Тут подоспел Вьершов.
— На Казань... К своим! — чуть не плача, крикнул ему Степанов.
Высвободив его ногу, Вьершов поднял Степанова на своего коня и, вскочив на стремя, поскакал с тяжелой ношей следом за отступающими, приминая и втаптывая в землю поникшую колосом, переспелую рожь.
Конец августа был не менее тяжким, чем начало месяца. Белогвардейские полчища жали на южные границы губернии. Им помогали местные богатеи, то и дело в волостях вспыхивали кулацкие мятежи. Да и в других губерниях и городах было неспокойно. По газетным полосам жирными буквами каждый день шли все новые и новые тревожные вести.
...В Москве раскрыта крупная белогвардейская контрреволюционная организация. Вдохновителем диверсантов и заговорщиков — глава британской миссии Локкарт. Активизировались белогвардейцы и эсеры на Волге и Прикамье. В Казани вовсю действовали Савинков, Кап-пель и Фортунатов.
Двадцать восьмого августа белые взяли Свияжск и, продвинувшись вперед, отрезали штаб Первой армии.
Вслед за Свияжском пали Сарапул и Ижевск. Снова ожили и вятские эсеры. Бывший член Всероссийского Учредительного собрания от Вятской губернии, правый эсер Василий Бузанов, бахвал и говорун, души не чая, уже носился в Сарапуле с планами образования своего автономного Прикамского края. Около него увивались Карякии и Евсеев — и все эсеры. И вдруг на газетной полосе: в Петрограде убит Урицкий. Кто стрелял? Какой-то, го-
ворят, юнкер Канегиссер. Наверняка эсер... В тот же день, тридцатого августа, поздно вечером, всех потрясло новое сообщение: совершено покушение на Ленина... К зданию Вятского чрезвычайного штаба на Московской молча стекались люди, собирались срочно партийцы, весь актив города. Шли, от горя сжимали кулаки. У некоторых на глазах блестели слезы. «Жив ли Ильич?— навертывался у всех один вопрос. И опять: — Кто стрелял?»
В полночь кончилось экстренное совещание. Было оно на редкость коротким, всем было ясно: надо браться за оружие — идет борьба не на жизнь, а на смерть.
В накуренном опустевшем кабинете стоял осунувшийся похудевший Иван Попов. Он только что вернулся из Вятских Полян. Второй армии нужна помощь людьми, оружием, продовольствием... Белые уже топчут вятскую землю. Надо укреплять армию. И. вот такое неожиданное 'известие... Все еще держа в руках правительственное
сообщение, он снял очки, протер стекла. В глазах прыгали строчки:
— «Всем Советам рабочих, крестьянских депутатов. Всем армиям. Всем, всем, всем. Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на товарища Ленина...
...По выходе с митинга товарищ Ленин был ранен. Двое стрелявших задержаны», — вслух прочитал Попов тихим, охрипшим голосом.
— Это тоже дело рук эсеров, — облокотившись о стол и сжав ладонями голову, отозвался Петр Капустин.
— Не сомневаюсь, — согласился Попов.
— А мы с вами, Иван Васильевич, все еще с ними цацкаемся. Господина Трейтера и К0 уговариваем,— вскочил возбужденный Капустин и быстрыми шажками принялся кружить по комнате.— Да я бы, пусть разрешит мне штаб, я бы их всех к стенке!
— Спокойно, Петя, — Попов положил бумагу на стол. — Большевики не мстят.
— Будем мстить! Не дадите разрешения, сам буду действовать.
— Пе-е-тя... Товарищ Капустин! Давай к прямому проводу. Срочно оповестить уезды. Повсюду должны знать сообщение Всероссийского Центрального Исполни-, тельного Комитета Советов.
— А в Уржум как? Отменяется моя командировка, что ли?
— Нет, не отменяется, — с вновь появившейся привычной твердостью в голосе сказал Попов. — Передай сообщение и утром на рассвете в путь.
— Есть, утром на рассвете в путь! — прищелкнул каблуками взъерошенный Капустин. — А все же не согласен я с вами, Иван Васильевич.
— Это насчет чего?
— Насчет эсеров-то...
— Милый ты мой, Петушок,— тронул ладонью по плечу своего помощника Попов. — Да разве я спорю с тобой! Тут с ними куда сложнее... Ты знаешь, сколько эсеры ведут за собой темных людей... особенно крестьян? А эти люди, крестьяне то есть, нужны нам. Придет время... Всему придет время, Петр...
— А по-моему, пришло. Степанов-то знаешь где? В Казани. В должности командира северной группы..
— Знаю... проглядели мы тут.
— Вот так и с другими может быть.
Петр Капустин вытащил из кобуры пистолет и с сожалением покачал головой: мало патронов.
— Нет у тебя лишней обоймы? — спросил он.
— Возьми мой наган.
— Он тебе самому пригодится. Уж лучше трофейный заберу. Но и старый не оставлю. С двумя-то надежнее. Тут уж пощады, господа эсеры, от Петра Капустина не ждите!
