чудотворец начал приглядываться и вдруг, саженях в десяти от дороги, увидел на снегу свежую лыжню, проложенную от изгороди.
Ваня помахал мужикам рукой—давай, мол, за мной —и первым пошел по загадочной лыжне к лесу.
Скрываясь в мелколесье, лыжня вывела ржанопо-лойцев к Ветлужке — противоположный берег, высокий, обрывистый, с еловым частоколом поверху, лбисто нависал над речкой.
«Как дальше быть? Место-то открытое, идти или нет? — остановившись, начали советоваться мужики.— Идти надо, а кому идти? Если он, басурман, там, под лбиной, то не с пустыми руками сидит».
— Тебе идти с проведкой придется, Алексей,— ска зал Ваня-чудотворец.
— Не служат ноги, ребя, проваливаются во снегу,—ответил тот.
Ваня только махнул рукой и, выплюнув цигарку,спустился по откосу сам.
— А ну, выходи с того берега какой ты есть! — крикнул он.
Неожиданно в ответ раздался выстрел, и пуля, свистя, пролетела, казалось, возле самого уха.
Ваня-чудотворец выругался и, бухнувшись в снег, тоже выстрелил. На выстрел Прошка ответил двумя новыми. Ваня почувствовал, как у него вроде обожгло плечо, он схватился рукой, и липкая жижа свела пальцы. Поднявшись на берег, Ваня-чудотворец ска-вал:
— Вот тебе, Алексей, ружье, иди и веди его со всеми потрохами.
— Лыжи не держат, говорю...
— Становись на мои, они ширше. И с пустыми руками ни-ни —не возвращайся!
Кузовков нехотя натянул на валенки веревчатые крепления, перекрестился; неуклюже переставляя ноги, покатился под уклон и, не удержав равновесия, растянулся на снегу. С противоположной стороны снова раздался выстрел.
— Не могу,— вернувшись, слезно сказал Алешка,— мотри-ко, он ведь стреляет...
— А мы-то думали, он тебя в гости пригласит,— съязвил кто-то, но Ваня-чудотворец теперь был неумолим:
— Тебе надо идти, Алексей!
— Давай я подберусь,— послышался голос Федярки.
— До тебя очередь не дошла,— отодвинув рукой в сторону мальчишку, сказал все время молчавший Фанька.— Пойду я...
— Не справиться, Ефанаил...
Фанька, потускнев, сердито глянул на отца:
— Кому же идти, кроме нас с тобой? — и, достав из кармана тупорылый наган и дозарядив его, сунул обратно.— Я пойду, мужики...
Фанька надвинул на ухо шапку и неуклюже, подавшись всем коробом вперед, стал спускаться. На глазах у всех он перешел речку и повернул к тому загадочному кусту, который рос под обрывом. Там, где речка пово-
рачивала влево и своим течением как бы образовывала ендову, остановился.
— Не стреляй, Прохор, это я, Фанька,— спокойно сказал он.— Без оружия, видишь, иду... Поговорить надо.
— Давай, поговорим,— послышалось в ответ.
Из-за можжевельника показался кривоногий Прош-ка в своем кителе махорочного цвета. Ружье он держал в руке; хотя ствол был и опущен в землю, но, казалось, вот-вот он вздернет его и выстрелит.
— Покурим, что ль, — подойдя, предложил Фанька и, окинув взглядом утоптанную возле куста площадку, присел на лежавшее здесь комлистое бревно.
Достав табак, отсыпал его в бумажный желобок, протянул кисет Прошке.
— Смотри-ко, отыскал ведь? — беря кисет, настороженно-хитровато блеснул Прошка глазами-щелочками. Потом сел напротив и, обхватив руками ружье, принялся свертывать цигарку.
— Это ты в меня оттуль палил, что ли?—погодя, спросил он равнодушно.
— Я в тебя не стрелял, это охотники...
— Охотники, они и есть охотники, — покосился Прошка и, сунув цигарку в рот, прикурил из Фаньки-ных пригоршней. — Зачем пожаловал, свояк?
— Сдаваться надо, Прохор.
— Это кому я должен? Уж не тебе ли?
— Зачем мне, мы и так с тобой окружены.
— Не взять! — вскочил Прошка с прилипшей к губам цигаркой; глазки его зло заблестели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99