— Слушай, Петр. Мы решаем завтра, теперь уже не завтра, а сегодня, объявить массовую мобилизацию. А как быть с активом?
— Что же, поедем организовывать.
— Этого мало. Надо объявить партийную мобилизацию. Надо всех коммунистов, комсомольцев, весь наш актив срочно вызвать в губвоенкомат. У кого есть бронь — снять... Всех под ружье!
— Вот это правильно! Может, мне лучше не в Уржум, а на фронт.
— Пе-е-тя... Товарищ Капустин! На рассвете в путь!
— Есть, на рассвете в путь! А теперь бегу к проводу,— и, легко повернувшись, низенький и юркий Капустин, слегка сутулясь, вышел в соседнюю комнату.
Попов открыл окно, глубоко вдохнув влажный ночной воздух, прислушался. Мимо в сопровождении конных прошли люди с огромными мешками.
— Кого поймали? — спросил постовой у ворот.
— Видишь кого, спекулянтов, кляп им в маковку,— ответил верховой и поторопил: — Давай двигай, по сторонам головами не вертеть.
— Стой, кто таковой?! Стрелять буду, — уже другим голосом крикнул постовой штаба.
— А у нас у самих стрелялы есть, — ответил из темноты басовитый голос.
Попов взял наган, дозарядил его, опять подумал о Ленине: «Жив ли, родной... Как же так без охраны-то отпустили... Здесь и то надо смотреть в оба».
Смолкло за поворотом цоканье копыт, где-то скрипнули двери, приглушенно тявкнула собачонка. Вроде за окном стало светлее. Попов прошел в сосед-
нюю комнату и, дотронувшись до плеча Капустина, тихо сказал:
— Давай поговорю я, а ты с часок вздремни.
— Нет-нет, я сам.
— Пе-е-тя, товарищ Капустин... На рассвете в путь.
— Есть, на рассвете в путь,—ответил Капустин и, бросив под голову подшивку газет, повалился на диван. Полежав, добавил: — Звонил Ложенцову. Сегодня с Сор-махом поднимают людей. Мобилизуют с. конями...
— Спи, Петя.
— Есть спать! На рассвете в путь!..
На голову разбитые под Шурмой степановцы бежали к Казани на соединение с белочехами, надеясь собрать новые силы и снова двинуться в низовья Вятки. Под Казанью в это время шли ожесточенные бои; под натиском красных частей белые дрогнули, но еще не сдавались. Однако перевес на этом участке фронта уже определился. Командир первого батальона 19-го уральского стрелкового полка сообщал председателю Вятского чрезвычайного штаба:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
— На Казань... К своим! — чуть не плача, крикнул ему Степанов.
Высвободив его ногу, Вьершов поднял Степанова на своего коня и, вскочив на стремя, поскакал с тяжелой ношей следом за отступающими, приминая и втаптывая в землю поникшую колосом, переспелую рожь.
Конец августа был не менее тяжким, чем начало месяца. Белогвардейские полчища жали на южные границы губернии. Им помогали местные богатеи, то и дело в волостях вспыхивали кулацкие мятежи. Да и в других губерниях и городах было неспокойно. По газетным полосам жирными буквами каждый день шли все новые и новые тревожные вести.
...В Москве раскрыта крупная белогвардейская контрреволюционная организация. Вдохновителем диверсантов и заговорщиков — глава британской миссии Локкарт. Активизировались белогвардейцы и эсеры на Волге и Прикамье. В Казани вовсю действовали Савинков, Кап-пель и Фортунатов.
Двадцать восьмого августа белые взяли Свияжск и, продвинувшись вперед, отрезали штаб Первой армии.
Вслед за Свияжском пали Сарапул и Ижевск. Снова ожили и вятские эсеры. Бывший член Всероссийского Учредительного собрания от Вятской губернии, правый эсер Василий Бузанов, бахвал и говорун, души не чая, уже носился в Сарапуле с планами образования своего автономного Прикамского края. Около него увивались Карякии и Евсеев — и все эсеры. И вдруг на газетной полосе: в Петрограде убит Урицкий. Кто стрелял? Какой-то, го-
ворят, юнкер Канегиссер. Наверняка эсер... В тот же день, тридцатого августа, поздно вечером, всех потрясло новое сообщение: совершено покушение на Ленина... К зданию Вятского чрезвычайного штаба на Московской молча стекались люди, собирались срочно партийцы, весь актив города. Шли, от горя сжимали кулаки. У некоторых на глазах блестели слезы. «Жив ли Ильич?— навертывался у всех один вопрос. И опять: — Кто стрелял?»
В полночь кончилось экстренное совещание. Было оно на редкость коротким, всем было ясно: надо браться за оружие — идет борьба не на жизнь, а на смерть.
В накуренном опустевшем кабинете стоял осунувшийся похудевший Иван Попов. Он только что вернулся из Вятских Полян. Второй армии нужна помощь людьми, оружием, продовольствием... Белые уже топчут вятскую землю. Надо укреплять армию. И. вот такое неожиданное 'известие... Все еще держа в руках правительственное
сообщение, он снял очки, протер стекла. В глазах прыгали строчки:
— «Всем Советам рабочих, крестьянских депутатов. Всем армиям. Всем, всем, всем. Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на товарища Ленина...
...По выходе с митинга товарищ Ленин был ранен. Двое стрелявших задержаны», — вслух прочитал Попов тихим, охрипшим голосом.
— Это тоже дело рук эсеров, — облокотившись о стол и сжав ладонями голову, отозвался Петр Капустин.
— Не сомневаюсь, — согласился Попов.
— А мы с вами, Иван Васильевич, все еще с ними цацкаемся. Господина Трейтера и К0 уговариваем,— вскочил возбужденный Капустин и быстрыми шажками принялся кружить по комнате.— Да я бы, пусть разрешит мне штаб, я бы их всех к стенке!
— Спокойно, Петя, — Попов положил бумагу на стол. — Большевики не мстят.
— Будем мстить! Не дадите разрешения, сам буду действовать.
— Пе-е-тя... Товарищ Капустин! Давай к прямому проводу. Срочно оповестить уезды. Повсюду должны знать сообщение Всероссийского Центрального Исполни-, тельного Комитета Советов.
— А в Уржум как? Отменяется моя командировка, что ли?
— Нет, не отменяется, — с вновь появившейся привычной твердостью в голосе сказал Попов. — Передай сообщение и утром на рассвете в путь.
— Есть, утром на рассвете в путь! — прищелкнул каблуками взъерошенный Капустин. — А все же не согласен я с вами, Иван Васильевич.
— Это насчет чего?
— Насчет эсеров-то...
— Милый ты мой, Петушок,— тронул ладонью по плечу своего помощника Попов. — Да разве я спорю с тобой! Тут с ними куда сложнее... Ты знаешь, сколько эсеры ведут за собой темных людей... особенно крестьян? А эти люди, крестьяне то есть, нужны нам. Придет время... Всему придет время, Петр...
— А по-моему, пришло. Степанов-то знаешь где? В Казани. В должности командира северной группы..
— Знаю... проглядели мы тут.
— Вот так и с другими может быть.
Петр Капустин вытащил из кобуры пистолет и с сожалением покачал головой: мало патронов.
— Нет у тебя лишней обоймы? — спросил он.
— Возьми мой наган.
— Он тебе самому пригодится. Уж лучше трофейный заберу. Но и старый не оставлю. С двумя-то надежнее. Тут уж пощады, господа эсеры, от Петра Капустина не ждите!
— Слушай, Петр. Мы решаем завтра, теперь уже не завтра, а сегодня, объявить массовую мобилизацию. А как быть с активом?
— Что же, поедем организовывать.
— Этого мало. Надо объявить партийную мобилизацию. Надо всех коммунистов, комсомольцев, весь наш актив срочно вызвать в губвоенкомат. У кого есть бронь — снять... Всех под ружье!
— Вот это правильно! Может, мне лучше не в Уржум, а на фронт.
— Пе-е-тя... Товарищ Капустин! На рассвете в путь!
— Есть, на рассвете в путь! А теперь бегу к проводу,— и, легко повернувшись, низенький и юркий Капустин, слегка сутулясь, вышел в соседнюю комнату.
Попов открыл окно, глубоко вдохнув влажный ночной воздух, прислушался. Мимо в сопровождении конных прошли люди с огромными мешками.
— Кого поймали? — спросил постовой у ворот.
— Видишь кого, спекулянтов, кляп им в маковку,— ответил верховой и поторопил: — Давай двигай, по сторонам головами не вертеть.
— Стой, кто таковой?! Стрелять буду, — уже другим голосом крикнул постовой штаба.
— А у нас у самих стрелялы есть, — ответил из темноты басовитый голос.
Попов взял наган, дозарядил его, опять подумал о Ленине: «Жив ли, родной... Как же так без охраны-то отпустили... Здесь и то надо смотреть в оба».
Смолкло за поворотом цоканье копыт, где-то скрипнули двери, приглушенно тявкнула собачонка. Вроде за окном стало светлее. Попов прошел в сосед-
нюю комнату и, дотронувшись до плеча Капустина, тихо сказал:
— Давай поговорю я, а ты с часок вздремни.
— Нет-нет, я сам.
— Пе-е-тя, товарищ Капустин... На рассвете в путь.
— Есть, на рассвете в путь,—ответил Капустин и, бросив под голову подшивку газет, повалился на диван. Полежав, добавил: — Звонил Ложенцову. Сегодня с Сор-махом поднимают людей. Мобилизуют с. конями...
— Спи, Петя.
— Есть спать! На рассвете в путь!..
На голову разбитые под Шурмой степановцы бежали к Казани на соединение с белочехами, надеясь собрать новые силы и снова двинуться в низовья Вятки. Под Казанью в это время шли ожесточенные бои; под натиском красных частей белые дрогнули, но еще не сдавались. Однако перевес на этом участке фронта уже определился. Командир первого батальона 19-го уральского стрелкового полка сообщал председателю Вятского чрезвычайного штаба:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99